Судебное дело "Порубова против России"
12.10.2009
ПЕРВАЯ СЕКЦИЯ
ПОРУБОВА ПРОТИВ РОССИИ
(Жалоба No. 8237/03)
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
СТРАСБУРГ
8 октября 2009
Данное постановление вступит в силу в соответствии со Статьей 44 S: 2
Конвенции. Оно может быть подвергнуто редакционной правке.
В деле Порубова против России,
Европейский Суд по правам человека (Первая Секция), заседая Палатой в
составе:
Nina Vaji, Председателя,
Anatoly Kovler,
Elisabeth Steiner,
Khanlar Hajiyev,
Dean Spielmann,
Sverre Erik Jebens,
Giorgio Malinverni, судей ,
и Andr Wampach, заместителя Секретаря Секции,
Посовещавшись в закрытом судебном заседании 17 сентября 2009,
Выносит следующее постановление, которое было принято этой датой:
ПРОЦЕДУРА
1. Дело инициировано по жалобе (No. 8237/03) против Российской
Федерации, поданной в Суд в соответствии со Статьей 34 Конвенции о
защите прав человека и основных свобод (далее - <<Конвенция>>)
гражданкой России, госпожой Яной Владимировной Порубовой (далее -
<<заявитель>>), 10 февраля 2003 г.
2.Заявителя представляла Чуркина Л., юрист, практикующий в г.
Екатеринбург. Российское правительство представлял Лаптев П., бывший
Уполномоченный Российской Федерации при Европейском Суде по правам
человека.
3. Заявитель утверждала, в частности, о нарушении ее права на
публичное судебное разбирательство и нарушении ее права на свободу
выражения мнения.
4. Решением от 9 декабря 2004 г. Суд признал жалобу частично
приемлемой.
5.Правительство, но не заявитель, предоставило письменные пояснения
(Правило 59 S: 1).
ФАКТЫ
I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
6. Заявитель, госпожа Яна Владимировна Порубова, гражданка России,
родилась в 1970 и проживает в Екатеринбурге. Заявитель - журналист и
главный редактор газеты "D.S.P" ("Для Служебного Пользования").
7. В конце сентября 2001 г. газета заявителя опубликовала в одном
номере несколько материалов относительно незаконной растраты бюджетных
средств в крупном размере, якобы совершенной господином В.,
председателем Свердловского областного правительства, в пользу
господина К., сотрудника представительства Свердловской области в
Москве. Первая статья появилась под названием <<Гей-скандал в <<Белом
доме>>. Соответствующие извлечения гласят:
<<Жил да был председатель правительства Свердловской области господин
В. Всё у него было: и должность, и почет, и уважение. И любовь
губернатора тоже была.
Но полюбил-то В. ....не губернатора и не свою работу, а 25-летнего
сотрудника представительства области в Москве, господина К.
Как становятся гомосексуалистами? Как возникает такая <<любовь>>?
Мы люди простые, неискушенные....И не можем даже представить, что да
как промеж них там было в шикарном дворце областного представительства
в Москве...Говоря, что узнавший некоторые подробности губернатор впал
в неистовство ...и даже выгнал К. с работы.
Но любовь, как известно, преодолевает все преграды. И находит себе не
только время, но и место>>.
В Статье далее утверждалось, что, согласно распоряжению, подписанному
V. в 1997, принадлежащая государству компания оплатила за него налог,
подлежащий перечислению в региональный бюджет, и покупку трехкомнатной
квартиры в Москве:
"Сначала квартира была даже поставлена на бухгалтерский баланс
правительства. Однако, через некоторое время V. предложил квартиру...
Нет, пожалуйста, не подумайте, что он предложил ее г. К... Он
предложил ее отцу г. К. Очевидно, как <<благодарность>> за воспитание
такого сына ... "
На той же самой странице газета напечатала копию письма Начальника
Свердловского областного отдела внутренних дел Председателю
Свердловской областной контрольной палаты. Начальник ОВД описал
механизм уклонения от уплаты налога при приобретении вышеуказанной
квартиры в Москве и потребовал провести ревизию причастных к этому
делу компаний и Свердловского Областного Правительства.
Третья публикация на той же самой странице под заголовком "История
квартирки на Оршанской. Пошаговая стратегия для начинающих
казнокрадов", описывала, в хронологическом порядке, финансовые сделки
между V., K., Государственными властями и частными компаниями в связи
с рассматриваемой квартирой.
12 октября 2001 прокуратура Свердловской Области по заявлением V. и K.
открыла уголовное дело против заявителя по обвинению ее в клевете и
оскорблении, распространенных в средствах массовой информации на
основании Статей 129 S: 2 и 130 S: 2 Уголовного кодекса.
Следователь назначил лингвистическую и культурологическую экспертизу
рассматриваемых публикаций. 6 ноября 2001 эксперт пришел к выводу, что
в публикациях содержались утверждения о гомосексуализме V. и K. и о
существовании между ними половых сношений в здании представительства
Свердловской Области. Эксперт полагал, что статьи содержали негативный
образ V.:
"Терпимость к отклонениям от общепринятых обычаев и морали, вообще,
нетипична для российского менталитета, это относится и к <<сексуальным
меньшинствам>>. Российское общественное мнение и Русский язык
сохраняют строго отрицательное, грубое и некультурное отношение к
людям нетрадиционной сексуальной ориентации (гомосексуалисты и
лесбиянки). "
Эксперт отметил, что автор первой публикации высказал "эмоциональную
оценку описываемым событиям". Заключение эксперта закачивалось так:
"В этом контексте информация относительно покупки квартиры в Москве за
счет бюджета подана как сенсация, направленная на то, чтобы у читателя
сложилось мнение о V. как нечестном руководителе, растратчике
общественных денег, и, кроме того, безнравственном человеке, падким на
чувственные удовольствия и внешнюю сексуальную привлекательность,
чувственную и похотливую. Статьи ... направлены на то, чтобы подорвать
доверие читателей к V. и K., как к политическим деятелям ... "
В конце ноября 2001 адвокат заявителя за ее счет провел
лингвистическую экспертизу публикаций. Эксперт пришел к выводу, что
слово "гомосексуалист" не имело никакой отрицательной окраски и,
поэтому, не могло быть расценено как наносящее ущерб чести и
достоинству лиц, описанных в публикациях. Он отметил, что российское
общество в последние годы стало более терпимым к гомосексуализму, и
раскрытие чьего - то гомосексуализма в средствах массовой информации
не обязательно ведет к отрицательным последствиям для его репутации.
Адвокат заявителя просил следователя приобщить это заключение к
материалам дела, но в этом было отказано на том основании, что эксперт
был лингвистом, но не специалистом в области культуры и таким образом
не имел достаточной квалификации для проведения такой экспертизы.
29 и 30 ноября 2001 заявитель был обвинен в клевете и оскорблении,
распространенном в средствах массовой информации.
Ознакомившись с обвинительным заключением, заявитель и ее адвокат
подали множество ходатайств. Они указали, что в обвинительном
заключении не определено, какая именно информация в публикациях была
несоответствующей действительности, в то время как следствие
ограничилось только расследованием утверждений о предполагаемом
гомосексуализме V. На этом основании они требовали, чтобы следствие
расследовало факты незаконного присвоения бюджетных средств, допросило
V. и K. по этому вопросу и исследовало относящееся к этой стороне дела
документы. Альтернативно, если обвинение желает ограничиться
исключительно утверждениями о гомосексуализме V. и K., заявитель
потребовала, провести медицинскую экспертизу V. и K. для установления
их сексуальной ориентации. Наконец, адвокат заявителя потребовал
передать расследование дела в другую область, чтобы гарантировать его
независимость и беспристрастность.
28 декабря 2001 обвинительное заключение по делу заявителя, и все дело
были переданы для рассмотрения в суд. Заявитель обвинялся в уголовно
наказуемой клевете и оскорблении в связи с распространенной ею
информацией о том, что "V. и K. являются гомосексуалистами и
любовниками, которые имели гомосексуальные акты во дворце
представительства области в Москве". Обвинения не касались утверждений
о незаконном присвоении бюджетных денежных средств.
Заявитель просила о публичном слушании ее дела, но в этом было
отказано в неустановленный день, и судебное разбирательство было
закрытым.
Заявитель не признала себя виновной. Она утверждала, что она была
убеждена в точности информации относительно гомосексуализма K., потому
что она хорошо знала его. Она также просила приобщить к материалам
дела некоторые документы, содержащие утверждения свидетелей о том же
самом - о сексуальных отношениях между V. и K.; суд отказал ей в этом.
Суд допросил свидетелей, которые свидетельствовали, что заявитель
отвечала за подбор публикаций, публикацию статей и распространение
газеты.
Истцы V. и K. отозвали свои гражданские требования против заявителя и
предложили ей мировое соглашение, от которого она отказалась.
22 апреля 2002 Верх-Исетский районный суд г. Екатеринбурга вынес
приговор по делу заявителя. Суд не дал оценки, была ли информация
относительно гомосексуализма V. и K. верной или ложной; основываясь на
утверждениях V. и K. о том, что рассматриваемые публикации порочат их
как политических деятелей и государственных служащих, и с учетом
заключения лингвистической экспертизы от 6 ноября 2001, суд пришел к
следующим выводам:
"Судом бесспорно установлено, что главный редактор газеты D.S.P.
Порубова преднамеренно опубликовала ... оспариваемые статьи, которые
она редактировала. В этих статьях она заявила, что Председатель
Свердловского Областного Правительства, г. V. и член Палаты
представителей Законодательного Собрания Свердловской Области K. были
гомосексуальными любовниками, которые имели гомосексуальное общение в
Москве во дворце представительства Свердловской Области, то есть - она
распространила информацию, которая базировалась только на ее
инсинуациях и о которой она знала, что все это не соответствует
действительности и дискредитирует жертв публикаций. Имея намерение
оклеветать своих жертв, она принимала меры к печати 500 000 копий
газеты и распространила их в Свердловской Области. Следствием
правильно квалифицированны ее действия как клевета подпадающая под
действие Статьи 129 S: 2 Уголовного кодекса, то есть. распространение
в средствах массовой информации сведений, не соответствующих
действительности и порочащих честь, достоинство и деловую репутацию
потерпевших.
Кроме того, госпожа Порубова распространив в этих статьях ложную
информацию о том, что V. и K. являлись гомосексуальными любовниками,
имевшими гомосексуальное общение в Москве во дворце представительства
Свердловской Области, преднамеренно выражалась о личных качествах и
поведении потерпевших в терминах чрезвычайно оскорбляющих их
человеческое достоинство и противоречащих нормам, преобладающих в
обществе. Такую оценку потерпевших суд оценивает как непристойную и
порочащую их достоинство. В стремлении сделать первый выпуск газеты
важным событием и сенсацией, она опорочила честь и достоинство
потерпевших в средствах массовой информации. Поэтому, следствие
правильно квалифицировали ее действия как преступление,
предусмотренное Статьей 130 S: 2 Уголовного кодекса. "
Заявитель была признана виновной и приговорена к исправительным
работам на полгода с удержанием 15 процентов ее заработной платы в
пользу Государства.
4 сентября 2002 судебная коллегия по уголовным делам Свердловского
Областного Суда оставила приговор в силе, согласившись с выводами суда
первой инстанции.
Впоследствии заявитель была освобождена от наказания, наложенного на
нее приговором на основании акта амнистии относительно женщин и
несовершеннолетних, объявленного российским законодательным органом 30
ноября 2001.
II. Соответствующее национальное законодательство
Статья 29 Конституции Российской Федерации гарантирует свободу мысли и
слова, а также свободу средств массовой информации.
Статья 129 S: 2 Уголовного кодекса Российской Федерации
предусматривает, что клевета, содержащаяся в публичном выступлении,
публично демонстрирующемся произведении или средствах массовой
информации наказывается штрафом и/или исправительными работами на срок
до двух лет. Клевета определяется в статье 129 S: 1 Уголовного кодекса
Российской Федерации как распространение заведомо ложных сведений,
порочащих честь и достоинство другого лица или подрывающих его
репутацию.
Статья 130 S: 2 Уголовного кодекса РФ предусматривает, что
оскорбление, содержащееся в публичном выступлении, публично
демонстрирующемся произведении или средствах массовой информации,
наказывается штрафом или исправительными работами на срок до одного
года. Оскорбление определяется в статье 130 S: 1 как унижение чести и
достоинства другого лица, выраженное в неприличной форме.
Статья 18. Гласность судебного разбирательства
<<Разбирательство уголовных дел во всех судах открытое, за исключением
случаев, когда разбирательство уголовного дела в суде может привести к
разглашению государственной тайны.
Кроме того, закрытое судебное разбирательство допускается - на
основании определения или постановления суда -- в случаях, когда
рассматриваются уголовные дела о преступлениях, совершенных лицами, не
достигшими возраста шестнадцати лет, а также когда рассмотрение
уголовных дел о преступлениях может привести к разглашению сведений об
интимных сторонах жизни участников уголовного судопроизводства...>>.
ПРАВО
I. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 6 S: 1 КОНВЕНЦИИ
1. Заявитель жаловался на нарушение статьи 6.1 Конвенции, в части
проведения несправедливого судебного разбирательства, отсутствия
независимости областных судов, которые зависели от потерпевшего в силу
его статуса, и проведения закрытого судебного заседания. Статья 6.1
предусматривает следующее:
<<Каждый человек имеет право . . .при рассмотрении любого уголовного
обвинения, предъявляемого ему, на справедливое и публичное
разбирательство дела . . . независимым и беспристрастным судом, . . .
Судебное решение объявляется публично, однако пресса и публика могут
не допускаться на судебные заседания в течение всего процесса или его
части по соображениям морали, общественного порядка или
государственной безопасности в демократическом обществе, а также когда
того требуют интересы несовершеннолетних или для защиты частной жизни
сторон, . . .>>
Правительство заявляло, что решение о рассмотрении уголовного дела в
закрытом судебном заседании не противоречит требованиям национального
права и было необходимым при обстоятельствах данного дела.
Суд отмечает, что Статья 6 S: 1 Конвенции предусматривает возможность
недопуска СМИ и публики на судебное заседание, в частности, <<если это
требуется в интересах.....защиты частной жизни сторон>>. Российское
законодательство содержало подобное положение: статья 18 УПК РСФСР
предусматривало, что закрытые судебные заседания допускаются для
предотвращения разглашения сведений об интимных сторонах жизни
участвующих в деле лиц.
Поскольку Суд рассматривает сексуальные отношения как наиболее
интимный аспект частной жизни лица (см., например, постановление по
делу L. and V. v. Austria), Суд считает, что недопуск средств массовой
информации и общественности было необходимым для защиты частной жизни
потерпевших и что решение районного суда о проведении закрытого
судебного заседания не было произвольным или необоснованными.
Из этого следует, что проведение судебного заседания по делу заявителя
не противоречило статье 6 S: 1 Конвенции. Следовательно, нарушения
данной статьи не было допущено.
II. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 10 КОНВЕНЦИИ
Заявитель утверждал, что по ее делу нарушены гарантии Статьи 10
Конвенции, которой установлено:
<<1. Каждый человек имеет право на свободу выражать свое мнение. Это
право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать
и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со
стороны государственных органов . . .
2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и
ответственность, может быть сопряжено с формальностями, условиями,
ограничениями или санкциями, которые установлены законом и которые
необходимы в демократическом обществе в интересах государственной
безопасности, территориальной целостности или общественного
спокойствия, в целях предотвращения беспорядков и преступлений, для
охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других
лиц, предотвращения разглашения информации, полученной
конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности
правосудия.>>
A. Пояснения сторон
Заявитель отмечал, что не было неопровержимых доказательств того, что
она написала оспариваемые статьи или что она организовала печать
номера газеты. Она указывала, что суды не установили, была ли
информация о существовании гомосексуальных отношений между V. и K. не
соответствующей действительности. Суды отказались принять во внимание
материал, подтверждающий наличие такой связи, опросить бывшую супругу
К. или просмотреть отчет аудиторов относительно предполагаемой
растраты.
Государство заявило, что заявитель как журналист не выполняла
обязанности по проверке достоверности фактов и получению согласия от
граждан на распространение информации о их частной жизни, как требует
Закон РФ <<О средствах массовой информации>>. Национальные суды
вынесли обоснованные постановления об отказе заявителю в
удовлетворении ходатайств и правильно определили, что она опубликовала
неправдивую информацию, чем оклеветала и унизила честь и достоинство
потерпевших.
B. Оценка Суда
Суд отмечает, что обе стороны согласны с тем, что приговор, вынесенный
в отношении заявителя, представляет собой <<вмешательство>> в
осуществление ее права на свободу выражения мнения, гарантированного
Статьей 10 S: 1. Никем оспаривалось и то, что вмешательство было
<<предусмотрено законом>>, именно статьями 129 и 130 Уголовного
кодекса, и <<преследовало правомерную цель>>, а именно защиту
репутации или прав других лиц. Остается определить, было ли
вмешательство <<необходимым в демократическом обществе>>.
Критерий <<необходимости в демократическом обществе>> требует от Суда
установления того, было ли обжалуемое <<вмешательство>> обусловлено
<<настоятельной общественной потребностью>>, было ли оно соразмерным
преследуемой правомерной цели, являются ли доводы, приведённые
национальными властями в его оправдание, уместными и достаточными.
Национальным властям предоставлена определённая свобода усмотрения в
оценке того, существует ли подобная <<потребность>> и какие меры
необходимо принять в этой связи. Однако это усмотрение не является
безграничным, а подлежит надзору со стороны Совета Европы в лице
настоящего Суда, задача которого состоит в том, чтобы принимать
окончательное решение о совместимости таких ограничений со свободой
выражения мнения, защищаемой статьёй 10 Конвенции. Задача Суда при
осуществлении своих надзорных функций состоит не в том, чтобы
подменять национальные органы, а скорее в том, чтобы рассмотреть в
свете статьи 10 и всего дела в целом решение, которое они приняли в
рамках своей свободы усмотрения. Суд должен убедиться, что
национальные органы власти применили нормы, соответствующие принципам,
изложенным в статье 10 и, кроме того, что их решения основывались на
приемлемой оценке соответствующих фактов (см. Krasulya v. Russia, no.
12365/03, S: 34, постановление от 22 февраля 2007 г.).
При рассмотрении особых обстоятельств дела, Суд будет принимать во
внимание следующие моменты: должность заявителя; статус лица, которого
заявитель критиковал; содержание статьи; характер оспариваемых выводов
национальных судов; наказание, примененное к заявителю (см. среди
прочих, Jerusalem v. Austria, no. 26958/95, S: 35, ECHR 2001- II).
Что касается должности заявителя, Суд отмечает, что она являлась
журналистом и редактором газеты. Ее осудили за опубликование статей,
которые якобы она написала; следовательно, вмешательство должно
рассматриваться в контексте существенной роли средств массовой
информации в обеспечении надлежащего функционирования политической
демократии (см. Lingens v. Austria, 8 июля 1986, S:41, Series A no.
103, and Sьrek v. Turkey (no. 1) [GC], no. 26682/95, S:59, ECHR
1999-IV). Суд напоминает, что исключения, предусмотренные в Статье 10
S: 2, должны быть строго обоснованными, и необходимость для таких
ограничений должна быть убедительной.
Что касается характера статей и должности их главных героев, Суд
отмечает, что целая страница газеты была посвящена серии статей,
разоблачающих предполагаемую растрату денег из областного бюджета. В
частности, было заявлено, что председатель областного правительства,
господин V., подписал распоряжение о взыскании со Свердловской
железной дороги налог на имущество в размере двух миллиардов рублей
посредством покупки большой квартиры в г. Москва. В начале данную
квартиру поставили на баланс областного правительства, впоследствии
квартира была передана в собственность отцу господина К. Господин К.
являлся членом областной Думы и служащим в представительстве области в
Москве, и якобы имел связь с господином V. В статье были указаны
определенные факты и детали, такие как дата и номер распоряжения,
подписанного господином V., названия вовлеченных компаний, суммы и
цена на квартиру и ее точное местоположение в г. Москва. Они также
сопровождались текстом официального письма, в котором начальник ГУВД
Свердловской области пытался заручиться помощью аудиторов в проведении
расследования финансовых правонарушений. При рассмотрении вопроса
национальные суды проигнорировали тот факт, что распределение
бюджетных средств было очевидно важным вопросом для общественности. В
связи с этом Суд напоминает, что в соответствии со Статьей 10 S: 2
Конвенции требуются серьезные основания для оправдания ограничений на
политические речи или дебаты по вопросам общественного интереса (см.
Krasulya, вышеуказанное, S: 38).
Далее Суд отмечает, что вопрос о предполагаемой растрате денежных
средств остался вне поля зрения стороны обвинения. Обвинение
основывалось только на гомосексуальной связи между господином V. и
господином К. Однако, по мнению Суда, этот аспект не может быть
отделен от основной идеи статей. Оценивая опубликованный материал
целом, Суд признает, что основной акцент в оспариваемых статьях был
явно сделан на подозрительных сделках, включающих бюджетные средства,
принимая во внимание, что ссылка на гомосексуальные отношения
господина V. и господина К. использовалась не столько для того, чтобы
придать правдоподобие событиям, а скорее для того, чтобы объяснить,
почему была использована такая схема, что господин К. мог стать
основным получателем. То, что основная идея статей заключается в
подозрительных сделках с денежными средствами налогоплательщиков было
также очевидно из заключительного параграфа первой статьи (см.
параграф 10 выше), в котором автор явно осознает, что вопрос по
существу являлось частным делом, если бы не вмешательство
высокопоставленных государственных служащих, один из которых продолжал
отвечать за областной бюджет.
Суд считает, что поскольку как господин V., так и господин К. были
профессиональными политиками -- глава областного правительства и член
областной законодательной власти, соответственно, - каждый их поступок
и каждое слово неминуемо и преднамеренно подлежат пристальному
рассмотрению как журналистами, так и в целом общественности (сравните
Krone Verlag GmbH & Co. KG v. Austria, no. 34315/96, S: 37,
постановление от 26 февраля 2002). Это подчеркивает, что право на
распространение информации, которое является существенным правом в
демократическом обществе, может даже распространяться на аспекты
частной жизни публичных лиц, особенно, если речь идет о политиках (см.
Editions Plon v. France, no. 58148/00, S: 53, ECHR 2004-IV). Сообщая о
фактах -- даже противоречивых фактах -- могущих вызвать дебаты в
демократическом обществе относительно политиков в ходе выполнения их
функций, пресса осуществляет свою жизненно важную роль <<сторожевого
пса>> в демократическом обществе, содействуя <<распространяя
информацию и идеи по вопросам общественного интереса>> (см. Von
Hannover v. Germany, no. 59320/00, S: 63, ECHR 2004-VI). По мнению
Суда, настоящее дело отличается от дел, в которых фотографии или
статьи были напечатаны с единственной целью удовлетворить любопытство
определенного читательского круга относительно деталей частной жизни
гражданина (см. Von Hannover, вышеуказанное, S: 65; Karhuvaara and
Iltalehti v. Finland, no. 53678/00, S: 45, ECHR 2004-X; Campmany y
Diez de Revenga and Lуpez Galiacho Perona v. Spain (dec.), no.
54224/00, ECHR 2000-XII; Sociйtй Prisma Presse v. France (dec.), nos.
66910/01 and 71612/01, от 1 июля 2003; и Julio Bou Gibert and El Hogar
y La Moda J.A. v. Spain (dec.), no. 14929/02, от 13 мая 2003). Как
было указано выше, Суд признал, что целью оспариваемых статей было
содействие дискуссии по вопросу общественного интереса.
Соответственно, российские суды должны были показать <<настоятельную
общественную необходимость>> для вмешательства в право заявителя на
свободу выражения мнения, но не смогли этого сделать.
Далее Суду необходимо рассмотреть, основывались ли решения российских
судов на приемлемой оценке соответствующих фактов. Суд отмечает, что
фактические обвинения против заявителя ограничились предположением,
что <>. Суд не может не обратить внимание, что данное предложение,
как процитировано в обвинении, фактически не содержалось в
оспариваемых статьях, а скорее всего представляет собой толкование
стороной обвинения отрывка статьи. Впоследствии национальные суды
подтвердили данное толкование и не проверили, соответствует ли оно
фактическому тексту статьи. По мнению Суда, рассмотрение вопроса,
действительно ли заявитель написала эти слова или сторона обвинения об
этом утверждала, являлось решающим при предъявлении заявителю
обвинения в распространении заявлений, не соответствующих
действительности.
Важно отметить, что заявителя не наказали за незаконный сбор и
распространение информации о личной жизни граждан, преступление
специально предусмотренное статьей 137 Уголовного кодекса РФ, а скорее
за клевету и оскорбление. Бремя доказывания о совершении действия,
квалифицируемого как клевета, чтобы показать, что оспариваемое
заявление как не соответствующее действительности, так и подрывающее
репутацию потерпевшего, лежит скорее на стороне обвинения, чем на
защите. Что касается первого элемента доказательств, Суд поразил тот
факт, что национальные органы власти, сторона обвинения, суды никогда
прямо не заявляли, соответствовали ли предположения о связи господина
V. и господина К. действительности или нет, и не сделали никаких
выводов по этому поводу. Они не только отказали в удовлетворении
ходатайства заявителя о проведении допроса потерпевших с целью
установить их сексуальную ориентацию, но они даже не задавали вопросы
на эту деликатную тему потерпевшим или возможным свидетелям. В
решениях национальных судов не упоминалось, были ли господин V. и
господин К. гомосексуалистами и действительно ли у них была связь в
городе Москва. Более того, суды не проверили, фактически осознавала ли
заявитель о несоответствии действительности самого предположения. Они
отказались принять во внимание материал, который заявитель пыталась
приобщить к делу, чтобы продемонстрировать, что у нее было достаточно
оснований поверить, что у господина V. и господина К. любовная связь.
Более того, что касается обвинения в оскорблении, Суд отмечает, что
обязательным условием для правовой характеристики определенного
заявления, составляющего уголовно наказуемое оскорбление, в
соответствии со Уголовным кодексом РФ является наличие нецензурных
слов. Однако, такие слова не были указаны ни в обвинении,
предъявленном стороной обвинения, ни в решениях внутригосударственных
судов. Заключением экспертов, подготовленным следствием, также не
установлено таких неприличных слов в тексте. Эксперт только заявил,
что <<Терпимость ... нетипична для российского менталитета>> и что
русский язык содержит значительное количество отрицательно оценочных и
грубых терминов для описания гомосексуалистов. Как бы то ни было, Суд
не может определить такие отрицательно оценочные или грубые термины в
тексте оригинальной статьи. Даже слово <<гомосексуал>> - которое, как
представляется, является самым неприятным термином в статье -- было
использовано в риторическом вопросе без ссылки на господина V. или
господина К. Следовательно, Суд проводит различие между настоящим
делом и другими, в которых осуждение заявителя за использование
ругательств или даже нецензурного языка для описания жизни других лиц
не было признано нарушением Статьи 10 (см., например, Tammer v.
Estonia, no. 41205/98, S:S: 64-71, ECHR 2001-I, и Constantinescu v.
Romania, no. 28871/95, S:S: 70-78, ECHR 2000-VIII).
Суд отмечает, что национальные суды не выполнили своей обязанности по
обеспечению <<приемлемых и достаточных>> оснований для признания
заявителя виновным. При оценивании пропорциональности вмешательства
необходимо также учитывать характер и тяжесть наказания (см. Skaka v.
Poland, no. 43425/98, S: 38, постановление от 27 мая 2003). В этом
отношении Суд отмечает, что заявитель была приговорена к 1,5 годам
исправительных работ с удержанием части ее зарплаты. Очевидно, что
наказание заявителю было суровым, особенно с учетом наличия других
менее суровых альтернативных видов наказания, таких как штраф, в
национальном законодательстве. Тот факт, что заявитель была
освобождена от наказания, не меняет сделанное судом заключение, в
связи с тем, что само освобождение от исправительных работ было просто
счастливым совпадением в форме амнистии, которая применялась ко всем
несовершеннолетним и женщинам, осужденных за различные преступления в
соответствующий период времени, и цель которой не заключалась в
исправлении ситуации заявителя (см. Mahmudov and Agazade v.
Azerbaijan, no. 35877/04, S: 51, постановление от 18 декабря 2008).
Суд считает, что осуждение заявителя противоречило принципам,
предусмотренным статьей 10, поскольку российские суды не определили
<<настоятельную общественную потребность>> и не представили
<<приемлемые и достаточные>> основания для признания заявителя
виновным. Следовательно, вмешательство было непропорциональным
преследуемой цели и не было <<необходимым в демократическом
обществе>>.
Следовательно, имело место нарушение статьи 10 Конвенции.
Учитывая роль журналистов и прессы в процессе распространения
информации и идей относительно вопросов общественной значимости, даже
те, которые могут обидеть, шокировать или беспокоить, Суд считает, что
осуждение заявителя противоречило принципам Статьи 10, поскольку
российские суды не определили <<настоятельную общественную
необходимость>> и не привели <<соответствующие и достаточные>>
основания, оправдывающие вмешательство по существу. Следовательно, Суд
считает, что национальные суды превысили пределы свободы усмотрения,
предоставленной им, если речь идет об ограничениях на дискуссии
общественной значимости, и что вмешательство было непропорциональным
преследуемой цели и не было <<необходимым в демократическом
обществе>>.
III. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ
Статья 41 Конвенции предусматривает:
"Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или
Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны
допускает возможность лишь частичного возмещения, Суд, в случае
необходимости, присуждает выплату справедливой компенсации потерпевшей
стороне".
Заявитель не представил детальное требование о справедливой
компенсации, как предусмотрено Правилом 60 Суда. Соответственно, Суд
считает, что заявитель не просила присудить ей какую-либо сумму.
ПО ЭТИМ ОСНОВАНИЯМ, СУД ЕДИНОГЛАСНО
1. Постановляет, что не было допущено нарушения Статьи 6 S: 1
Конвенции;
2.Постановляет, что имело место нарушение Статьи 10 Конвенции.
Выполнено на английском языке, и уведомлено в письменной форме 8
октября 2009 г. , в соответствии с Правилом 77 S:S: 2 и 3 Правил Суда.
Andrй Wampach Nina Vaji
Помощник Секретаря Председатель
1. Anonymous - 15.10.2009 05:24:05
E-mail: e19dtnet6h@rambler.ru
Молодцы
Добавить комментарий: