Обзор постановлений Европейского суда по правам человека за май

24.06.2007

Ахмадова и Садулайева против России (постановление от 10 мая 2007 г.)

Заявители являются гражданами Чеченской Республики. В настоящее время
живут в Ингушетии.

Сын первого заявителя, Шамиль Ахмадов, был женат на втором заявителе,
у них пятеро детей. Они жили в г. Аргун, в 10 км от Грозного, где
Шамиль работал на рынке.

10 марта 2001 г. незаконные военные формирования штурмовали и заняли
местную телевизионную станцию в Аргуне. Несколько СМИ также сообщали,
что в тот же день российский военный блокпост в Аргуне подвергся
обстрелу и понесли потери.

Между 11 и 14 марта 2001 г. военные провели <<зачистку>> в городе,
явно в ответ на атаку накануне.13 марта 2001 г. агентство новостей
Интерфакс сообщило, что военное командование заявило, что операция
проводилась с целью обнаружить повстанцев и преступников, найти оружие
и боеприпасы. Движение транспорта и людей было ограничено..и дороги из
Аргуны в Грозный были перекрыты.

По информации командования в результате операции были задержаны
<<лица, которые, согласно данным разведки, могли быть вовлечен в
террористические акты и убийства, совершенные в Аргуне>>. Количество
задержанных лиц не сообщалось.

Между 12 и 14 часов 12 марта 2001 г. Шамиль Ахмадов ушел из дому.
Несколько военных транспортных средств заняли позиции на соседней
улице. Военные задержали Шамиля Ахмадова. Второй заявитель, которой
сосед сообщил о происходящем, просилась посмотреть, что происходит.
Она увидела мужа, окруженного группой военных, которые затаскивали его
в бронетранспортер.

Второй заявитель рассказывала, что затем она побежала домой. Вместе с
первым заявителем они пошли в штаб командования, где они разговаривали
с командиром, Сидоренко Н.И. Он сказал, что Шамиля Ахмадова в штаб не
доставляли. В течение следующих нескольких дней оба заявителя вместе с
родственниками других задержанных ожидали новостей перед штабом.

Сразу же после задержания Шамиля Ахмадова заявители начали его поиски
с родственниками других 10 человек, которые <<исчезли>>.

Несколько раз, письменно и лично, они обращались с жалобами в
прокуратуры разных уровней, МВД, органы власти Чечни и Специальному
представителю Президента РФ в Чеченской Республики и просьбами о
помощи и просили сообщить о ходе расследования.

Заявители получали очень мало информации от органов государственной
власти по существу расследования исчезнования Шамиля Ахмадова.
Несколько раз им направляли копии запросов в различные прокуратуры.

Вскоре после 11 марта 2001 г. первого заявителя допрашивал следователь
в штабе военного командования.

Сразу же после <<прочесывания>> в Аргуне на краю главной российской
военной базы в Ханкале было обнаружены тела четверых лиц. Эти люди
позже были опознаны как лиц, которые были задержаны среди 11 других в
Аргуне 12 марта 2001 г.

28 мая 2001 г. следователь прокуратуры сообщил первому заявителю, что
возбуждено уголовное дело 23 марта 2001 г. по части 2 статьи 126 УК
РФ.

21 марта 2002 г. следователь прокуратуры г. Агуны сообщил первому
заявителю о приостановлении следствия по уголовному делу, поскольку
невозможно определить лиц, ответственных за похищение Ахмадова.

12 марта 2002 г. первый заявитель обратился в Шалийский районный суд о
признании ее сына без вести пропавшим, чтобы получать пособия в связи
с потерей кормильца.

В конце апреля 2002 г. местные жители обнаружили тело в поле за
Аргуной. После обнаружения тела они потребовали в штабе военного
командования эксгумации.

Родственники опознали по остаткам одежды Шамиля Ахмадова, который был
похищен неизвестными лицами 12 марта 2001 г. в Аргуне.

21 августа 2002 г. отдел регистрации гражданских актов г. Аргуны
выдало свидетельство о смерти Шамиля Ахмадова, указав, что смерть
наступила 22 марта 2001 г. в Аргуне.

18 ноября 2004 г. военный прокурор вынес постановление о прекращении
производства по делу в отношении военнослужащих МВД и Министерств
обороны на основании ч.1 ст. 24 УПК в связи с отсутствием состава
преступления в их действиях.

За три года расследование дела приостанавливалось и возобновлялось как
минимум шесть раз.

Предполагаемое нарушение статьи 2 Конвенции

Заявители утверждали, что Шамиль Ахмадов был задержан военными в ходе
операции службы безопасности, а затем убит. В подтверждение они
ссылаются на ряд фактов, которые не опровергаются правительством.

По официальным документам Шамиль Ахмадов признан умершим в марте 2001
г., несколько дней позже после даты его исчезновения. Следовательно, в
ходе внутреннего разбирательства предполагалось, что существовала
связь между его похищением и смертью. Тот факт, что на г-не Ахмадов
была надет та же одежда, что и в день его исчезновения, поддерживает
данное заключение.

После того, как нашли тело Шамиля Ахмадова, нашли еще тела четырех
человек, которые были задержаны в Аргуне 12 мая 2001 г., все имели
следы насильственной смерти. Суд признает, что данные факты наводят на
мысль, что смерти этих задержанных были одним из последствий их
исчезновение, и подтверждают предположение, что они были казнены
государственными агентами без суда.

По мнению Суда, существует ряд показаний, которые позволяют считать,
что государство несет ответственность за смерть Шамиля Ахмадова. В
связи с отсутствием каких-либо указаний на законность данных действий,
следует, что имело место нарушение статьи 2.

Суд также признает нарушение статьи 2 в связи с проведением
неэффективного расследования по уголовному делу относительно
обстоятельств исчезновения и смерти Шамиля Ахмадова.

Предполагаемое нарушение статьи 3

Суд считает, что заявители испытывали страдание и боль в связи с
исчезновением их сына и мужа и невозможностью узнать, что с ним
случилось или получить своевременно информацию о расследовании.
Реакцию властей на жалобы заявителей может рассматриваться как
бесчеловечное обращение в значении статьи 3. Суд делает вывод, что
имело место нарушение статьи 3 в отношении заявителей.

Предполагаемое нарушение статьи 5

Ранее Суд отмечал, что основная важность гарантий, содержащихся в
статье 5, обеспечения права лиц в демократическом обществе быть
свободным от произвольного задержания. Суд также заявило, что
неизвестное задержание является полным отрицанием данных гарантий и
представляет грубое нарушение статьи 5 (см. iek v. Turkey,
no. 25704/94, S: 164, постановлении от 27 февраля 2001; and Luluyev v.
Russia cited above, S: 122).

Суд признал установленным, что Шамиль Ахмадов был задержан военными 12
марта 2001 г. в ходе операции в Аргуне и больше его не видели живым.
Правительство не представило никаких пояснений относительно задержания
и документов по существу по поводу внутреннего расследования по факту
исчезновения. Таким образом, Суд делает вывод, что он был жертвой
неизвестного задержания.

Суд не сомневается, что власти не приняли немедленно эффективных мер
по защите г-на Ахмадова от риска исчезновения.

Соответственно, Суд признает, что имело место нарушение статьи 5
Конвенции.

Предполагаемое нарушение статьи 13 Конвенции

Статья 13 Конвенции гарантирует доступность на национальном уровне
средств защиты, позволяющих осуществлять права и свободы, закрепленные
в Конвенции, в любом виде, в котором они могут быть обеспечены
национальным законодательством. Учитывая существенную значимость права
на защиту жизни, статья 13 требует, кроме выплаты компенсации, когда
это уместно, тщательного и эффективного расследования, в результате
которого можно определить и наказать ответственных лиц за лишение
жизни и отношение, противоречащего статье 3, включая эффективный
доступ заявителя к процедуре расследования, направленного на
определение и наказание ответственных лиц (см. Anguelova v. Bulgaria,
no. 38361/97, S:S: 161-162, ECHR 2002-IV; Assenov and Others, cited
above, S: 117; and Sheyla Aydn v. Turkey, no. 25660/94, S: 208,
постановление от 24 мая 2005 г.). Далее Суд напоминает, что требования
статьи 13 о проведении эффективного расследования шире, чем
обязательство Договаривающихся Сторон в соответствии со статьей 2 (см.
Orhan v. Turkey, no. 25656/94, S: 384, постановление от 18 июня 2002,
and Khashiyev and Akayeva, cited above, S: 183).

В свете признанных Судом нарушений с учетом статей 2 и 3, эти жалобы
"являются подлежащими доказыванию" для целей статьи 13 Конвенции (см.
Boyle and Rice v. the United Kingdom, решение от 27 апреля 1988,
Series A no. 131, S: 52).

Уголовное расследование исчезновения и смерти было неэффективным, а
любое другое средство, которое могло существовать, в том числе и в
рамках гражданского судопроизводства, о котором заявило правительство,
оказалось неэффективным. Исходя из этого, государство не выполнило
своего обязательства, предусмотренного статьей 13 Конвенции.

Соответственно, имело место нарушение статьи 13 Конвенции в сочетании
со статьями 2 и 3 Конвенции.

Суд постановил, что

1. имело место нарушение статьи 2 Конвенции в отношении Шамиля
Ахмадова

2. имело место нарушение статьи 2 Конвенции в связи с проведением
неэффективного расследования обстоятельств смерти Шамиля Ахмадова

3. имело место нарушение статьи 3 Конвенции в отношении обоих
заявителей

4. имело место нарушение статьи 5 Конвенции в отношении Шамиля
Ахмадова

5. имело место нарушение статьи 13 Конвенции в отношении
предполагаемых нарушений статей 2 и 3 Конвенции

6. имело место нарушение статьи 38.1 Конвенции в связи с
непредоставлением российским правительством документов, затребованных
Судом

Суд присудил компенсацию морального вреда в размере 20 000 евро
первому заявителю, 20 000 евро второму заявителю

Владимир Соловьев против России (постановление от 24 мая 2007 г.)

В мае 1993 г. на улице города Екатеринбурга были найдены тела трех
человек. 29 марта 1994 г. заявитель был обвинен в убийстве по
неосторожности и незаконном ношении оружия. Десять дней спустя
помощник прокурора Орджоникидзевского района прекратил производство по
делу в отношении заявителя, поскольку было признано, что он действовал
в целях самозащиты.

14 ноября 1997 г. заявителя обвинили в причинении тяжкого вреда г-ну
М.

В феврале 1998 г. прокурор Свердловской области возобновил
производство по уголовному делу в отношении заявителя по обвинению в
совершении в убийстве по неосторожности и незаконном ношении оружия и
направил дело для расследования. В декабре 1998 г. заявителю было
предъявлено обвинение в совершении убийства по неосторожности и
незаконном лишении свободы.

17 октября 2000 г. Орджоникидзевский районный суд, на которое не был
вызван защитник заявителя, вынес постановление об избрании меры
пресечения в виде содержания под стражей. В этот же день заявителя
взяли под стражу.

1 марта 2001 г. срок содержания под стражей заявителя был продлен без
указания срока и оснований продления. Судья отметил, что данное
постановление не подлежит обжалованию.

17 апреля 2001 г. срок содержания под стражей был продлен без указания
срока и оснований продления. 18 июля 2001 г. Свердловский областной
суд необоснованно оставил постановление в силе.

4 июня 2001 г. Орджоникидзевский районный суд отказал в удовлетворении
ходатайства заявителя о проведении дополнительного расследования.
Свердловский областной суд оставил жалобу на постановление от 4 июня
2001 г. в силе.

С 17 апреля 2001 г. по 10 июля 2003 г. Орджоникидзевский районный суд
несколько раз продлевал срок содержания заявителя под стражей.

26 июня 2003 г. Орджоникидзевский районный суд исключил определенные
доказательства. В тот же день было прекращено уголовное дело в части
обвинения в совершении убийства по неосторожности в связи с истечением
сроков давности уголовного преследования. Суд продлил срок содержания
заявителя под стражей до 1 октября 2003 г. Заявитель и его защитник
подали жалобы, но впоследствии отказались от них.

10 июля 2003 г. Орджоникидзевский районный суд прекратил производство
по делу в отношении заявителя в части обвинения в незаконном
ограничении свободы, поскольку деяние не могло быть охарактеризовано
как преступное. В тот же день районный суд признал заявителя виновным
в причинении тяжкого вреда здоровью и приговорил его к году тюремного
заключения. Заявителя был освобожден под подписку о невыезде.

Заявитель и его защитник обжаловали приговор, 24 февраля 2004 г. они
отказались от жалоб.

3 марта 2004 г. Свердловский областной суд принял отказ от жалоб и
прекратил процедуру в кассационном производстве. В тот же день была
отменена подписка о невыезде.

Предполагаемое нарушение статьи 5.1 Конвенции

Суд напоминает, что выражения <<законный>> и <<в соответствие с
процедурой, предусмотренной законом>> статьи 5.1 связаны с
национальным законодательством и устанавливают обязанность соблюдать
материальные и процессуальные положения закона.

Однако <<законность>> содержания под стражей в соответствии с
национальным законодательством не всегда является решающим элементом.
Кроме того, Суд должен удостовериться, что содержание под стражей в
рассматриваемый период соответствует цели статьи 5.1 Конвенции,
которая направлена на предотвращение произвольного лишения свободы
лиц.

Кроме того, Суд должен выяснить, соответствует ли само национальное
законодательство Конвенции. Суд подчеркивает, что если речь идет о
лишении свободы, особенно важно, чтобы основной принцип правовой
определенности был удовлетворен. Следовательно, важно, чтобы условия
лишения свободы в соответствии с национальным законодательством были
четко определены и чтобы само законодательство было предвидимым в
своем применении, чтобы отвечало стандарту <<законности>>,
установленному Конвенцией, который предусматривает, что все законы
достаточно четко прописаны и позволяют в известной степени
предположить при обстоятельствах последствия, которые повлечет
действие (см. Jeius v. Lithuania, no. 34578/97, S: 56, ECHR 2000-IX,
and Baranowski v. Poland, no. 28358/95, S:S: 50-52, ECHR 2000-III).

Суд отмечает, что 13 ноября 2002 г. областной суд, отменив решение
районного суда, постановило, что мера пресечения, избранная для
заявителя, должна остаться той же, и направило дело на новое
рассмотрение. 20 ноября 2002 г., районный суд продлил срок содержания
заявителя под стражей, не указав срок продления и основания для
продления, хотя дело пересматривалось в районном суде. 15 декабря 2002
г. районный суд пересмотрел дело после возвращения из областного суда
и вынес постановление о продлении содержания до 1 января 2003 г.

Суд уже рассматривал и признавал нарушение статьи 5.1 (с) Конвенции в
ряде дел с подобными фактами. В частности, Суд заявил, что отсутствие
оснований, представленных судебными властями в своих постановлениях о
продлении срока содержания под стражей, не соответствует принципу
защиты от произвольного лишения свободы, установленного в статье 5.1
(см. Nakhmanovich v. Russia, no. 55669/00, S:S: 70-71, постановление
от 2 марта 2006 г., and Staшaitis, S: 67).

Позволение заключенному томиться под стражей без конкретно
обоснованного судебного решения и без конкретно установленного срока,
равносильно попранию статьи 5, норме, которая делает заключение под
стражу исключением из права на свободу, допустимым в исчерпывающе
приведенных и строго определенных случаях (См. Khudoyorov, cited
above, S: 142).

Суд признает, что постановление районного суда от 15 декабря 2002 г.,
оставленное в силе 8 января 2003 г., не составляет <<законное>>
основание для содержания заявителя под стражей с 13 ноября по 15
декабря 2002 г.

Суд считает, что любое ex post facto санкционирование содержания под
стражей не совместимо с правом на <<личную неприкосновенность>>,
поскольку оно неизбежно связано с произволом (см. Khudoyorov, cited
above, S: 142).

Суд признал нарушение статьи 5.1 (с) Конвенции в связи с содержанием
заявителя под стражей с 13 ноября по 15 декабря 2002 г.

Предполагаемое нарушение статьи 5.3 Конвенции

Суд отмечает, что Орджоникидзевский районный суд вынес постановление
об избрании меры пресечения в виде содержания под стражей 17 октября
2000 г., более чем через год после того, как дело было отправлено в
суд в феврале 1999 г. В качестве оснований районный суд указал тяжесть
совершенных преступлений, его попытки повлиять на потерпевшего и
препятствовать отправлению правосудия. После 17 октября 2000 г.
районный суд продлевал срок содержания под стражей 13 раз. При
вынесении первых трех постановлений о продлении суд не указывал
никаких оснований. В остальных случаях суды постоянно ссылались на
тяжесть преступления, тот факт, что заявитель угрожал потерпевшему и
тем самым препятствовал отправлению правосудия.

Что касается тяжести предъявленного обвинения как основания применения
меры пресечения, Европейский суд напомнил, что не может сама по себе
служить оправданием длительного срока содержания под стражей (см.
Panchenko v. Russia, no. 45100/98, S: 102, постановление от 8 февраля
2005; and Goral v. Poland, no. 38654/97, S: 68, постановление от 30
октября 2003). Это особенно важно для российской правовой системы, где
правовая квалификация фактов, а, следовательно, и наказания, грозящего
заявителю, была определена обвинением без судебного исследования
вопроса о том, подкрепляют ли полученные доказательства обоснованное
подозрение в том, что заявитель совершил предполагаемое преступление
(см. Khudoyorov, cited above, S: 180).

Другими основаниями для продления срока содержания под стражей были
угрозы со стороны заявителя потерпевшим и препятствование отправлению
правосудия. Суд отмечает, что национальные власти обязаны указать на
существование конкретных фактов, перевешивающих право на уважение
личной свободы. Перекладывание бремени доказывания на заключенного в
подобном деле эквивалентно нарушению Статьи 5 Конвенции, согласно
которой заключение является исключительным отступлением от права на
свободу и разрешено только в строго определенных случаях (см. Rokhlina
v. Russia, no. 54071/00, S: 67, постановление от 7 апреля 2005 г.).

Суд отмечает, что на начальных стадиях расследования риск того, что
задержанное лицо может воспрепятствовать правосудию, может оправдать
содержание его или ее под стражей. Однако после того, как
доказательства были собраны, эти основания отпали (см. Mamedova v.
Russia, no. 7064/05, S: 79, постановление от 1 июня 2006 г.). В связи
с этим Суд напоминает, что заявитель находился под стражей в течение
более двух лет, пока в суде проходило разбирательство. Таким образом,
у властей было достаточно времени, чтобы взять показания потерпевших и
проверить их достоверность, чтобы исключить любые сомнения и исключить
необходимость продления срока под стражей заявителя на этом основании.

Более того, Суд отмечает, что, кроме того, что заявитель якобы
заявитель угрожал потерпевшим, национальные власти не указывали
какие-либо конкретные факты, выступающие в качестве основания для
содержания заявителя под стражей. Власти не представили никаких
доказательств, подтверждающих, что в случае освобождения он бы скрылся
или уклонился от правосудия.

Что касается отказа заявителя от признания вины, Суд не может
согласиться с тем, что данный факт оправдывает продление срока
содержания под стражей. Заявитель не обязан сотрудничать с властями, и
не может быть обвинен в реализации его право сохранять молчание (см.
Mamedova, cited above, S: 83; mutatis mutandis, Yac and Sargn v.
Turkey, решение от 8 июня 1995, Series A no. 319-A, S: 66; and W. v.
Switzerland, решение от 26 января 1993, Series A no. 254-A, S: 42).

Далее Суд подчеркивает, что при решении вопроса о том, помещать лицо
под стражу или освободить, власти обязаны в соответствии со статьей
5.3 рассмотреть альтернативные способы обеспечения его или ее
присутствия в суде (см. Sulaoja v. Estonia, no. 55939/00, S: 64,
постановление от 15 февраля 2005 г.; Jaboski v. Poland, no. 33492/96,
S: 83, постановление от 21 декабря 2000).

Национальные суды не объясняли в своих постановлениях, почему
альтернативные меры пресечения, кроме содержания под стражей, не
обеспечили бы ведение судебного разбирательство надлежащим образом.
Особенно это непонятно в связи с принятием нового УПК, который четко
прописывает, что национальные суды должны рассматривать более мягкие
меры в качестве альтернатив содержанию под стражей.

Суд признает, что постановления национальных властей не были основаны
на анализе соответствующих фактов. Они не учли аргументов в пользу
освобождения заявителя, таких как семейные обстоятельства и ухудшающее
состояние здоровья. Суд выражает особую обеспокоенность тем фактом,
что российские суды постоянно используют стереотипные выводы для
оправдания продления содержания под стражей: районный суд повторял те
же самые выводы в не менее трех постановлениях, вынесенных между 27
мая и 1 октября 2002 г.

С учетом вышесказанного, Суд считает, что власти продляли срок
содержания заявителя под стражей на <<недостаточных>> основаниях.
Таким образом, власти не смогли оправдать продление срока лишение
свободы заявителя в течение приблизительно 2 лет 9 месяцев.

Следовательно, нет необходимости рассматривать вопрос, проводилось ли
разбирательство с должным усердием, поскольку столь длительный период
в данных обстоятельствах не может рассматриваться как <<разумный>> в
пределах значения статьи 5.3 Конвенции (см. Pekov v. Bulgaria,
no. 50358/99, S: 85, постановление от 30 марта 2006). Следовательно,
имело место нарушение данного положения.

Суд напоминает, что хотя и не всегда существует необходимость, чтобы
процедура, установленная статьей 5.4, предусматривала те же гарантии,
как и статья 6.1 Конвенции, в уголовном или гражданском
судопроизводстве, данная процедура должна иметь судебный характер и
обеспечивать гарантии, соответствующие данному виду лишения свободы
(см. Reinprecht v. Austria, no. 67175/01, S: 31, ECHR 2005-XII).
Процесс разбирательства должен быть состязательным и обеспечивать
равенство сторон. Возможность для лица, содержащегося под стражей,
участвовать в судебном разбирательстве лично или через представителя,
является одной из основных гарантий процедуры, применяемой в случаях
лишения свободы (см. Kampanis v. Greece, решение от 13 июля 1995 г.,
Series A no. 318-B, S: 47).

Предполагаемое нарушение статьи 5.4 Конвенции

Далее Суд отмечает, что 12 июля 2002 г. заявитель обратился с
кассационной жалобой на решение от 1 июля 2002 г. 21 августа 2001 г.
областной суд снял жалобу с кассации и направил дело обратно в
районный суд. Областной суд дал указание районному суду рассмотреть
вопрос о пропуске заявителем срока для подачи жалобы, предложить
заявителю подать ходатайство о продлении срока для подачи жалобы и
назначить дату рассмотрения кассационной жалобы. Районный суд не
выполнил указаний областного суда. Жалоба в кассации не
рассматривалась.

Суд напоминает, что статья 5.4 обязывает Договаривающиеся Стороны
предоставлять лицу, содержащемуся под стражей, возможность пересмотра
в судебном порядке на основании принципа состязательности, обеспечивая
его возможностью эффективно представлять свое дело в судебном
заседании. Данное положение Конвенции не требует создавать вторую
инстанцию для рассмотрения ходатайств об освобождении из-под стражи.
Тем не менее, государство, которое создает такую систему, должно в
принципе предоставить лицам, содержащимся под стражей, те же самые
гарантии при обжаловании, как и в первой инстанции (см. Toth v.
Austria, решение от 12 декабря 1991, Series A no. 224, S: 84).

Суд часто признавал нарушения статьи 5.4 Конвенции в делах, связанных
с подобными нарушениями, как в настоящем деле (см. Woch v. Poland, no.
27785/95, S:S: 125-131, ECHR 2000-XI; Grauinis v. Lithuania, no.
37975/97, S: 34, постановление от 10 октября 2000 г.; and Mamedova
v. Russia, no. 7064/05, S:S: 90-93, постановление от 1 июня 2006 г.).

Изучив представленные материалы, Суд отмечает, что правительство не
представило никакого факта или аргумента, который бы убедил Суд
сделать другой вывод в настоящем деле. Суд отмечает, что постановление
о продлении от 1 июля 2002 г. было вынесено районным судом в
отсутствие заявителя и его защитника. У заявителя не было возможности
должным образом оспорить основания продления срока его содержания под
стражей.

Впоследствии у заявителя появилась возможность в соответствии с
российским законодательством обжаловать постановление о продлении
срока от 1 июля 2002 г. в областной суд, и он и его защитник пытались
воспользоваться таким правом. Однако их жалобы не были рассмотрены.
Таким образом, у заявителя не было возможности представить свои
аргументы в областном суде, который мог бы рассмотреть фактические и
правовые основания для продления его содержания под стражей и
предоставить заявителю право на обжалование процессуальных и
материальных основания, которые являются существенными для
<<законности>>, в смысле Конвенции, лишения свободы.

Суд отмечает, что при таких обстоятельствах заявитель был лишен
эффективного пересмотра законности продления срока его содержания под
стражей с 1 июля по 1 октября 2002 г. в связи с тем, что не смог
представить свое дело эффективно ни на одной из стадий
разбирательства. Следовательно, Суд признает, что имело место
нарушение статьи 5.4 Конвенции.

Суд напоминает, что 1 октября 2002 г. районный суд продлил срок
содержания заявителя еще на три месяца до 1 января 2003 г. Ни
заявитель, ни его защитник не присутствовали на заседании. Во время
заседания по обжалованию постановления о продлении срока 13 ноября
2002 г. в присутствии защитника заявителя областной суд подтвердил,
что 1 октября 2002 г. районный суд нарушил требования российского
законодательства, поскольку нарушил право заявителя присутствовать или
быть представленным на судебном заседании. Областной суд отменил
постановление от 1 октября 2002 г. о продлении срока и содержания и
направил дело на пересмотр.

15 декабря 2002 г. районный суд пересмотрел дело и подтвердил доводы,
изложенные в постановлении от 1 октября 2002 г. При этом
присутствовали заявитель и его защитник.

Далее Суд отмечает, что 8 января 2003 г. областной суд рассмотрел
жалобу заявителя и его защитника на решение от 15 декабря 2002 г.
Заявителя не привезли на заседание. Исходя из представленных
материалов, Суд не уверен, что защитника проинформировали о судебном
заседании от 8 января 2003 г.

Таким образом, Суд напоминает, что законность содержания заявителя под
стражей с 1 октября 2002 г. по 1 января 2003 г. была дважды
рассмотрена районным судом и дважды областным судом при обжаловании.

Заявителю не предоставили эффективную возможность представить
аргументы по делу на первом заседании от 1 октября 2002 г. в связи с
отсутствием его самого и его защитника. Суд отмечает, что аргумент
правительства о том, что 13 ноября 2002 г. областной суд предпринял
меры, чтобы исправить предполагаемое нарушение. В связи с этим Суд
отмечает, что 13 ноября 2002 г., т.е. почти что полтора месяца после
того, как было продлено содержание заявителя под стражей 1 октября
2002 г., областной суд отменил то постановление, указав на нарушение
процессуальных прав заявителя. Однако областной суд не проверил
основания продления срока содержания заявителя под стражей и не принял
во внимание доводы защитника относительно законности продления
содержания под стражей, просто заявив, что меру пресечения <<оставить
прежней>>. При таких обстоятельствах Суд не может сделать вывод, что
судебное рассмотрение содержания заявителя под стражей областным судом
13 ноября 2002 г. отвечало требованиям статьи 5.4 Конвенции (см.
Hristov v. Bulgaria, no. 35436/97, S: 117, постановление от 31 июля
2003).

Суд далее отмечает, что в ходе пересмотра вопроса о содержании под
стражей, 15 декабря 2002 г. районный суд в присутствии заявителя и его
защитника, подтвердил законность продления срока содержания под
стражей до 1 января 2003 г. Хотя судебное разбирательство проходило 15
декабря 2002 г. с соблюдением принципа равенства сторон, Суд не
потерял из виду тот факт, что разбирательство проходило за 15 дней до
окончания установленного законом трехмесячного срока (1 января 2003
г.) содержания заявителя под стражей. В связи с этим Суд напоминает,
что Конвенция гарантирует права, которые не теоретические или
иллюзорные, а практические и эффективные (см. Artico v. Italy, решение
от 13 мая 1980 г., Series A no. 37, p. 16, S: 33). В настоящем деле
вышеуказанная задержка вместе с тем фактом, что ни заявителю, ни его
защитнику не предоставили возможность посетить последующее заседание
по рассмотрению жалобы на постановление суда 8 января 2003 г. и
представить их аргументы, хотя прокурору была предоставлена такая
возможность, не позволяет Суду сделать заключение, что заявитель
эффективно реализовал свои права, предусмотренные статьей 5.4
Конвенции (см. Nikolova v. Bulgaria [G.C.], no. 31195/96, решение от
25 марта 1999 г., S: 59, Niedbaa v. Poland, no. 27915/95, S:S: 66-67,
постановление от 4 июля 2000 г. и Trzaska v. Poland, no. 25792/94,
S:S: 77-78, постановление от 11 июля 2000 г.).

Соответственно, имело место нарушение статьи 5.4 Конвенции.

Предполагаемое нарушение статьи 6 Конвенции в связи с длительным
разбирательством

Суд напоминает, что разумность длительного разбирательства должна
оцениваться в свете обстоятельств дела и с учетом следующих критериев:
сложность дела, поведение заявителя и соответствующих органов власти
(см., среди прочих, Plissier and Sassi v. France [GC], no. 25444/94,
S: 67, ECHR 1999-II).

Изучив все имеющиеся материалы и принимая во внимание общий период
длительности разбирательства, Суд считает, что в настоящем деле
длительность разбирательства было чрезмерным и не соответствовала
требованию <<разумного срока>>. Соответственно, имело место нарушение
статьи 6.1 Конвенции.

Суд постановил, что:

1. имело место нарушение статьи 5.1с Конвенции в связи с содержанием
заявителя под стражей с 13 ноября по 15 декабря 2002 г.;

2. имело место нарушение статьи 5.3 Конвенции в связи с неразумной
длительностью содержания заявителя под стражей;

3. имело место нарушение статьи 5.4 Конвенции в связи с неэффективным
пересмотром содержания заявителя под стражей;

4. имело место нарушение статьи 6.1 Конвенции в связи с чрезмерной
длительностью уголовного разбирательства

Суд присудил 15 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

Виктор Коновалов против России (постановление от 24 мая 2007 г.)

19 марта 1999 г. во время поездки со своей семьей на Украину заявитель
был остановлен сотрудниками ГИБДД Московской области. Они обнаружили,
что машина заявителя была привезена в Россию 8 января 1999 г. и что
таможня объявила ее в федеральный розыск только через два месяца. В
тот же день таможня г. Подольска изъяли автомобиль в связи с
нарушением таможенных правил.

23 марта 1999 г. таможенное управление г. Подольска возбудило дело в
отношении заявителя за то, что он не забрал транспортное средство с
таможенной территории РФ в установленный срок, тем самым, совершив
административное правонарушение на основании 271.1 Таможенного
кодекса.

23 июля 1999 г. эксперт устанавливает автомобиль заявителя как Пежо
305 стоимостью в 9 858 рублей.

30 июля 1999 г. таможенные органы признали заявителя виновным в
нарушении статьи 271.1 Таможенного кодекса и наложили штраф,
эквивалентный стоимость автомобиля. Штраф должен быть выплачен в
течение 15 дней с момента получения постановления или при обжаловании
в течение 15 дней после вступления в силу постановления по жалобе.

11 августа 1999 г. Московское управление таможни отказал в жалобе
заявителя на решение от 30 июля 1999 г. 21 августа 1999 г. заявитель
обратился с жалобой в суд на отказ.

25 августа 1999 г. таможенные органы направили постановление от 30
июля 1999 г. в службу судебных приставов для исполнения посредством
продажи автомобиля. Заявителя об этом не проинформировали.

17 сентября 1999 г. судебный пристав уполномочил частную компанию
организовать продажу автомобиля.

Продажная цена была несколько раз снижена, 15 декабря 1999 г.
автомобиль был продан за 3 000 рублей.

14 апреля 2000 г. суд рассмотрел жалобу. Суд отказал в удовлетворении
жалобы.

10 августа 2000 г. Московский городской суда оставил решение от 14
апреля 2000 г. в силе.

Заявитель жаловался в прокуратуру на то, что продажа его автомобиля
была незаконной, поскольку продажа состоялась, когда его жалоба на
действия таможни рассматривалась.

24 мая 2001 г. Южно-восточная транспортная прокуратура выслала письмо
руководителю таможни г. Подольска. Заместитель прокуратуры установил,
что постановление от 30 июля 1999 г. было исполнено в нарушение
Таможенного кодекса. Получив информацию 24 сентября 1999 г. копию
жалобы заявителя в суд, таможня Подольска не передала эту информацию
судебному приставу и не приостановила исполнительное производство.
Заместитель прокурора порекомендовал избегать подобных нарушений в
будущем, хотя в деле заявителя отказался принимать меры, потому что
<<интересам государства не был причинен вред>>.

Заявитель обратился в суд с жалобой на действия заявителя. Он, в
частности, заявил, что его не уведомили о возбуждении исполнительного
производства и не сообщили о снижении продажной цены и что автомобиль
был продан по истечению шестимесячного срока.

14 июня 2001 г. Подольский городской суд вынес решение. Он признал,
что исполнительное производство было осуществлено в нарушение закона
об исполнительном производстве.

Заявитель обратился с иском к Главному управлению Министерства Юстиции
по Московской области, в чьем распоряжении находятся судебные
приставы, о возмещении материального ущерба и компенсации морального
вреда, причиненного судебным приставом.

27 февраля 2003 г. мировой судья частично удовлетворил требования
заявителя. Он определил, что автомобиль заявителя был выставлен на
продажу 17 сентября 1999 г., цена была уменьшена 6 октября, 19
октября, 2 ноября и 8 декабря 1999 г. 15 декабря 1999 г. он был продан
за 3 000 рублей. Суд признал, что в нарушение требования Закона об
исполнительном производстве заявителя не проинформировали об
исполнительном производстве, пристав не попытался определить другую
собственность или наличие денежных средств, кредитору не предложили
хранить автомобиль или оспорить продажную цену автомобиля. Суд
отметил, что постановлением прокуратуры г. Подольска от 22 октября
2002 г. уголовное дело в отношении судебного пристава было прекращено,
поскольку истек срок уголовного преследования. Суд постановил, что
имелась причинная связь между незаконными действиями судебного
пристава и материальным ущербом, причиненным заявителю, и обязал
Министерство юстиции, как работодателя судебного пристава, возместить
заявителю 6 858 рублей заявителю (разницу между стоимостью автомобиля
и ценой продажи), выплатить 500 рублей в качестве морального вреда,
2 000 рублей за правовые и судебные расходы.

25 декабря 2003 г. районный суд г. Москвы отменил в связи с жалобой
Министерства юстиции решение от 27 февраля 2003 г. Суд заявил, что
заявитель не смог доказать, что действия судебного пристава причинили
ему материальный ущерб или моральный вред и нарушения, допущенные
приставом, имели <<процессуальный характер>>.

Статья 1 Протокола No. 1 включает три четких правила: первое правило,
установленные в первом предложении первого абзаца, является общим по
своей природе и оговаривает принцип уважения собственности; второе
правило, содержащееся во втором предложении первого абзаца, охватывает
лишение собственности и применяется при определенных условиях; третье
правило, установленное во втором абзаце, признает, что Высокие
Договаривающиеся Стороны имеет право, между прочим, контролировать
использование собственности в соответствии с общими интересами. Эти
три правила, тем не менее, не являются четкими в смысле их
взаимосвязи. Второе и третье правила имеют отношение к конкретным
примерам нарушения права на уважение собственности и должны быть,
следовательно, разъяснены в свете общего принципа, оговоренного в
первом правиле (смотри, среди недавнего, Broniowski v. Poland [GC],
No. 31443/96, S: 134, ECHR 2004-...).

Суд напоминает, что <<собственностью>> в настоящем деле был
автомобиль, законным собственником которой был заявитель. Суд
отмечает, что заявитель жалуется на последствия, которые выразились, в
том числе, в изъятии его автомобиля в качестве гарантии выплаты
штрафа, передача автомобиля судебному приставу для продажи,
невозможность участия в исполнительном производстве, что привело к
потере собственности.

В настоящем деле заявителю не предоставили возможность выплатить штраф
наличными, потому что автомобиль был продан, когда жалоба еще
рассматривалась в суде. При таких обстоятельствах Суд признает, что
последствия, выразившиеся на кульминационной стадии в продаже
автомобиля заявителя, являются вмешательством в его право
собственности в значении статьи 1 Протокола 1.

Суд отмечает, что изъятие автомобиля в качестве гарантии выплаты
штрафа являлось временным ограничением его использования, и тем самым
подпадает под второй параграф статьи 1 относительно <<контроля
использования собственности>> (see Air Canada v. the United Kingdom,
judgment of 5 May 1995, Series A no. 316-A, S: 34). То же самое можно
сказать о передаче автомобиля судебному приставу, которое не включало
передачу собственности, поскольку исполнение могло быть приостановлено
в любое время и автомобиль вернется к заявителю. Однако продажа
автомобиля имела эффект лишения заявителя собственности, что подпадает
под второе правило статьи 1 Протокола 1 относительно лишения
собственности.

Далее Суду необходимо определить является ли вмешательство
обоснованным в соответствии с требованиями данного положения. В этой
связи Суд напоминает, что первое и наиболее важное требование Статьи 1
Протокола No. 1 - то, что любое нарушение, совершенное властями по
поводу права на уважение собственности, должно быть "законным": второй
абзац признает, что Государства имеют право контролировать
использование собственности на основании "законов". Кроме того,
Верховенство права, это один из фундаментальных принципов
демократического общества, присущий всем Статьям Конвенции. Из этого
следует, что вопрос - был ли соблюден справедливый баланс между
требованиями общего интереса общества и требованиями защиты
фундаментальных прав личности, становится важным, только если
установлено, что нарушение, о котором идет речь, удовлетворяет
требованиям законности и не было произвольным

Заявитель жаловался, что изъятие автомобиля в качестве гарантии было
незаконным, потому что не было отдельного постановления и потому что
изначально оно было изъято скорее как вещественное доказательство, чем
гарантия. Суд отмечает, что 19 марта 1999 г. руководство таможни
вынесло постановление об изъятии автомобиля как объекта
правонарушения. Таможенный кодекс не требует отдельного постановления
для изъятия транспортного средства в качестве гарантии выплаты штрафа,
если у собственника нет постоянного места жительства в России, как это
было в деле заявителя.

Заявитель также жаловался на то, что судебный пристав нарушил законные
требования относительно процедуры исполнения постановлений на
основании таможенного законодательства и продажи собственности
заявителя. Заявителя не проинформировали о возбуждении исполнительного
производства в отношении его собственности и не обеспечили
эффективного участия, что является серьезным нарушением, разрушающим
сущность гарантий статьи 1 Протокола 1.

Незаконность действий судебного пристава проявилась в том, что он не
уведомил заявителя о возбуждении исполнительного производства и не
проинформировал его о праве быть стороной, не попытался определить
другую собственность заявителя перед тем, как выставить автомобиль на
продажу, и не предложил автомобиль кредитору (таможне) после того, как
истек первоначальный двухмесячный срок. Более того, судебный пристав
снизил продажную цену, не сообщив об этом ни заявителю, ни таможенным
органам.

Соответственно, Суд признает, что вмешательство в права заявителя на
основании статьи 1 Протокола No.1 не отвечало требованию
<<законность>>. Следовательно, имело место нарушение данного
положения.

Ковалев против России (постановление от 10 мая 2007 г.)

13 ноября 2000 г. заявитель был задержан тремя милиционерами и отправлен в
Аксайское РУВД, где он был якобы избит.
16 ноября 2000 г. заявителя обвинили в грабеже, совершенной организованной
преступной группировкой. В тот же день заявителя отправили в СИЗО, где он
провел 9 месяцев.
В июле 2001 г. заявитель написал жалобу в Прокуратуру Ростовской области и
передал ее администрации СИЗО для отправки.
22 августа 2001 г. в Ростовском областном суде состоялось судебное заседание
по уголовному делу в отношении заявителя и еще четырех обвиняемых. Они дали
другие показания, заявив, что предыдущие показания в ходе следствия они давали
под давлением. Суд отклонил их заявление.
30 августа 2001 г. заявитель был признан виновным в совершении двух разбойных
нападений и участии в организованном преступной группировке и был приговорен
8, 5 годам лишения свободы.
17 сентября 2001 г. заявитель был уведомлен, что администрация СИЗО незаконно
задержала отправку его письма в прокуратуру от июля 2001 г. и что виновные
лица привлечены к административной ответственности.
19 февраля 2002 г. приговор был оставлен в силе Верховным судом РФ.
В неуточненную дату жена заявителя обратилась в суд с исковым заявлением. От
имени заявителя она обжаловала действия милиционеров, которые незаконно
арестовали ее мужа и плохо с ним обращались. Она предъявила исковые требования
о компенсации вреда в размере 2 900 000 рублей в пользу заявителя. 13 марта
2002 г. Аксайский городской суд отказал в удовлетворении требований. Она также
попросила суд вызвать заявителя для участия в судебном заседании лично.
13 марта 2002 г. в Аксайском городском суде состоялось судебное заседание, на
котором жена заявителя и представитель напомнили суду о требовании вызвать
заявителя на заседание, но суд постановил, что присутствие заявителя
необязательно и отказал в требовании. 17 апреля 2002 г. Ростовский областной
суд оставил решение в силе.
Что касается отсутствия заявителя на судебном заседании, суд заявил, что он
лично обращался с жалобой в ходе судебного заседания по уголовному делу, и,
следовательно, нет необходимости вызывать его снова.

Предполагаемое нарушение статьи 6.1 Конвенции

Жалоба заявителя о том, что ему не предоставили возможность участвовать в
судебном разбирательстве может быть интерпретировано в свете существующей
прецедентной практики как жалоба на отсутствие публичного разбирательства и
нарушение принципа состязательности.
Что касается публичного характера разбирательства, Суд напоминает, что данная
гарантия направлена на защиту заявителей от риска осуществления правосудия
втайне; это также позволяет вселить обществу уверенность в судах, поскольку
гарантия делает осуществление правосудия более прозрачным и содействует
проведению справедливого судебного разбирательства, что является особенностью
любого демократического общества Tierce and Others v. San Marino, nos.
24954/94, 24971/94 and 24972/94, § 92, ECHR 2000 IX, and Axen v. Germany,
решение от 8 декабря 1983, Series A no. 72, p. 12, § 25).
Ранее Суд признавал, что лишение сторон по гражданскому делу возможности
присутствовать на заседании, как в делах, когда истцов не вызывают в суд,
может нарушать право на «публичное и справедливое судебное разбирательство»
(см. Yakovlev v. Russia, no. 72701/01, §§ 19 et seq., 15 марта 2005; Groshev
v. Russia, no. 69889/01, §§ 27 et seq., 20 октября 2005; and Mokrushina v.
Russia (dec.), no. 23377/02, 5 октября 2006). В этих делах суды провели
разбирательство де факто, неверно предполагая, что сторонам отказали в их
предусмотренном законом праве на явку в суд.
Однако в настоящем деле Суд отмечает, что разбирательство в Аксайском
городском суде и впоследствии в Ростовском областном суде было устным и
публичным. Жена заявителя присутствовала в обеих инстанциях и имела
возможность представить дело в устном разбирательстве. Учитывая ее статус
истца в судебном разбирательстве, нельзя оспаривать тот факт, что заседания
проводились в отсутствие стороны по делу. Если бы заявитель не был в местах
лишения свободы, ему бы ничего не препятствовало посетить заседание и привести
свои доводы лично. Из этого следует, что несмотря на отсутствие заявителя в
зале суда, судебные заседания в настоящем деле было публичным в значении
статьи 6.1.
Суд напоминает, что право на справедливое судебное разбирательство, в
частности, принцип состязательного судебного разбирательства и равенства
сторон, требует, чтобы каждой стороне предоставлена разумная возможность
узнать и прокомментировать аргументы или доказательства, представленные другой
стороной, и представить свое дело при условиях, которые не поставят его в
невыгодное положение по сравнению с его оппонентом (см. X v. Austria, no.
5362/72, решение Комиссии от 14 декабря 1972, Collection 42, p. 145, McMichael
v. the United Kingdom, решение от 24 февраля 1995, Series A no. 307 B, §§ 17
and 27). Следовательно, отказ выслушать показания свидетеля могут, при
определенных обстоятельствах, противоречить данному принципу (см. Karting v.
Netherlands, no. 12087/86, решение Комиссии от 13 мая 1988; X v. Austria,
McMichael).
Суд отмечает, что заявитель намеревался представить доводы лично по своей
жалобе о том, что с ним плохо обращались во время нахождения в РУВД. Однако
его участие не было признано необходимым, во-первых, на том основании, что он
уже обращался с устной жалобой о плохом обращении в ходе судебного
разбирательства по его уголовному делу; во-вторых, потому что жалоба о плохом
обращении не подтверждалась доказательствами.
Суд не может принять аргументы национальных судов. Суд отмечает, что он уже
установил различие в нескольких случаях между жалобами о жестокости со стороны
сотрудников правоохранительных органов, заявленными с целью оспорить
доказательства по уголовному делу, с одной стороны, и гражданским иском,
направленным на установление факта плохого обращения, что может в конечном
итоге привести к компенсации, с другой стороны (см. Ksenzov v. Russia (dec.),
no. 75386/01, 27 января 2005, and Slyusarev v. Russia (dec.), no. 60333/00, 9
ноября 2006). Следовательно, просто ссылки на жалобу заявителя при
рассмотрении уголовного дела в суде недостаточно, чтобы отказать ему в
возможности представить свои доводы по существу.
Что касается второго пункта, Суд отмечает определенное противоречие между
признанием судов жалобы необоснованной и их нежеланием выслушать доводы
заявителя. В любом случае наличие гарантий, присущих праву на справедливое
судебное разбирательство не может зависеть от представления судом
предварительной оценки жалобы как потенциально выигрышным должно быть сделано
в этом отношении между жалобами, которые не являются подлинными и серьезными
(см. Skorobogatykh v. Russia) и жалобами, которые вряд ли выигрышными в связи
с отсутствием доказательств. Учитывая, что жалоба заявителя была по своей
натуре основана на его личном опыте, его доводы могли бы стать важной частью
представления дела истца в суде, на самом деле единственным способом
гарантировать принцип состязательности. Таким образом, отказав в участии
заявителя в заседании, национальные суды не обеспечили справедливое судебное
разбирательство по жалобе заявителя.
Следовательно, имело место нарушение права заявителя на справедливое судебное
разбирательство, гарантированное статьей 6.1 Конвенции.
Суд присудил 2 000 евро в качестве компенсации морального вреда

Поделиться в социальных сетях:

Diaspora*

Обзор постановлений Европейского суда по правам человека за май

Поиск на сайте:

Последние комментарии

Самые обсуждаемые материалы

Комментарии: