Изучаем Европейскую Конвенцию

Новости Российское законодательство о применении Конвенции Международно-правовые акты Решения Европейского Суда по делам против России Решения Европейского Суда по прецедентным делам Судебная практика применения Конвенции в судах России Практика применения Конвенции государственными не судебными органами Юр. литература Конференции, семинары Лекции по применению Конвенции Примеры процессуальных документов Заключения об обоснованности обращения в Европейский Суд по правам человека Проконсультироваться История вступления России в Совет Европы Потенциальные заявители в Европейский Суд по правам человека! Если Вы считаете, что Ваши права были нарушены, или помогаете другому человеку, чьи права были нарушены, и при этом хотели бы получить консультацию о порядке обращения в Европейский Суд по правам человека, юристы общественного объединения «Сутяжник» готовы помочь Вам. Свяжитесь с нами по Интрнету или обычной почте Идея странички А.Л. Буркова. Поддержка странички осуществляется подразделениями ОО "Сутяжник" Академия по правам человека и Уральский центр конституционной и международной защиты прав человека

Обзор прецедентов Европейского Суда по правам человека по статям 2, 3 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод Содержание ДУГОЗ ПРОТИВ ГРЕЦИИ ДУЛЯШ ПРОТИВ ТУРЦИИ МАККЕРР ПРОТИВ СОЕДИНЕННОГО КОРОЛЕВСТВА ТАНЛИ  ПРОТИВ ТУРЦИИ ЭРГИ ПРОТИВ ТУРЦИИ ИРЛАНДИЯ ПРОТИВ ВЕЛИКОБРИТАНИИ Z И ДРУГИЕ ПРОТИВ СОЕДИНЕННОГО КОРОЛЕВСТВА ПРАЙС ПРОТИВ СОЕДИНЕННОГО КОРОЛЕВСТВА ДЕНИЗЧИ  И ДРУГИЕ ПРОТИВ КИПРА ВЕЛИКОВА ПРОТИВ БОЛГАРИИ 1. ДУГОЗ ПРОТИВ ГРЕЦИИ DOUGOZ v. GREECE   Постановление Суда от 6 марта 2001 г.   Обстоятельства дела   Заявитель, Мохамед Дугоз, гражданин Сирии, утверждал, что в Сирии его обвинили в преступлениях против национальной безопасности, а именно в разглашении информации в период прохождения военной службы. Заявитель уехал из этой страны. По его словам, впоследствии он был признан виновным в этих преступлениях и приговорен к смертной казни.   Власти Греции утверждали, что примерно в июле 1983 года заявитель нелегально прибыл в Грецию. Заявитель считал, что въехал в Грецию на законных основаниях. В 1987 году заявитель был задержан греческими властями за преступления, связанные с незаконным оборотом наркотических веществ. В 1988 году Апелляционный суд Афин в составе трех судей, заседая в качестве суда первой инстанции, признал заявителя виновным. Приняв во внимание, что заявитель употреблял наркотики сам, суд приговорил его к лишению свободы сроком на два года. В 1989 году приговор был утвержден Апелляционным судом Афин в составе пяти судей.   В 1989 году заявитель подал ходатайство в Афинское бюро Верховного комиссара ООН по делам беженцев о предоставлении ему статуса беженца и был признан беженцем под мандатом Верховного комиссара. В связи с этим власти Греции выдали ему удостоверение на право проживания в стране в качестве иностранца. По утверждению государства-ответчика, право на проживание заявителя в Греции истекло 8 января 1991 г. Однако он незаконно продолжал находиться в стране. В 1991 году заявитель был задержан за воровство и незаконное ношение оружия. На время проведения расследования его заключили под стражу. В 1993 году Апелляционным судом г. Нафплион в составе судей и присяжных он был признан виновным в названных правонарушениях и приговорен к пяти с половиной годам лишения свободы.   6 июня 1994 г. заявитель был условно освобожден. Исходя из общественных интересов, начальник полиции в тот же день распорядился о его высылке из Греции. 23 июня 1994 г. заявитель подал ходатайство греческим властям о предоставлении ему статуса беженца. 4 августа 1994 г. министр общественного порядка отклонил данное ходатайство, которое было признано поданным заявителем недобросовестно, поскольку "было подано через десять лет проживания заявителя в Греции с очевидной целью избежать законной высылки после освобождения из тюрьмы, где он отбывал длительное наказание за крайне тяжкие преступления".   9 июля 1995 г. заявитель был задержан в Греции за преступления, связанные с незаконным оборотом наркотических веществ. 26 ноября 1996 г. он был признан Апелляционным судом Афин в составе трех судей виновным и приговорен к трем годам лишения свободы и штрафу. В 1998 году Апелляционный суд Афин в составе пяти членов оставил в силе данный приговор.   Когда 25 июня 1997 г. заявитель ходатайствовал о досрочном освобождении, он утверждал, помимо прочего, что имел возможность вернуться в Сирию, поскольку исполнение его приговора было отложено. Палата по обвинениям суда по уголовным делам первой инстанции г. Пирей рассмотрела данное ходатайство in camera в закрытом судебном заседании 16 июля 1997 г. Хотя заявитель не был допущен на слушания, там присутствовал и был заслушан государственный обвинитель. Суд принял решение об условном освобождении заявителя и его высылке из Греции. Суд сделал вывод, что поведение заявителя во время пребывания в тюрьме говорило о том, что после своего освобождения он больше не будет совершать преступления и что необходимости в его дальнейшем содержании под стражей нет.   В соответствии с данным решением заявитель 10 июля 1997 г. был освобожден из тюрьмы и до своей высылки из страны заключен в полицейский изолятор на основании мнения заместителя государственного обвинителя Кассационного суда, посчитавшего, что решение по аналогии распространяется на случаи высылки по распоряжению судов. Первоначально заявитель содержался в изоляторе г. Драпецона. Власти Греции выдали ему временный паспорт, а 12 сентября 1997 г. в сирийском посольстве в Афинах он получил разрешение на въезд в Сирию.   Заявитель утверждал, что в изоляторе Драпецоны было 20 камер. Временами в нем содержалось до 100 человек. Камера заявителя была переполнена людьми. Число задержанных в отдельные дни в десять раз превышало положенное. В ней не было коек, людям не выдавали матрацев, простыней и одеял. Некоторые задержанные были вынуждены спать в коридоре. Камеры были грязными, санитарного оборудования не хватало, поскольку изолятор был рассчитан на меньшее число задержанных. Горячей воды было мало, подолгу ее вообще не подавали. Недоставало свежего воздуха, отсутствовало естественное освещение, не было площадки для прогулок. Единственным местом, где задержанные могли размяться, являлся ведущий к туалету коридор.   По утверждению заявителя, в изоляторе Драпецоны не было никаких развлечений. Занять себя было нечем. Камера была настолько переполнена, что заявитель даже не мог читать. Дважды в день задержанным приносили тарелку "сносной пищи". Молоко не давали вообще, фрукты, овощи и сыр — редко. Более того, получать пищу извне задержанные не могли. Заявитель был лишен возможности обратиться к врачу или купить что-либо в аптеке. Навещать было разрешено только тех, у кого были семьи, вследствие чего к иностранцам никто не приходил. Заявитель не мог обратиться в социальные службы или к прокурору. Хотя таксофоны имелись, их было явно недостаточно. Отмечались случаи грубого обращения со стороны охраны.   28 ноября 1997 г. заявитель обратился к министру общественного порядка с просьбой разрешить ему выехать в какую-нибудь страну, кроме Сирии, где его ожидала смертная казнь.   2 февраля 1998 г. заявитель подал ходатайство об аннулировании ордера на высылку, сославшись при этом, помимо прочего, на Европейскую конвенцию по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания, а также на тот факт, что Верховный комиссар признал его беженцем. Он, кроме того, утверждал, что продолжающееся содержание его под стражей нарушает статью 5 указанной Конвенции и что ордер на высылку из страны был выдан в нарушение национальных законов.   В апреле 1998 года заявителя перевели в изолятор Управления полиции на Александрас Авеню. По словам заявителя, условия содержания в нем не отличались от условий содержания в Драпецоне, если не считать наличия естественного освещения и вентиляции в камерах, а также достаточной подачи горячей воды. По описанию властей Греции, условия содержания на Александрас Авеню были такими же, как в Драпецоне.   28 апреля 1998 г. представитель Верховного Комиссара в Афинах обратился в Министерство общественного порядка с просьбой воздержаться от высылки заявителя в Сирию на время производства по его делу.   11 мая 1998 г. Палата по уголовным делам первой инстанции Пирея, заседая в закрытом судебном заседании in camera, отказалась аннулировать ордер на высылку, напомнив, помимо прочего, что в своем ходатайстве от 25 июня 1997 г. заявитель утверждал, что в Сирии его больше не преследовали. В решении суда не было специального определения относительно жалобы заявителя на условия содержания под стражей.   26 и 28 июля 1998 г. заявитель обратился к министру юстиции и министру общественного порядка Греции с ходатайством об аннулировании ордера на высылку и, в любом случае, о своем освобождении.   3 декабря 1998 г. заявителя выслали в Сирию. Власти Греции утверждали, что ранее ими была получена информация Интерпола о том, что Сирия требования об экстрадиции заявителя не подавала.   Заявитель утверждал, что по прибытии в Сирию его заключили под стражу. Условия содержания под стражей представляли собой бесчеловечное и унижающее достоинство обращению. Он жаловался на незаконность и чрезмерную продолжительность своего содержания под стражей, а также на отсутствие во внутригосударственном праве средств защиты в подобных ситуациях.   Решением от 8 февраля 2000 г. жалоба была объявлена частично приемлемой.   Выводы Суда   Европейский Суд напомнил, что в соответствии с практикой Конвенционных органов жестокое обращение, чтобы оно могло квалифицироваться по Статье 3 Конвенции, должно достигать минимального уровня жестокости (см. Постановление Европейского Суда по делу "Ирландия против Соединенного Королевства" от 18 января 1978 г.). То же относится и к обращению, унижающему достоинство (см. Постановление Европейского Суда по делу "Костелло-Робертс против Соединенного Королевства"). Оценка этого минимального уровня жестокости относительна; она зависит от всех обстоятельств дела, таких, как длительность жестокого обращения, его физические и психологические последствия и в некоторых случаях от пола, возраста и состояния здоровья жертвы (см. Постановление Европейского Суда по делу "Ирландия против Соединенного Королевства" и Постановление Европейского Суда по делу "Костелло-Робертс против Соединенного Королевства").   В настоящем деле Европейский Суд отметил, что заявителя сначала содержали в течение нескольких месяцев в полицейском участке Драпецоны, который служит изолятором для лиц, задержанных по Закону об иностранцах. Заявитель утверждал, inter alia, что его содержали в переполненной и грязной камере, которая была в неудовлетворительном санитарном состоянии, не была приспособлена для ночлега, не имела достаточного снабжения горячей водой, доступа свежего воздуха, естественного освещения; в ней не было пространства для прогулок. Заявитель даже не мог читать книгу — настолько была переполнена камера. В апреле 1998 года заявителя перевели в Управление полиции на Александрас Авеню, где условия содержания не отличались от Драпецоны и где его продержали до 3 декабря 1998 г., когда он был выслан в Сирию.   Европейский Суд посчитал, что условия содержания под стражей иногда могут быть эквивалентны бесчеловечному и унижающему достоинство обращению. В "Греческом деле" к таким условиям Европейская Комиссия отнесла перенаселенность камер, недостаточное отопление помещений, неудовлетворительную гигиену, плохие спальные условия, недостаточные питание и отдых, отсутствие контактов с внешним миром. При оценке условий содержания под стражей принимались во внимание совокупный эффект этих условий, а также конкретные утверждения (качества, характеристики) заявителя. В настоящем деле, хотя Европейский Суд и не выезжал на место, он отметил, что слова заявителя подтверждаются выводами доклада ЕКПП от 29 ноября 1994 г. о ситуации в изоляторе Управлении полиции на Александрас Авеню. В своем докладе ЕКПП подчеркнул, что оборудование камер и режим содержания в этом изоляторе не позволяли находиться там больше нескольких дней; уровень заполнения камер был значительно выше предусмотренного, а санитарные условия — ужасающими. Хотя представители ЕКПП во время данного визита изолятор Драпецоны не посещали, Европейский Суд отметил, что власти Греции характеризовали условия в изоляторах на Александрас Авеню и Драпецоны как аналогичные, а сам заявитель признал, что в первом случае дело обстояло лучше с естественным освещением, вентиляцией камер и подачей горячей воды. Кроме того, Европейский Суд учел, что в 1997 году ЕКПП посещал изоляторы и на Александрас Авеню, и Драпецоны, причем счел необходимым повторно посетить оба места в 1999 году. Заявитель находился под стражей в период с июля 1997-года по декабрь 1998 года.   В свете сказанного Европейский Суд постановил, что условия содержания заявителя в изоляторах Управления полиции на Александрас Авеню и Драпецоны, а именно серьезную перенаселенность помещения и отсутствие условий для ночлега в сочетании с непомерным сроком содержания, в подобных условиях были равносильны унижающему достоинство обращению, противоречащему Статье 3 Конвенции.   Соответственно, имело место нарушение Статьи 3 Конвенции.   2. ДУЛЯШ ПРОТИВ ТУРЦИИ DULAS v. TURKEY  Постановление от 30 января 2001 г.  (с содержанию) Обстоятельства дела   Заявительница, гражданка Турции, Зубейде Дуляш, утверждала, что ее дом и имущество были уничтожены в ходе операции, проводившейся жандармерией в ее деревне на юго-востоке Турции. Заявитель ссылалась на Статьи 2, 3, 5, б, 8, 13, 14, 18 и бывшую Статью 25 Конвенции и Статью 1 Протокола № 1 к Конвенции. Решением от 23 мая 1996 г. Европейская Комиссия признала жалобу приемлемой. В Европейском Суде заявитель отказалась от своей жалобы в части нарушения Статей 2, 5 и 14 Конвенции.   Выводы суда   Заявитель ссылалась на нарушение Статьи 3 Конвенции, которая гласит: "Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию".   Заявитель утверждала, что обстоятельства, при которых ее заставили покинуть свой дом, сожженный у нее на глазах, и насильно выселили и, таким образом, оставили ее незащищенной и в нужде, составляют как минимум бесчеловечное и унижающее достоинство обращение.   Как неоднократно подчеркивал Европейский Суд, Статья 3 Конвенции закрепляет одну из основополагающих ценностей демократического общества. Даже в самых сложных обстоятельствах, таких, как борьба с терроризмом или организованной преступностью, Конвенция запрещает безо всяких исключений применение пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания. В отличие от других положений Конвенции и Протоколов к ней, не существует норм, предусматривающих исключения из положений данной Статьи, и согласно Статье 15 Конвенции не допускаются отступления от нее (см. Постановление Европейского Суда по делу "Аксой против Турции").   Европейский Суд напомнил, что жестокое обращение должно соответствовать минимальному уровню жестокости, чтобы оно подпадало под применение Статьи 3 Конвенции. Установление этого минимума относительно: он зависит от всех обстоятельств дела, таких, как продолжительность жестокого обращения, его физическое и психическое воздействие на жертву и в некоторых случаях пол, возраст и состояние здоровья жертвы (см., среди других прецедентов, Постановление Европейского Суда по делу "Текин против Турции" от 9 июня 1998 г.).   Заявителю в данном деле на момент произошедших событий было более семидесяти лет. Ее дом и имущество были уничтожены на ее глазах, тем самым она была лишена крова и средств к существованию и ей пришлось покинуть деревню и общину, где она прожила всю жизнь. Власти Турции не предприняли никаких шагов, чтобы оказать ей помощь в ее бедственном положении.   Принимая во внимание способ, которым был уничтожен ее дом, и ее личные данные, Европейский Суд установил, что заявителю, вероятно, были причинены страдания достаточного уровня жестокости действиями сил безопасности, которые могут быть охарактеризованы как бесчеловечное обращение по смыслу Статьи 3 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Сельджук и Аскер против Турции").   Европейский Суд пришел к выводу, что имело место нарушение Статьи 3 Конвенции.   3. МАККЕРР ПРОТИВ СОЕДИНЕННОГО КОРОЛЕВСТВА McKERR v. THE UNITED KINGDOM Постановление от 4 мая 2001 г.  (с содержанию) Обстоятельства дела   11 ноября 1982 г. Джервез МакКерр управлял своей автомаши­ной "Форд Эскорт". В салоне автомашины находились два пассажира: Юджин Тоуман и Шон Берне. Никто из перечисленных мужчин вооружен не был. На улице Таллигалли Роуд в вос­точной части Лергена в них было произведено, по крайней мере, 109 выстрелов сотрудниками специального подразделения мо­бильной поддержки Королевской полиции Ольстера. Все трое мужчин были убиты.   Факты, имеющие отношение к смерти Джервеза МакКерра, ос­таются предметом спора более десяти лет, в течение которых проводи­лись расследования, трижды возбуждалось уголовное преследование и другие связанные с данным инцидентом юридические процедуры.   В ноябре 1982 г. старший инспектор Уэртер принял меры по сохранению места перестрелки нетронутым. На месте проис­шествия побывал врач, который провел первичный осмотр тел. 12 но­ября 1982 г. судебно-медицинский эксперт из лаборатории судебно-ме­дицинских наук Северной Ирландии провел детальный осмотр места происшествия, а профессор Маршалл  произвел вскрытие тел. Было произведено фотографирование места перестрелки и сохранившихся там предметов, составлена схема места происшествия. В тот же день сотруднику, отвечающему за работу на месте происшествия, были переданы винтовки сотрудников полиции, автомат и пистолет. На месте происшествия были обнаружены 84 стреляные гильзы. Полиция провела поквартирный опрос в близ­лежащих домах, были организованы обращения через прессу к возмож­ным свидетелям с просьбой явиться к представителю местных органов власти.   15 ноября 1982 г. в рамках начавшегося расследования следова­тель в должности старшего инспектора Скотт допросил троих сотрудников Королевской полиции Ольстера, которые входили в под­разделение, состоявшее из пяти человек. Сержант М., констебль Б. и констебль Р. дали письменные показания. В этих пока­заниях приводились подробности инцидента, но не упоминалось о том, что подозреваемые находились под наблюдением сотрудников специ­ального подразделения и, как предполагалось, выехали на совершение убийства. Давшие показания сотрудники получили от заместителя на­чальника вышеназванного специального подразделения указание не упоминать о том, что они принадлежат к этому специальному подраз­делению, а также о том, что накануне инцидента им стала известна полученная оперативным путем определенная информация. Уже позднее утверждалось, что такая мера была предпринята, чтобы предотвра­тить обнародование факта наличия предварительной разведывательной информации, что могло бы помешать проведению контртеррористи­ческих мероприятий.   18 января 1983 г. эти трое сотрудников, М., Б. и Р., были допро­шены с учетом полученных результатов судебно-медицинской эксперти­зы. Их показания были зафиксированы в протоколах.   Результаты проведенного Королевской полицией Ольстера рассле­дования были направлены Генеральному прокурору для рассмотрения вопроса о том, следует ли возбуждать уголовное преследование. Генераль­ный прокурор потребовал проведения дополнительного расследования. 19 и 20 июля 1983 г. упомянутые сотрудники были допрошены, и на этот раз они заявили, что им было сообщено, что трое погибших находились под наблюдением и, как предполагалось, выехали для совершения убий­ства.   Вскоре после этого Генеральный прокурор вынес решение о том, что в отношении этих троих сотрудников ("троих ответчиков") должны быть выдвинуты обвинения. Обвинительное заключение было предъяв­лено 8 марта 1984 г., а 29 мая 1984 г. в него были внесены изменения — Б. было предъявлено обвинение в убийстве Юджина Тоумана, а М. и Р. — в пособничестве, подстрекательстве Б. к совершению этого преступления.   Суд над тремя подсудимыми проходил в Белфасте в период между 29 мая и 5 июня 1984 г., председательствовал Лорд-судья Гибсон, который вел дело без присяжных. В деле об уголовном преследовании участвовали 27 свидетелей, которые предстали перед судом для дачи по­казаний, а еще 11 свидетелей дали показания в письменном виде, и эти показания были оглашены в судебном заседании. В качестве доказательств были представлены 75 предметов.   В конце слушаний по данному уголовному делу Лорд-судья Гибсон сделал вывод о том, что собранные доказательства в отношении троих подсудимых не установили их вины, и, заключив, что состав преступления отсутствует, оправдал их. В своем постановлении, касаясь обоснований для такого вывода, он указал: "Перед обвиняемыми была поставлена задача арестовать Тоумана и Бернса по подозрению в проведении террористических актов, в том числе убийств, а также помешать им совершить новое убийство, попытку в отно­шении которого, как считают полицейские власти, для чего у них были основания, они собирались предпринять.   Каждый из обвиняемых был соответствующим образом проинструктиро­ван,  да к тому получил еще информацию о том, что подозреваемые, вероятно, будут вооружены и что они являются убежденными и опасными террориста­ми, которые во всеуслышание заявляли, что не будут арестованы живыми. Следовательно, если планировалось их арестовать, все заинтересованные лица знали, что для проведения задержания придется применять оружие.   О степени опасности при проведении операции, как ожидалось, можно судить по тому обстоятельству, что трое обвиняемых были оснащены одним автоматом, двумя винтовками Ругер, тремя полуавтоматическими пистоле­тами и имели около 200 патронов.   Подозреваемые находились под наблюдением и, судя по полученной информации, направлялись в автомашине, которой управлял МакКерр, для совершения предполагаемого убийства. Тогда полиция выставила кордон, чтобы остановить и арестовать их.   Они прорвались через этот кордон на высокой скорости, подвергнув тем самым опасности жизнь сотрудника полиции. Обвиняемые, которые находились неподалеку в автомобиле, сразу начали преследование. Вслед уходив­шему от погони автомобилю были произведены выстрелы.   Выводы Суда   Статья 2 Конвенции, гарантирующая право на жизнь и приводя­щая обстоятельства, при которых может быть оправдано лишение жизни, содержит одно из основополагающих положений Конвенции, на которое в мирное время не распространяется отступление, предусмотренное Ста­тьей 15 Конвенции. Вместе со Статьей 3 Конвенции она олицетворяет также одну из основных ценностей всех демократических обществ, кото­рые составляют Совет Европы. Обстоятельства, при которых лишение жизни может быть оправданно, должны быть, следовательно, четко сфор­мулированы. Цель и смысл Конвенции как инструмента защиты каждого отдельного человека требуют и того, чтобы Статья 2 Конвенции интер­претировалась и применялась бы так, что оговоренные в ней гарантии носили бы практический и эффективный характер (см. Постановление Европейского Суда по делу "МакКанн и другие против Соединенного Королевства").   В свете значения защиты, гарантируемой Статьей 2 Конвенции, Европейский Суд обязан проявить при рассмотрении случаев лишения жизни максимальную внимательность и тщательность, принимая во вни­мание не только действия представителей государственных органов, но и все сопутствующие обстоятельства. Когда рассматриваемые события це­ликом или частично находятся в поле зрения исключительного ведения и требуют внимания соответствующих властей, как, например, в случае с лицами, которые состоят под их контролем в период временного пребы­вания под стражей, возникают серьезные опасения фактического свойства в отношении имеющих место случаев нанесения увечий и смерти. В самом деле, бремя представления доказательств, как это и должно быть, возла­гается на соответствующие власти, задача которых заключается в том, чтобы дать необходимые и убедительные объяснения (см. Постановление Европейского Суда по делу "Салман против Турции", а также Постановление Евро­пейского Суда по делу "Чакичи против Турции": Постановление Европейского Суда по делу "Эртак против Турции" и Постановление Европейского Суда по делу "Тимурташ против Турции").   Применение Статьи 2 Конвенции, если брать ее целиком, пока­зывает, что она распространяется не только на умышленное убийство, но и на ситуации, при которых допускается "применение силы", что может привести в качестве неожиданного исхода к лишению жизни. Умышлен­ное, преднамеренное применение силы со смертельным исходом является лишь единственным фактором, однако тем, который нужно принимать во внимание при оценке необходимости этого применения. Любое при­менение силы должно быть не более чем "абсолютной необходимостью" для достижения одной или более  целей, которые перечислены в подпунк­тах от (а) до (с). Сама формулировка указывает на то, что оценка подобной необходимости должна быть проведена в данном случае более строго и исчерпывающе, чем это делается при других обстоятельствах, когда оп­ределяется, является ли действие государства "необходимым в демокра­тическом обществе" согласно пунктам 2 Статей с 8 по 11 Конвенции. Следовательно, примененная сила должна быть строго соотносимой с упомянутым достижением допустимых целей (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "МакКанн и другие против Соединенного Королевства").   Обязательство по гарантированию права на жизнь согласно Ста­тье 2 Конвенции, понимаемое в совокупности с общей обязанностью го­сударства по Статье 1 Конвенции обеспечить "каждому, находящемуся под [его] юрисдикцией, права и свободы, определенные в... настоящей Конвенции", требует также понимания, что в какой-то форме должно присутствовать эффективное официальное расследование, когда в резуль­тате применения силы погибли люди (Постановление Европейского Суда по делу "МакКанн и другие против Соединенного Королевства", Постановление Европейско­го Суда по делу "Кайя против Турции"). Существенно важный характер цели проведения такого расследования состоит в том, чтобы обеспечить эф­фективное исполнение внутренних законов, которые стоят на защите права на жизнь, и чтобы, как в случаях с участием представителей госу­дарственных органов или организаций, обеспечить их подотчетность в отношении смертельных исходов, имевших место в сфере их ответствен­ности. Что касается того, какие формы расследования будут отвечать по­ставленным целям, то это зависит от различных обстоятельств. Вместе с тем какая бы форма ни была избрана, соответствующие власти должны проявлять инициативу, коль скоро проблема попала в поле их зрения. Они не могут уступать инициативу родственникам в том, что касается внесения официального ходатайства или всего груза проблем, связанных с проведением любых относящихся к расследованию процедур (см., на­пример, Постановление Европейского Суда по делу "Ильхан против Турции").   Суд постановил, что имело место нарушение статьи 2 Конвенции в связи с недостатками расследования относительно фактов смерти Джервеза МакКера.   4. ТАНЛИ  ПРОТИВ ТУРЦИИ TANLI v. TURKEY Постановление от 10 апреля 2001 г.  (с содержанию) Обстоятельства дела   Заявитель, Мустафа Танли, курд по национальности, 1933 года рождения, являлся фермером и проживал в деревне Ёртюлю округа Догубеязит на юго-востоке Турции. Его сын Махмут родился в 1972 году.   27 июня 1994 г. жандармы Центральной жандармерии округа До­губеязит прибыли в указанную деревню для проведения досмотра. Жители деревни были собраны у мечети. Во время проведения досмотра в деревне сын заявителя сопровождал жандармов. Начальство отряда жандармов допросило заявителя о его сыне, после чего жандармы покинули деревню, забрав с собой Махмута Танли. На тот момент Махмут Танли никаких жалоб на здоровье не высказывал.   28 июня 1994 г. заявитель обратился к властям с целью получения информации о своем сыне. В свидании с сыном ему было отказано, после чего он уехал.  29 июня 1994 г. около 5:30 утра полицейские прибыли в дом сына заявителя и доставили последнего в полицейский участок, где начальник охраны сообщил ему, что его сын скончался от сердечного приступа во время содержания под стражей. Заявитель ответил, что его сын ничем не болел и, по его предположению, умер от пыток, а также попросил свида­ния с прокурором. Прокурор прибыл в офис начальника охраны и сказал заявителю, что причиной смерти его сына явился сердечный приступ. Заявитель продолжал утверждать, что причиной смерти его сына стали пытки.   28 июня 1994 г. было произведено вскрытие трупа двумя врачами — Ихсаном Ёзюу и Айдыном Мазлумом, — один из которых являлся врачом-педиатром, а другой — работал в кли­нической больнице округа Догубеязит.   Тело Махмута Танли было доставлено в полицейский участок Улусоя 29 июня 1994 г. Все тело было в кровоподтеках, а от левой стороны грудной клетки до брюшной полости был сделан надрез, на который были наложены швы. Полицейские заявили, что надрез был сделан в ходе операции, произведенной в момент, когда у Махмута Танли случился сердечный приступ. Затем полицейские потребовали от заяви­теля подписать некий документ, содержание которого ему было неизвест­но. Заявитель подписал документ из опасений за свою безопасность.   Махмут Танли не имел судимости и не подозревался в совершении какого-либо преступления. До момента, когда его доставили в полицей­ский участок, диагноз сердечного заболевания ему не ставили, а также не было подозрений в наличии какого-либо сердечного или иного заболева­ния. Заявитель же слишком опасался возможного применения к нему репрессивных мер, а потому не потребовал проведения судебной экспер­тизы тела своего сына.   29 июня 1994 г. заявитель сообщил в отделение Ассоциации по защите прав человека округа Догубеязит, что на теле его сына были следы ударов и применения физической силы, которые дают основания пола­гать, что его смерть явилась результатом применения к нему пыток. Ана­логичное сообщение было сделано братом заявителя. 29 июня 1994 г. заявитель обратился к Главному прокурору округа Догубеязит с письменным заявлением относительно смерти своего сына, которая, на его взгляд, произошла при подозрительных обстоятельствах. Он также жаловался на необъективность посмертной судебно-медицин­ской экспертизы, которая проводилась людьми, не являющимися специ­алистами в этой области. Он просил о направлении тела его сына в Ин­ститут судебной медицины, позже он отказался от своей просьбы из-за опасений за свою жизнь.   25 июля 1994 г. прокурор опросил иных жителей деревни, ко­торые подтвердили, что ранее Махмут Танли не имел никаких проблем со здоровьем.   3 августа 1994 г. Главный прокурор Агри возбудил уголовное дело в отношении трех полицейских, допрашивавших Махмута Танли в день его смерти — Али Гюндогду, Мурата Демирпенче и Ёккеша Айбара. Производство по делу неоднократно приостанавливалось. 2 февраля 1995 г. суд принял решение направить материалы дела в Институт судебной медицины для получения заключения о причинах смерти. 23 мая 1995 г. Институт принял решение о проведении эксгумации тела, после чего производство по делу было приостановлено до получения заключения Института. 14 мая 1996 г. суд признал, что причину смерти установить не представляется возможным, и оправдал трех обвиняемых.   Выводы Суда   При оценке доказательств по делу Европейский Суд руководст­вуется критерием доказанности "при отсутствии обоснованного сомне­ния". Такая доказанность может быть при наличии как достаточно веских, явных и согласующихся между собой доказательств, так и не опровергну­тых предположений в отношении наличия определенных фактов. В связи с этим следует учитывать поведение сторон в момент собирания доказа­тельств (см. Постановление Европейского Суда по делу "Ирландия против Соединенного Королевства" от 18 янва­ря 1978г.)   Европейский Суд понимает дополнительный характер своей роли и должен быть особенно внимателен при исполнении своей обязанности, ко­торую должен был выполнить судебный орган первой инстанции (см. Реше­ние Европейского Суда по делу "МакКерр против Соединенного Королев­ства" от 4 апреля 2000 г.). После того как состоялось национальное судебное разбирательство, Евро­пейский Суд не может подменять оценку обстоятельств дела, сделанную внутригосударственным судом, своей точкой зрения, и, по общему правилу, оценка доказательств должна также производиться национальным судом (см. Постановление Европейского Суда по делу "Клаас против Германии" от 22 сентября 1993 г.). Не­смотря на то, что решения национальных судов необязательны для Европей­ского Суда, обычно требуются убедительные аргументы для того, чтобы он отверг результаты исследования обстоятельств внутригосударственными су­дами (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Клаас против Германии"). Однако когда жалоба подана на нарушение Статей 2 и 3 Конвен­ции, Европейский Суд должен быть особенно внимательным (см. Постановление Европейского Суда по делу "Рибич против Ав­стрии" от 4 декабря 1995 г.). Если по тем же обвинениям имел место уголовный процесс в национальном суде, следует учитывать, что ответственность в уголовном права и ответственность в международном праве за нарушение положений Конвенции - понятия несовпадающие. Компетенция Европейского Суда ограничена лишь последним случаем. Ответственность по Конвенции основана на ее нормах, которые следует толковать и применять в соответствие с целями Конвенции и в свете применимых принципов международного права. Ответственность государства на основании Конвенции, вытекающая из действий его органов или должностных лиц, не следует путать с индивидуальной уголовной ответственностью, закрепляемой национальным правом и определяемой национальными судебными инстанциями. В задачи  Европейского Суда в данном случае не входит решение вопросов  вины.   Махмут Танли проходил службу в армии с 27 января 1992 г. по 27 июня 1993 г. В его армейском деле не содержится каких-либо данных относительно заболеваний или оказания медицинской помощи. Заявитель и опрошенные жители деревни высказали единогласное мнение, что Мах­мут Танли каких-либо проблем со здоровьем или заболеваний не имел. Власти Турции не представили никакой информации с целью опровержения таких данных. Поэтому Европейский Суд придерживается мнения,  что в момент ареста Махмут Танли находился в полном здравии и никаких заболеваний ранее не имел.   В соответствии с показаниями полицейских Махмут Танли был передан жандармами в полицейский участок Улуйола примерно в 21:30 27 января 1994 г. Он подозревался в поддержке РПК, являясь членом ее вооруженного формирования. Европейский Суд обратил внимание на то, что в своих показаниях полицейские ссылаются на признание Ахмута Аккуша от 7 февраля 1994 г., который указал на Махмета Танли как на члена РПК. Заявлялось, что список, содержащий имя Махмута Танли был также обнаружен на телах членов РПК, убитых во время вооруженного столкновения. Ахмут Аккуш впоследствии, когда был вызван в Суд присяжных, отказался от своих заявлений. Заявитель активно отрицал, что его сын был замешан в совершении какого-либо правонарушения. Но решение этого вопроса не входит в компетенцию Европейского Суда, данный вопрос должен был быть разрешен в ходе национального уголов­ного разбирательства. Все же Европейский Суд не нашел оснований под­вергать сомнению, что причиной ареста Махмута Танли явилось подозре­ние в членстве в РПК или намерение получить информацию о деятель­ности РПК в данной местности.   Допрос Махмута Танли проводили трое полицейских: начальник Али Гюндогду, Мурат Демирпенче и Ёккеш Айбар, причем последний заявил, что не принимал участия в проведении допроса. В соответствии с показаниями Али Гюндогду допрос Махмуга Танли состоялся не в день ареста, а на следующий день незадолго до того, как он упал в обморок и затем скончался. По этому вопросу показания Ёккеша Айбара и Мурата Демирпенче сходятся. Европейский Суд считал необходимым заметить, что никакие документальные свидетельства не подтверждают показаний в отношении случившегося во время содержания под стражей. Так же было и в деле "Салман против Турции", которое тоже касалось смерти лица, находящегося под арес­том в полиции, в материалах дела не было и документальных свидетельств, отражающих время выхода задержанных из камер или время допроса. Однако в деле нет доказательств, дающих основание полагать, что такое изложение фактов было бы в чьих-то интересах и сокращало бы время действительного контакта полицейских с Махмутом Танли.   В соответствии с показаниями Али Гюндогду и Мурата Демирпенче допрос Махмута Танли начался примерно в 21:00. Далее указаний на время нет до тех пор, пока прокурор не отметил в протоколе с места происшествия и в протоколе проведения вскрытия, что ему сообщили о смерти в 22:30. Что происходило до этого, известно лишь трем полицейским, проводившим до­прос. В соседней комнате были и трое других полицейских, бывших свиде­телями некоторых событий, а также доктор Аграли, прибывший для оказания помощи. Однако в объяснениях доктора Аграли тоже не содержится указания на время его прибытия в полицейский участок.   Со слов трех полицейских, допрашивавших Махмута Танли, через несколько минут после начала допроса, после того, как ему сообщили о подозрениях относительно его членства в РПК, Махмут сильно развол­новался, побледнел, стал заикаться, упал в обморок и начал задыхаться. Сотрудники полиции Ёмер Гюзель, Джафер Йигит и Нихат Аджар тоже подтвердили, что Али Гюндогду находился в комнате только 10—15 минут, а потом вышел вызвать врача. Они также подтвердили, что примерно через 10 минут Джафер Йигит вернулся вместе с доктором Аграли из близле­жащей больницы округа Догубеязит. Но через несколько минут доктор объявил, что дыхание Махмута Танли прекратилось, массаж сердца и искусственное дыхание оказывались примерно полчаса, но не принесли результатов. Все полицейские утверждают, что насилия, пыток и иного жестокого обращения к задержанному не применялось.   В протоколе, составленном в ту ночь по факту смерти, отмечено, что на теле покойного следов насилия не обнаружено и что смерть наступила вслед­ствие сердечного приступа. Недостатки данной экспертизы будут освещены ниже. Вторая экспертиза, проведенная почти через год, не смогла опреде­лить, были ли на теле умершего следы применения пыток, ввиду сильного разложения трупа. Фотографии, представленные заявителем, также неубе­дительны — на них изображены некие следы, которые, возможно, да, а возможно, и нет, являются следами применения пыток; давность этих следов и являются ли изображенные изменения изменениями, произошедшими после смерти, неясны. Не привносят убедительности и утверждения заявителя и его дяди Ахмета Танли перед Ассоциацией по защите прав человека, согласно которым они видели на теле погибшего свидетельства насилия. Явно, что эти заявления не были повторены ни прокурору, ни перед судом, в то время как в обращении заявителя к прокурору делается особый акцент на видах пыток, которые не оставляют заметных следов.   Утверждения заявителя, согласно которым причиной смерти  его сына явились пытки, основаны в большей степени на том, что он был абсолютно здоров перед арестом и что вероятность смерти двадцатидвухлет­него мужчины от внезапного сердечного приступа минимальна. Следует также обратить внимание, что, по данным ЕКПП, применение пыток к членам РПК, содержащимся под стражей в полиции, являлось в рассматри­ваемое время очень распространенной практикой. Утверждалось, что смерть наступила по причине эмболии сердечных сосудов, однако такое объяснение было подвергнуто суровой критике Ин­ститутом судебной медицины и доктором Милроем, судмедэкспертом, чье заключение было представлено заявителем. Из данного заключения следует:   органы не вынимались и не взвешивались; сердце не было препарировано; не был препарирован шейный отдел; не была проведена гистопатологоанатомическая экспертиза, кото­рая могла бы выявить следы применения электрического тока и иных форм насилия; не была проведена токсикологическая экспертиза; не были сделаны фотоснимки трупа; заключение о наличии эмболии сосудов не было должным образом описано и проанализировано; и врачи, проводившие post mortem экспертизу, не являлись судмедэкспертами.   Иными словами, на основании имеющихся данных сделать вывод о наличии у покойного эмболии сосудов было невозможно.   Европейский Суд пришел к выводу, что причина смерти не была установлена с медицинской точки зрения в ходе национального судебного разбирательства. В частности, не было доказано, что Махмут Танли умер естественной смертью. Стандарт доказанности со стороны государства, применяемый Европейским Судом, — доказанность вне разумных сомнений. Такая доказанность может быть достигнута неопровержимыми фактами. Вопрос, подвергался ли непо­средственно перед смертью Махмут Танли пыткам, непосредственно свя­зан с вопросом об ответственности государства-ответчика за их примене­ние и его смерть в период нахождения под стражей в полиции. Европей­ский Суд рассмотрит в совокупности фактические и юридические вопро­сы, относящиеся к жалобе заявителя на основании Конвенции.   Расследование проводилось прокурором округа Догубеязит. Про­курор присутствовал при посмертной экспертизе, проводимой двумя вра­чами. Недостатки данной экспертизы были освещены выше. Прокурор взял показания у трех полицейских, проводивших допрос; трех офицеров, находившихся рядом с комнатой для допросов, которые были свидетеля­ми развития событий; доктора Аграли, который оказывал первую меди­цинскую помощь; заявителя и нескольких жителей деревни. Он запросил также справку из военного дела Махмута Танли и получил информацию из жандармерии округа Догубеязит. Он получил и заявление адвоката Ахмета Гереза, который оказывал помощь заявителю при подаче жалобы. Показания других арестованных, содержавшихся вместе с  Махмутом Танли в полицейском участке Улуйола, получены не были.   То, что заявитель по совету своего адвоката попросил прокурора направить тело его сына для экспертизы в Институт судебной медицины в Стамбуле, не оспаривается. Прокурор сообщил, что обязанность обеспечить транспортировку в надлежащем гробу ложится на заявителя. Заявитель, по­совещавшись с семьей, отказался от своей просьбы и сообщил прокурору о своем намерении похоронить тело. Он настаивал на отказе даже после того, как прокурор попросил обдумать данное решение еще раз, поскольку резуль­таты экспертизы очень помогли бы при проведении расследования. Затем прокурор выдал тело с тем, чтобы заявитель произвел захоронение.   Причины отказа от проведения экспертизы заявитель объяснял в своих заявлениях: в Ассоциации по защите прав человека он сообщил, что опасался ответных санкций; в объяснении от 29 июня 1994 г. ука­зано, что он считал проведение экспертизы бессмысленным; в заявле­нии прокурору от 30 июня 1994 г. он ссылался на возможные трудности и опасался оказания на него давления; на судебном разбирательстве 22 сентября 1994 г. он снова утверждал, что опасался ответных сан­кций; в заявлении, сделанном в связи с подачей жалобы в Европейскую Комиссию, от 6 июня 1995 г. он указывал на сложности осуществления данного мероприятия.   Ахмет Герез в своем объяснении от 30 июня связывал отказ с трудностями при транспортировке тела и с иными неопределенными опасениями.   Европейский Суд удовлетворен объяснением, что заявитель отка­зался от проведения экспертизы как по причине страха перед ответствен­ностью, с которой связано данное мероприятие, так и по причине опасе­ний возможной негативной реакции со стороны определенных лиц.   Обвинительный акт от 3 августа 1994 г. содержит обвинения Али Гюндогду, Мурата Демирпенче и Ёккеша Айбара в причинении смерти в результате применения насилия, наказание за которое устанавливается ста­тьей 243 Уголовного кодекса Турции. Первое заседание Суда присяжных проходило 12 августа 1994 г., на нем были выданы повестки о вызове в суд свидетелей. 22 сентября 1994 г. Суд присяжных заслушал показания двух обвиняемых (Мурат Демирпенче в суд не явился), заявителя, трех жителей древни и полицейских — Нихата Аджара, Джафера Йигита и Ёмера Гюзеля.   Показания Мурата Демирпенче были заслушаны судом 20 октяб­ря 1994 г. 17 ноября 1994г. в суд явился Ахмут Аккуш, еще один житель деревни Ёртюлю, и были получены результаты судебного поручения о проведении допроса доктора Атрали. Иных процессуальных действий не совершалось до 12 февраля 1995 г., когда суд принял решение направить материалы дела в Институт судебной медицины в Стамбуле для получения заключения. 23 мая 1995 г. после получения ответа из Института судебной медицины суд вынес постановление о проведении эксгумации трупа.   Эксгумация трупа была осуществлена 9 июня 1995 г., и 12 июня 1995 г. была произведена посмертно экспертиза. Протокол осмотра трупа был направлен Первому комитету экспертов для заключения. Судебное заседание было отложено до получения данного заключения, а 18 янва­ря 1996 г. суд поручил прокурору выяснить причины такой долгой задержки. Заключение Института судебной медицины было составлено 13 марта 1996 г., где указывалось, что установить причину смерти невозможно.   14 мая 1996 г. Суд присяжных вынес оправдательный приговор трем полицейским на том основании, что причина смерти Махмута Танли не была установлена, и не имелось веских доказательств, свидетельству­ющих о совершении ими преступления, в котором они обвиняются.   Заявитель попытался подать апелляцию на вынесенный оправда­тельный приговор 15 мая 1996 г. Суд присяжных отказал в разрешении на апелляцию ввиду того, что заявитель не является стороной в процессе. Данное решение Суда присяжных было оставлено в силе Апелляционным судом 11 ноября 1996 г.   Выводы Суда   Заявитель утверждал, что его сын Махмут Танли умер в результате применения к нему пыток в полицейском участке Улуйола. Он также жаловался на то, что не было проведено должное расследование обстоя­тельств дела. Он утверждал, что имело место нарушение Статьи 2 Кон­венции, которая предусматривает:   " 1. Право каждого лица на жизнь охраняется законом. Никто не может быть умышленно лишен жизни иначе как во исполнение смертного приго­вора, вынесенного судом за совершение преступления, в отношении кото­рого законом предусмотрено такое наказание. 2. Лишение жизни не рассматривается как нарушение настоящей статьи, когда оно является результатом абсолютно необходимого применения силы: а) для защиты любого лица от противоправного насилия; b) для осуществления законного задержания или предотвращения побега лица, заключенного под стражу на законных основаниях; с) для подавления, в соответствии с законом, бунта или мятежа". Статья 2 Конвенции, гарантирующая право на жизнь, содержит перечень обстоятельств, при которых лишение жизни допустимо правом, поэтому данная Статья является одним из основополагающих положений Конвенции, отклонение от которого недопустимо. Вместе со Статьей 3 Конвенции она закрепляет одну из основных ценностей демо­кратических государств, входящих в Совет Европы. Обстоятельства, при которых лишение жизни допускается правом, должны быть поэтому де­тально истолкованы. Конвенция как акт, преследующий цели защиты прав человека, требует такого толкования и применения Статьи 2, которое бы сделало эффективным ее практическое осуществление (см. Постанов­ление Европейского Суда по делу "МакКанн и другие против Соединен­ного Королевства" от 27 сентяб­ря 1995). Анализ текста Статьи 2 Конвенции показывает, что она при­меняется не только к наверное тут было УМЫШЛЕННЫМ международным убийствам, но и к ситуациям, где разрешено "применение силы", которое может закончиться не­предумышленным лишением жизни. Предумышленность или намерен­ность применения смертоносной силы является лишь одним из аспек­тов, который необходимо принимать во внимание при определении необходимости самого применения силы. Любое применение силы должно быть "абсолютно необходимым" для достижения одной или нескольких целей, указанных в подпунктах (а) — (с). Данное понятие означает, что анализ необходимости должен быть более строгим и тщательным, нежели анализ, применяемый для определения "необходи­мости в демократическом обществе" на основании пунктов 2 Ста­тей 3—11 Конвенции. Следовательно, применяемая сила должна строго соответствовать достижению поставленных целей (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "МакКанн и другие против Соединенного Королевства").   В свете важности защиты, предоставленной Статьей 2 Конвенции, Европейский Суд должен анализировать факт лишения жизни с большим вниманием, учитывая не только действия должностных лиц, но и сопут­ствующие обстоятельства.   Арестованные лица находятся в уязвимом по­ложении, и на органах власти лежит ответственность по их защите. Сле­довательно, если здоровый человек арестован, а затем при освобождении оказывается с телесными повреждениями, на государстве лежит обязан­ность предоставить внушающее доверие объяснение появления этих по­вреждений (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Сельмуни против Франции" от 28 июля 1999 г.). Обязанность властей объяснить обращение с лицом во время его нахождения под стражей становится особенно актуальной, если это лицо погибает.   При оценке доказательств необходимо руководствоваться таким стандартом доказанности, как "отсутствие разумных оснований для сомнения" (см. Постановление Европейского Суда по делу "Ирландия против Соединенного Королевства"). Такой стандарт доказанности достигается наличием в совокупности достаточно убедительных, явных и согласованных между собой гипотез и неопровержимых фактических презумпций. Когда всей или большей частью информации обладают органы власти, как, к примеру, инфор­мация о лице, содержащемся под стражей, о причине телесных повреж­дений или смерти в период заключения, появляются весьма определен­ные догадки. Несомненно, обязанность по доказыванию ложится на органы власти с тем, чтобы они представили достаточное и разумное объяснение произошедшему (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Салман против Турции").   В настоящем деле Европейский Суд отметил, что двадцатидвух­летний Махмут Танли был абсолютно здоров, когда был арестован 27 июня 1994 г. Данных о заболеваниях в медицинской карте не было, он завершил прохождение службы в армии за год до своего ареста, и никаких проблем со здоровьем в этот период не имел. Однако он умер в течение каких-то двадцати четырех или тридцати шести часов с момента ареста во время проведения допроса в полицейском участке Улуйола.   Официально установленной в ходе посмертной экспертизы при­чиной смерти является эмболия сосудов; экспертиза, проведенная сразу после смерти, показала, что Махмут Танли умер от сердечного приступа. В протоколе проведения вскрытия также указано, что следов насилия на теле обнаружено не было.   Европейский Суд счел, что экспертиза по факту смерти имела целый ряд существенных недостатков. Институт судебной меди­цины, в котором проводилась вторичная экспертиза трупа 12 июня 1995 г., отметил, что препарирование сердца при первом вскрытии произведено не было. Европейский Суд пришел к выводу, что при таких обстоятельствах результаты первого вскрытия не имеют никакого научного значения. В за­ключении эксперта, представленном заявителем, также указано, что причина смерти была недостаточным образом аргументирована и описана, ввиду чего не может рассматриваться как точно установленная.   Результаты вскрытия не опровергают и обвинений заявителя, что его сын умер в результате применения пыток. Не было проведено никаких тестов, способных выявить наличие следов насилия. Как уже указывал Европейский Суд, национальные расследования тоже не смогли объяснить истинную причину смерти Махмута Танли. Несомнен­но, причина смерти не может считаться естественной, вопреки утвержде­ниям властей государства-ответчика. Власти не смогли представить убе­дительное объяснение смерти Махмута Танли, здорового двадцатидвух­летнего мужчины, во время нахождения под стражей в полиции.   На основании вышеизложенных доводов Европейский Суд счи­тал, что власти государства-ответчика не представили объяснения смерти Махмута Танли в период его нахождения под стражей в полиции Улуйола, в связи с чем ответственность за смерть Махмута Танли лежит на властях Турции.   Следовательно, нарушение Статьи 2 Конвенции имело место.   Европейский Суд напомнил, что обязательство по охране жизни, вытекающее из Статьи 2 Конвенции, толкуемое в свете общей обязаннос­ти государств на основании Статьи 1 Конвенции обеспечивать "каждому, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенные в ... Конвенции" (см. Постановление Европейского Суда по делу "МакКанн и другие против Соединенного Королевства", а также Постановление Европейского Суда по делу "Кайя против Турции" от 19 февраля 1998 г.).   В связи с этим Европейский Суд отметил, что вышеупомянутое обязательство возникает лишь в случаях, когда очевидно, что убийство произошло по вине должностного лица. Заявитель, отец покойного, подал официальную жалобу о смерти своего сына в компетентные следственные органы, утверждая, что смерть была результатом применения пыток. Более того, сам факт, что власти были проинформированы о смерти, наступившей во время содержания под стражей, означает ipso facto возникновение обяза­тельства на основании Статьи 2 Конвенции провести всестороннее рас­следование обстоятельств смерти (см. Постановление Европейского Суда по делу "Эрги против Турции" от 28 июля 1998 г., а также Постановление Европейского Суда по делу "Яша против Турции" от 2 сентября 1998 г.). Такое расследование предполагает, где это необ­ходимо, проведение вскрытия, которое предоставляет полный и точный перечень возможных следов насилия и телесных повреждений, а также объективный анализ медицинских заключений, включая причину смерти.   Обращаясь к обстоятельствам рассматриваемого дела, Европей­ский Суд отметил, что проведение вскрытия имело первостепенное зна­чение при определении обстоятельств смерти Махмута Танли. Расследо­вание же, несмотря на то, что было должным образом инициировано прокурором, как оказалось, имело множество существенных недостатков. В частности, органы не были извлечены и взвешены; не было проведено препарирование сердца и шейного отдела; не были проведены гистопатологоанатомическая экспертиза или иное исследование, которое могло бы выявить следы применения электрического тока или других форм насилия; не была проведена токсикологическая экспертиза; не были сде­ланы фотоснимки, а также заключение о наличии эмболии не было долж­ным образом описано и проанализировано. Оказалось, что врачи, проводившие экспертизу post mortem, не являлись квалифицированными судмедэкспертами вопреки положению Уголовно-процессуального кодекса, которое требует присутствия судмедэксперта при проведении вскрытия. Власти Турции ссылались на пункт 2 Статьи 2 Конвенции, касающийся экстренных случаев. Однако Европейский Суд не удовлетворен объясне­нием, что экстренное проведение вскрытия во избежание трупного око­ченения оправдывает отсутствие при этом судмедэксперта. Важность все­стороннего расследования смерти, наступившей, предположительно, в ре­зультате насилия, обусловливает обязательное присутствие квалифициро­ванного судмедэксперта. Даже если присутствие судмедэксперта непо­средственно после наступления смерти было невозможно, власти государ­ства-ответчика не объяснили, почему такой эксперт не был привлечен для проведения экспертизы в последующие дни.   Направление тела в Институт судебной медицины в кратчайшие сроки после смерти могло бы восполнить указанные выше пробелы. К моменту проведения второй экспертизы тела в июне 1995 года оно раз­ложилось настолько, что никаких выводов относительно наличия на теле следов насилия и определения причины смерти было невозможно. Власти Турции заявляли, что прокурор не был обязан направлять тело в Институт судебной медицины, поскольку выводы первой экспертизы показали, что смерть была естественной. Власти утверждали, что получение заключения Института судебной медицины было в интересах заявителя, и власти го­сударства-ответчика нельзя осуждать за решение заявителя отказаться от проведения такой экспертизы.   Европейский Суд посчитал, что основная обязанность по осущест­влению расследования смерти, наступившей в период содержания под стражей, лежит на соответствующих органах власти. Прокурору не требо­валось согласия заявителя для направления тела на экспертизу. В случае, когда посмертная экспертиза была проведена врачами, не имеющими должной квалификации судмедэксперта, а смерть была прежде всего подо­зрительной ввиду возраста и состояния здоровья покойного, а также при наличии заявления семьи об имевших место пытках, прокурор должен был принять меры по организации повторной экспертизы. Тем не менее, легкомысленно полагаясь на результаты первой экспертизы по факту смерти, прокурор принял вызывающую подозрения причину смерти. В обвини­тельном заключении, однако, смерть связана с возможным страхом, но данное предположение не подтверждено медицинским заключением.   В свете того, что судебно-медицинская экспертиза имела существенные недостатки, неудивительно, что судебное разбирательство окончилось вынесением оправдательного приговора по причине отсутствия доказательств, подтверждающих вину трех полицейских, проводивших допрос Махмута Танли непосредственно перед его смертью. Несмотря на то, что власти государства ссылаются также на то, что заявитель не вступил в процесс, совсем необязательно, что результат судебного разбирательства был бы иным. Даже если бы заявителю было позволено подать апелляцию в Кассационный суд, который мог бы направить дело на повторное судебное разбирательство в суд первой инстанции, это не смогло бы внести ясность в обстоятельства смерти.   Европейский Суд пришел к выводу, что власти не провели должного разбирательства обстоятельств смерти Махмута Танли. Европейский Суд постановил, что нарушение Статьи 2 Конвенции имело место и при проведении разбирательства.   Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции   Заявитель жаловался на то, что его сын перед смертью подвергался пыткам, и ссылался на Статью 3 Конвенции, которая предусматривает:   "Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или уни­жающему достоинство обращению или наказанию".   Заявитель утверждал, что его сын подвергался пыткам во время нахождения под стражей, и ему не была оказана своевременная медицинская помощь. Он указывал, что его сын был абсолютно здоров до ареста и никаких заболеваний прежде не имел; МахмутТанли был допрошен полицией, после чего умер. Заявитель и несколько других лиц видели следы побоев на теле погибшего. В ходе расследования не было доказано, что его сын умер есте­ственной смертью, существует также множество свидетельств, что пытки и иное жестокое обращение со стороны должностных лиц являлись широко распространенной и систематической практикой в Турции. Таких заявлений должно быть достаточно, чтобы соответствовать критерию доказанности, принимая во внимание сложность доказывания факта применения пыток в период содержания под стражей в полиции.   Заявитель ссылался на Статью 3 Конвенции и в связи с тем, что власти не провели должного и эффективного расследования по факту примене­ния пыток, а также в связи со страданиями и горем, переживаемыми заявителем вследствие смерти сына (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Чакичи против Турции"). Власти Турции утверждали, что обвинения в применении пыток не подтверждены никакими конкретными доказательствами, и заявитель осно­вывает свои жалобы главным образом на том, что его сын умер в тюрьме, и на докладах, содержащих данные о практике применения пыток. Надрез на теле и другие следы являются следами проведения вскрытия. Если бы к его сыну действительно применялись электрический ток или пытка в виде об­ливания водой из шланга, на его теле были бы следы, которые не остались бы незамеченными врачами во время проведения первой посмертной экс­пертизы, и были бы отражены в протоколе проведения вскрытия. Все заклю­чения проведенного расследования указывают, тем не менее, что смерть на­ступила в результате естественных причин. Наличие недостатков при прове­дении национального расследования власти Турции оспаривали.   Европейский Суд отметил, что власти государства-ответчика не пред­ставили убедительных объяснений смерти Махмута Танли, наступившей в период его содержания под стражей, учитывая его явно крепкое здоровье до ареста. В отличие отдела "Салман против Турции", в материалах рассматриваемого дела нет сведений о следах телесных повреж­дений, которые подтверждали бы обвинения заявителя в применении пыток. Несмотря на то, что заявитель и другие свидетели утверждали, что видели кровоподтеки на теле покойного, в материалах дела нет медицинского обо­снования, согласно которому указанные кровоподтеки являются последст­виями пыток, а не трупными изменениями. Судмедэксперт, к которому обратился заявитель, не смог представить никаких выводов на основании фотоснимков тела, сделанных накануне захоронения тела. Следовательно, в материалах дела не имеется доказательств, за исключением неустановленной причины смерти, подтверждающих факт применения пыток.   При таких обстоятельствах, а также, учитывая вывод в отношении Статьи 2 Конвенции, Европейский Суд не считал уместным делать выводы на основании утверждений заявителя относительно того, имели ли место пытки и жестокое обращение в действительности или нет. Учитывая недостатки посмертной экспертизы, которые сделали невозможным получение конкретных доказательств применения насилия, а, следовательно, и установление и наказание виновных лиц, Европейский Суд счел, что данная жалоба должна рассматриваться на предмет наличия нарушения Статьи 13 Конвен­ции (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Ильхан против Турции"). Что касается утверждений заявителя о последствиях, отразившихся на нем, Европейский Суд ни в коей мере не ставит под сомнение тяжелые переживания, вызванные смертью сына. Однако Европейский Суд не нашел в данном случае нарушения Статьи 3 Конвенции вопреки ссылке заявителя на прецедентное право Европейского Суда.   Европейский Суд счел, что нарушение Статьи 3 Конвенции не было доказано. Соответственно, Европейский Суд пришел к выводу, что данное положение Конвенции не нарушено.   5.  ЭРГИ ПРОТИВ ТУРЦИИ ERGI v. TURKEY Решение от 28 июля 1998 г. (с содержанию) Обстоятельства дела   Заявитель, г-н Эрги, выступал от своего имени, а также представлял интересы  своей убитой сестры и ее несовершеннолетней дочери. Дело касается событий, произошедших 29 сентября 1993 г. в де­ревне Кесентас, в результате которых погибла Хавва Эрги.   Со слов заявителя после убийства Кумы Бали, одного из двух деревенских «осведомите­лей» членами РПК (Рабочей Партии Курдистана). Другой осведомитель при содействии военных из Зиарета и жандармерии перебрался в Зиарет. «Осведомитель», по словам заявителя, - некто, шпионящий для государства, но далекий от членов охраны деревни.   29 сентября 1993 г. местные правоохранительные органы в деревне Кесентас устроили засаду с целью пой­мать членов Рабочей Партии Курдистана (далее – «РПК»). Они открыли беспорядочный огонь по жилым домам, якобы преследуя членов РПК, в результате чего и была застрелена сестра заявителя, которая в этот момент вышла за чем-то на балкон. Баллистическая экспертиза подтвердила, что пуля, убившая ее, относится к оружию турецких вооруженных сил. Было также установлено, что пуля была выпущена именно со сторо­ны, где расположились бойцы правоохранительных органов, поскольку в противном случае она по­пала бы в одну из стен дома.   Однако представители государства утверждают, что сестра заявителя не могла быть убита их войсками, поскольку они располагались со строго противоположной стороны, и то, что со слов заявителя было беспорядочной стрельбой, являлось лишь прицельной зачисткой членов РПК (ни один из них не был убит или задержан).   В ходе разбирательства в органах правосудия Турции данное дело было передано в про­куратуру Эргани жандармом Ахметом Кузу с докладом о том, что Хавва Эрги была убита в ходе во­енной операции против членов террористической группы в результате вооруженного столкновения. 12 декабря 1993 г. прокурор Эргани Мустафа Йус, усмотрев дело выходящим из-под его юрисдик­ции, передал его в Национальный Военный Суд Дийарбакир, где оно по-прежнему ожидает реше­ния. В письме от 8 декабря 1994 Генеральный Прокурор Национального Военного Суда Дийарбакир в Министерство Юстиции сообщил, что Хавва Эрги была убита пулей, которая отрекошетила от дверного проема, была сильно смята и вследствие чего, не могло быть точно установлено, откуда стреляли. Заявления о беспорядочной стрельбе были неправомерны, поскольку огонь был открыт вслед террористам.   Поскольку факты дела являются причиной спора, Комиссия сочла необходимым провести собственное расследование при участии сторон, а также при привлечении некоторых документов, включая устные и письменные показания, принятые у свидетелей тремя делегатами во время слу­шаний в Анкаре 7-8 февраля 1996. Результаты этого расследования можно представить следующи­ми пунктами: 1) подобные столкновения происходили в деревне и ранее; 2) данные события (29 сентября 1993) не были должным образом оформлены в документах; 3) двое жандармов признались, что не находились в деревне во время столкновения; 4) судя по всему, представители силовых органов вообще не были допрошены в связи с данным происшествием; 5) заявитель также утверждал, что беспорядочная стрельба была открыта по жилым домам в связи с убийством «осведомителя» и что представители полиции неоднократно их запугивали; 6) заявитель показал порядка 100 домов по­врежденных пулями, в то время как в отчетах властей речь шла о 5-6 домах и нескольких автомоби­лях; 7) много месяцев спустя Комиссия получила план деревни, из которого было видно, что стрель­ба велась со стороны правоохранительных органов Турции; Правительство этого не оспаривало; 8) Комиссия не смогла утвердить, что пуля, убившая Хавву Эрги, была выпущена представителем воо­руженных сил Турции, однако фактов, говорящих в пользу этого суждения, достаточно; 9) военного расследования данного дела не проводилось, хотя операция проводилась с нарушением основного правила (не проводить военных операций в населенных пунктах).   Представляя интересы себя, своей погибшей сестры и своей малолетней племянницы, г-н Эрги жаловался, что его сестра была убита вооруженными силами, что нарушает Статью 2 Кон­венции.             Выводы Суда   Комиссия, ссылаясь на полученные сведения и улики, заявила о невозможности утвер­ждения, была ли Хавва Эрги убита солдатами, но фактов, говорящих в пользу данного суждения предостаточно, однако маловероятна мысль не о вооруженной засаде против террористов, а о це­ленаправленной стрельбе по жилым домам в связи с убийством «осведомителя». В дополнение к вышесказанному она обнаружила, что операция проводилась с недостаточной предосторожностью о сохранности гражданского населения. Соответственно нарушение Статьи 2 имело место.   Заявитель выразил сомнение о присутствии членов РПК в районе в день проведения операции и заявил, что стрельба велась без правового оправдания в нарушение Статьи 2 Конвен­ции. Поскольку Государство не смогло доказать присутствие членов РПК, что им надлежало сде­лать, утверждение заявителя должно было быть признано верным на основании правомерного со­мнения, как, например, в других случаях подобных разбирательств (решение по делу Годинез Круз против Гондураса, рассмотренном Межамериканским Судом по Правам Человека от 29 января 1989, пп.136, 140-41, а также решение Блейр против Уругвая, рассмотренном Комитетом по Правам Чело­века Объединенных Наций.   С другой стороны, если Правительство действительно проводило вооруженную операцию, то она не была должным образом спланирована и проведена, а потому заявитель попросил подтвер­дить выводы Комиссии. Он также обратился к Суду с тем, чтобы был подтвержден факт ненадле­жащего расследования обстоятельств данного дела. Он утверждал о том, что Статья 2 была нару­шена в четырех аспектах: 1) государство-ответчик не справилось со своими обязательствами про­вести юридическое расследование (в прокуратуре) и внутреннее расследование (в жандармерии); 2) прокурор Национального Военного Суда не предпринял никаких действий в отношении прокурора Эргани, который по сведениям Комиссии составил отчет несоответствующий действительности, чтобы оправдать обвиняемых (солдат); 3) командование жандармерии вовсе не проводило рассле­дования; 4) выучка вооруженных сил и правила проведения операции были неадекватны и не пре­дотвратили стрельбы по жилым домам, что нарушило Статью 2.   Правительство не отрицало факта, что в районе проводилась вооруженная операция, одна­ко оспаривало, что Хавва Эрги была убита солдатами, так и то, что операция была направле­на против жителей деревни.   Подобно Комиссии, Суд полагает, что недостаточно сведений, чтобы утверждать, что се­стра заявителя была намеренно убита солдатами в связи с обстоятельствами, описываемыми зая­вителем.   В дополнение, Суд придает особое значение процедурным требованиям, подразумевае­мым Статьей 2 Конвенции. В соответствии с ними, обязательство защищать право на жизнь, рас­сматриваемое вместе с основной обязанностью Государства, возложенной Статьей 1, а именно «обеспечивать каждому, находящемуся под его юрисдикцией, права и свободы, определенные в раз­деле I настоящей Конвенции», подразумевает проведение эффективного официального расследо­вания в тех случаях, когда люди погибли в результате применения силы, inter alias, функционерами Государства (см. решение МакКанн и другие; а также решение Кайа против Турции от 19 февраля 1998 г.). Таким образом, в отличие от опреде­ления данной ситуации Государством, эти дела не ограничиваются теми, где было установлено, что смерть была вызвана именно функционерами Государства. Не является определяющим и то, было ли подано родственниками умершего или другими лицами формальное заявление об убийстве в со­ответствующие компетентные следственные органы. В рассматриваемом деле одно то, что пред­ставители власти знали о случившемся убийстве, подразумевает ipso facto вступление в силу обяза­тельства, возложенного Статьей 2 Конвенции, о проведении эффективного расследования обстоя­тельств смерти.   Тем не менее, Суд был шокирован высокой степенью доверия, которой Мустафа Юс, прокурор, которому надлежало расследовать факт смерти Хаввы Эрги, наделил заключение жан­дармерии о том, что она была убита пулей РПК. Он пояснил, что только в случае наличия фактов, противоречащих данному заключению, он бы счел нужным принятие других мер по расследованию. Он также полагал, что это было долгом пострадавшей семьи привести его к мнению, что действия правоохранительных органов были неверны, чего они не сделали. Именно на основании отсутствия таких подозрений он вынес решение об отсутствии юрисдикции, отмечая, что РПК подозревалась в убийстве, не принимая показаний пострадавшей семьи, жителей деревни, а также военных, присут­ствовавших во время операции.   Принимая это во внимание, из вышеуказанного доклада не было очевидно, что именно пулей РПК была убита сестра заявителя.   Более того, доклад был составлен начальником жандармерии, Исой Гундогду, который лично не присутствовал во время столкновения и, который, кроме того, заявил, что не имел представления о том, какие офицеры или воинские части были задействованы в операции, и что он опирался на информацию, полученную из коротких радиошифровок. Несмотря на это, прокурор не стал рассле­довать обстоятельства убийства Хаввы Эрги, а потому не мог быть проинформирован об этих доку­ментах.   Не было проведено и более детального разбора ни начальником жандармерии, ни проку­рором о том, была ли военная операция проведена надлежащим образом. И, несмотря на то, что Ахметом Кузу и было отмечено, что военная операция должна проводиться вне населенного пункта, а по плану данная операция была сосредоточена на севере деревни, не проводилось никаких раз­бирательств адекватности планирования по отношению к конкретным обстоятельствам дела.   В свете всего вышесказанного, Суд, как и Комиссия, полагает, что власти не справились со своими обязательствами по проведению эффективного расследования смерти Хаввы Эрги.   Принимая во внимание мнение, составленное Комиссией, а также соображения исходя­щие из формулировки статьи два, Суд полагает, что турецкие власти не защитили надлежащим об­разом жизнь Хаввы Эрги, прежде всего из-за ошибок в планировании и проведении операции воору­женных сил и отсутствия адекватного и эффективного расследования.   Соответственно нарушение Статьи 2 имело место.   6. ИРЛАНДИЯ ПРОТИВ ВЕЛИКОБРИТАНИИ IRELAND v. THE UNITED KINGDOM Решение от 18 января 1978 г.  (с содержанию) Обстоятельства дела   Основанием данного дела стал трагический длительный кризис в Северной Ирландии. Для борьбы с тем, что Государством-ответчиком было охарактеризовано, как «самая длительная и жес­токая террористическая кампания, проходившая в какой-либо части острова Ирландии», в Северной Ирландии в августе 1971 г. были введены меры по внесудебному аресту, содержанию под стражей и интернированию, которые осуществлялись вплоть до декабря 1975 г. Разбирательства в данном деле рассматривают как масштаб и функционирование данных мер, так и утверждаемое жестокое обращение с людьми, подобным образом оказавшимися в заключении. К марту 1975 г. по данным Государства-Ответчика более 1,100 людей были убиты, более 11,500 - ранены, а также была разрушена собственность на сумму, превышающую 140,000,000 фун­тов стерлингов в ходе данных событий в Северной Ирландии.   В 1971 г. в Северной Ирландии в связи со сложившейся ситуацией было введено чрезвы­чайное положение и так называемое прямое правление. В силу вступили ряд законов и положений, специально для этого подготовленных (Ордер о Террористах, Акт о Чрезвычайном Положении и по­правки к ним). В соответствии с данными положениями любой человек, заподозренный в связях с террористами, мог быть задержан для получения информации и имен других участников. Проводи­лись специальные операции, (Димитриус - самая масштабная), в ходе которых были задержаны сотни людей и доставлены во временные центры допросов, местоположение некоторых установле­но не было, среди прочих называются «Дворцовые Бараки» и военная база Балликинлер, а также Гирдвуд Парк. Во время допросов в данных центрах применялись так называемые пять техник: 1) принуждение задержанных часами оставаться в напряженном положении, стоя на цыпочках лицом к стене; 2) надевание на головы задержанных непрозрачных колпаков из ткани и содержание их в та­ком виде, кроме времени допроса; 3) содержание и допрос заключенных в помещениях, где было постоянно шумно; 4) лишение сна; 5) лишение еды и питья. Именно эти пять техник стали предме­том спора о применении пыток и жестоком, унизительном обращении.   Все вышеперечисленные меры были приняты для борьбы с членами Ирландской Республи­канской Армии (ИРА) - крупной террористической организации. Однако в обозначенный период в стране действовали и другие формирования, однако их деятельность в отличие от деятельности ИРА не была кровопролитной. Однако, несмотря на принимаемые меры, в середине периода ИРА ужесточила свои атаки, породив при этом множество споров о необходимости введения в стране чрезвычайного положения.   В ходе разбирательства были рассмотрены показания нескольких сотен свидетелей, имена многих скрыты в целях безопасности, поэтому применяется код каждого конкретного случая. Госу­дарством-Заявителем были также выбраны показательные случаи для подробного рассмотрения Судом.   Выводы Суда   Во-первых, Суд сразу же оговаривается, что от него не требуется разбираться в каждом аспекте трагических событий в Северной Ирландии. От него не требуется давать оценку действиям террористов, а потому будут рассмотрены только пункты жалобы Правительства Ирландской Рес­публики против Соединенного Королевства. Однако для принятия данных решений Суду придется рассмотреть множество событий, составляющих подоплеку дела.   О предполагаемом нарушении статьи 3 Конвенции   Для того чтобы определить, велась ли в Северной Ирландии деятельность, противоре­чащая Статье 3 Конвенции, Суд будет опираться на данные, полученные от всех участвующих в процессе сторон.   Комиссия в своих выводах ссылалась в основном на показания более сотни свидетелей, а также на «показательные случаи», отобранные из всех Государством-Заявителем. Суд согласился с подобным подходом к подбору доказательств для принятия решения о том были ли нарушения Статьи 3.   Как ранее отмечалось Комиссией, понятие «жестокое обращение» должно подразуме­вать минимальный уровень жестокости, что определяется всеми обстоятельствами дела: продолжи­тельность подобного обращения с человеком, методы физического и психологического воздействий, а также иногда и пол, возраст и состояние здоровья пострадавшего.   В данном деле единственными рассматриваемыми понятиями могут быть «пытка» и «жестокое и унизительное обращение», то есть понятие «негуманное или унизительное наказание» не рассматривается.   1) применение пяти техник   Пять техник применялись в комплексе и вызывали, если не фактический вред здоровью, то длительные физические и психологические страдания и вели к возникновению психиатрических расстройств во время допросов. Таким образом, они, разумеется, попадают в категорию жестокого обращения. Унизительными они являются, поскольку внушали жертвам чувства страха, злости и не­полноценности и выводили их из физического и морального равновесия. В этих двух позициях Суд придерживается мнения Комиссии.   Для того чтобы определить, являлось ли применение пяти техник допроса применением пыток, Суд должен учесть разницу, приводимую в Статье 3 между этим понятием и понятием о негуманном и унизительном обращении. По мнению Суда, различие это содержится, прежде всего, в разнице ин­тенсивности вызванных страданий. Это понятие также заложено в Статье 1 Резолюции 3452 (XXX) принятой Генеральной Ассамблеей ООН 9 декабря 1975 г., которая гласит: «Пыткой является отягченная и сознательная форма жестокого, негуманного и унизительного обращения или на­казания». Несмотря на то, что пять техник применялись в комплексе и систематически с целью по­лучения информации и имен других подозреваемых, они не вызывали страданий невыносимых на­столько, насколько это заложено смыслом понятия «пытка».   Таким образом, Суд постановил, что использование пяти техник допроса являло собой негуман­ное и унизительное обращение, что нарушает Статью 3.   Несмотря на то, что Государство-Заявитель настаивало на случаях жестокого и унизи­тельного отношения помимо пяти техник, Суд счел, что доказательств тому недостаточно.   Соответственно, никакой другой деятельности, противоречащей Статье 3 Конвенции, в неустановленном(ых) центре (центрах) не обнаружено, свидетельства, относящиеся к единичному случаю не могут самостоятельно стать доказательством наличия подобной деятельности.   2) «Дворцовые Бараки»   Решением Суда было признано, что деятельность, проводимая Королевскими Полицей­скими Силами Ольстера (КПО) в период с сентября по ноябрь 1971, на основании «показательных случаев» Т2, Т8, Т12, Т15, Т9, Т14 и Т10, рассмотренных Комиссией, включала в себя факты жестокого, унизительного обращения. Однако, как и ранее, Суд не счел данную деятельность пытками, на основании интер­претации Статьи 3.   Ирландское Правительство обратилось также к Суду с тем, чтобы тот принял постанов­ление о том, что подобная деятельность велась в «Дворцовых Бараках» вплоть до июня 1972, одна­ко на основании лишь утверждений заявителя подобное решение вынесено быть не может, поэтому Суд, как и Комиссия, полагает, что свидетельств этому не достаточно.   3). Другие места   По утверждениям Государства-Заявителя деятельность, противоречащая Статье 3, ве­лась в Северной Ирландии и в других местах с 1971 по 1974, например в Гирдвуд-Парке и в Балли-кинлере; эти утверждения отрицаются Государством-Ответчиком. Вначале Суд разбирался с ситуацией в военном лагере Балликинлера, который был ис­пользован в качестве центра задержания и допросов в течение нескольких дней в 1971 сотрудника­ми КПО. Суду надлежало определить, была ли данная деятельность примером жестокого унизи­тельного обращения или нет. Разумеется, речь с самого начала не шла о пытках. Однако доказано, что подобная практика ненадлежащего обращения существовала, поскольку во время проведения операции Димитриус сотни людей были задержаны и допрошены. Суд счел, что показаний свидете­лей недостаточно, чтобы решить нарушались ли положения Статьи 3. Суд постановляет, что дея­тельность, проводимая в этом военном лагере, была компрометирующей и предосудительной, но не противоречила Статье 3.   И в заключение Суд не находит нарушений Статьи 3 в деятельности, проводимой в дру­гих местах, названных Государством-Заявителем.   Государство-Заявитель потребовало также принятия решения в отношении Государст­ва-Ответчика о начале уголовных или административных разбирательств в отношении лиц, участ­вовавших в этих действиях, однако Суд данное требование отклонил.   7. Z И ДРУГИЕ ПРОТИВ СОЕДИНЕННОГО КОРОЛЕВСТВА Z AND OTHERS v. THE UNITED KINGDOM Постановление от 10 мая 2001   (с содержанию) Обстоятельства дела   Заявители — четверо родных братьев и сестер: Z. — девочка 1982 года рождения; А. — мальчик 1984 года рождения; В. — мальчик 1986 года рождения; С. — девочка 1988 года рождения. Родители заявителей поженились в ноябре 1981 года.   На семью впервые обратили внимание социальные службы в ок­тябре 1987 года после визита инспектора здравоохранения ввиду заботы о детях и семейных проблем. Сообщалось, что Z. по ночам таскает еду. По направлению социальных служб 24 ноября 1987 г. была проведена встреча специалистов, в которой участвовали соответствующие органы и на которой было решено, что семью должны посещать социальный ра­ботник и инспектор здравоохранения. Семью проверяли на следующей встрече, состоявшейся в марте 1988 года, и оказалось, что проблемы ис­чезли, дело было закрыто.   В сентябре 1988 года один из их соседей сообщил, что дом закры­вается и дети остаются на улице практически весь день.   В апреле 1989 года полиция сообщала, что спальные комнаты детей были грязными. Семейный врач также сообщал, что спальные комнаты детей были грязными и двери оставались закрытыми. Учитель детей Армстронг выразила беспокойство в мае 1989 года и потребовала созвать специалистов для рассмотрения дела. В июне 1989 года Нацио­нальное общество по недопущению жестокого обращения с детьми и группа работников по особым ситуациям провели встречу по жалобам соседей на то, что дом — грязный и что дети проводят большую часть дня в своих спальных ком­натах, им не позволяется играть на улице, они часто плачут. В августе 1989 года бабушка детей со стороны матери обратилась с жалобой в со­циальные службы на то, что мать не заботится о детях, и на дисциплину детей.   4 октября 1989 г. на встрече специалистов, на которой присутствовали сотрудники социальных служб, учитель заявителей, семейный врач и инспектор по здравоохранению, было решено, что в семью не будет направлен социальный работник. Школе было поручено наблюдать за весом старших детей, а инспектор по здравоохранению должен был про­должать регулярно посещать семью. Было решено, что данная проблема касалась ограниченной небрежной заботы о детях, нежели физического злоупотребления, и что родителям будут помогать для лучшего осуществления ими их обязанностей.   В октябре 1989 года, когда заявители были на каникулах, их дом был ограблен. Войдя в него, полиция обнаружила, что он очень грязный. Использованные гигиенические женские прокладки и грязные салфетки были оставлены на серванте, а матрасы детей были мокрыми от мочи. 13 декабря 1989 г. на встрече специалистов инспектор по здравоохранению потребовала внесения четырех старших детей в Реестр по защите детей, поскольку она считала, что их мать не могла осуществлять заботу о них. Данное предложение было отклонено. Однако в семью была направлена помощник по социальной работе М.. На встрече не считали целесо­образным созывать конференцию по данному делу на этой стадии. До встречи Z. и А. сообщили учителю, что А. обжегся кочергой. Было решено, что данное утверждение будет рассмотрено.   23 марта 1990 г. на встрече специалистов были отмечены улучше­ния в отношении чистоты дома, постельное белье детей было дважды обнаружено чистым. Однако докладывалось, что Z. и А. достают еду из мусорных баков в школе. Это было расценено как тревожный фактор, особенно потому, что ожидалось рождение еще одного ребенка.   11 июля 1990 г. на встрече специалистов учитель детей сообщила об ухудшении благосостояния детей; Z. и А. продолжали брать еду из мусорных баков в школе, а А. сильно пачкался. М. посещала семью еже­недельно на данной стадии и сообщала, что проверяла спальные комнаты детей. Она отмечала, что дети ели примерно в 16:00 — 16:30, а после этого не ели до утра. Детей также отправляли спать в 18:00. Было запланировано предоставить матери заявителей дальнейшую помощь через доброволь­ческие агентства.   Примерно в сентябре 1990 года докладывалось, что А. и В. имели кровоподтеки на лицах. Сотрудники полиции провели расследование после того, как соседи сообщили о криках из дома заявителей, но не установили следов кровоподтеков. Они доложили в социальные службы, что "условия в доме были ужасающими и не подходили для проживания детей".   3 октября 1990 г. на следующей встрече специалистов помощник по социальной работе М. утверждала, что ей известно о том, что дети ходят грязными, и об отсутствии интереса к этому у их матери. Очевидно, дети испражнялись в своих спальнях и размазывали экскременты по окнам. Учитель выразила озабоченность, особенно состоянием А. и В., и утверждала, что дети рассказывали о деревянных строительных материалах, которыми были закрыты двери в их спальни. Было решено продолжить наблюдение за детьми.   5 декабря 1990 г. на встрече специалистов было принято решение провести конференцию по данному делу в январе 1991 года как результат озабоченности воспитанием детей и состоянием их спальных комнат. М. утверждала, что состояние спальной комнаты мальчиков значительно ухудшилось. Она нашла комнаты сырыми и зловонными. Кровать А. была сломана, и из нее торчал металлический прут. Постельное белье было сырым и грязным, на нем были следы земли.   В докладе от 24 января 1991 г. учитель указывала, что А. плохо выглядел, был часто грязным и постоянно лазил по мусорным бакам на игровой площадке в поисках яблочных огрызков. Z. была грустной, ей не хватало жизненности, она часто и неожиданно плакала, все больше от­странялась от девочек-сверстниц после неприятных инцидентов, в кото­рых были сделаны нелицеприятные оценки ее внешнего вида. В. был одиноким, грустным и перепачканным. Он регулярно становился без­участным, часто плакал и просил взрослых о физической помощи. Каза­лось, что он тоже просил еды. Она пришла к выводу, что до сих пор удовле­творены и что домашние условия и положение в семье оставляют желать лучшего. 22. 28 января 1991 г. на конференции по данному делу М. утверждала что в спальной комнате мальчиков не было освещения, ковра или игрушек и что их постельное белье было сырым, зловонным и испачканным. Их мать не меняла им белье. Их учитель утверждала, что 2. часто плакала и была замкнутой, А. лазил по школьным мусорным бакам и был всегда грязным, а В. был очень замкнутым, требовал к себе внимания и посто­янно был сильно голоден. Председатель конференции пришел к выводу о том, что несмотря на многие вопросы по воспитанию заявителей и условиям в их доме, имеется недостаточно доказательств для обращения в суд. Казалось, родители не намеренно пренебрежительно относились к детям и, принимая во внимание их собственное плохое воспитание, счи­тали, что они делают все, что могут, и что необходима дальнейшая помощь в целях улучшения положения. Было решено не заносить детей в Реестр по защите детей.   5 марта 1991 г. у В. были обнаружены "необычные" кровоподтеки на спине. На следующей встрече социальных служб в апреле 1991 года не было отмечено изменений в условиях проживания детей. Учитель детей заявила, что Z. и А. продолжают лазить за едой в мусорные баки и что А. становится все более замкнутым. М. докладывала, что мать заявителей утверждала, что дети подбирают еду из мусорных баков на парковке по пути в школу.   В июле 1991 года мать заявителей сообщила социальным службам, что детям было бы лучше проживать под опекой. 12 августа 1991 г. в социальные службы позвонил сосед заявителей, который утверждал, что детей постоянно запирают на грязном заднем дворе, что они постоянно плачут и что они длительное время содержатся в своих спальных комнатах, в которых они размазывают фекалии по окнам. Позже бабка и дед заяви­телей со стороны матери заявили опекуну, что мать обращалась с Z. как с маленькой слугой, и Z. должна была очищать окна от фекалий.   С 19 по 28 августа 1991 г. трое старших детей провели некоторое время с воспитателями во временных воспитательных учреждениях. Воспитатели докладывали, что А. не знал до того, как к ним попал, как мыться, принимать ванну и чистить зубы. Он мочился в постель каждую ночь и воровал еду у своего брата. В. описывался как "очень напуганный. Он не мог понять, как он мог играть в саду и дверь при этом оставалась бы открытой, чтобы он мог войти, тогда как он привык, что она закрыта". Его также научили правильно пользоваться туалетом и мыться. 18 сентября 1991 г. на встрече специалистов М. заявила, что усло­вия, в которых спят дети, являются ужасными. Матрасы в спальной комнате мальчиков были рваными, и прутья торчали из них. Мальчики во­ровали еду, за этим также заставали С.  Их мать утверждала, что она не может их контролировать. Было решено не проводить встречу по защите детей, а провести месячную проверку веса троих старших детей в школе, а инспекторы по здравоохранению должны были проверять вес двух млад­ших детей. Было решено, кроме того, направлять Z., А. и В. во временные воспитательные учреждения на каникулы, а также на выходные раз в месяц.   В ноябре—декабре 1991 года у С. было обнаружено развивающееся косоглазие. Ее мать не приходила с ней на прием в поликлинику в течение следующих месяцев. Как было сообщено на встрече специалистов 21 ноября 1991 г., мать заявителей сказала, что не может контролировать поведение детей, поскольку они отказывались идти спать, когда им об этом говорили, и воровали еду. Было установлено, что дом находился в приемлемом состоянии, хотя условиям в спальной комнате мальчиков все еще следует уде­лить внимание. Вес детей записывался. Было отмечено, что Z. прибавила в весе за последние два месяца один килограмм, в то время как за последние два года она набрала лишь один килограмм двести пятьдесят граммов. А. за год поправился только на один килограмм пятьсот граммов. В. набрал за год двести пятьдесят граммов. Велось обсуждение вопроса о том, что троих старших детей следует поместить под попечительство местных органов власти, чтобы позволить их матери "встать на ноги". Социальные службы установили шестимесячный срок, в то время как врач рекомендовал срок от восемнадцати месяцев до двух лет.   В декабре 1991 года социальный работник ознакомил мать заяви­телей с планом оказания ей помощи в ведении покупок, расходовании денег и приготовлении еды.  Z., А. и В. были размещены у добровольцев с января по март 1992 года и за это время набрали вес. В марте и апреле 1992 года их мать осведомлялась о том, могли ли мальчики, А. и В., быть усыновлены.   14 января 1992 г. С. стала ходить в ясли при семейном центре. Было отмечено, что она была необщительной, ее развитие отставало, она не умела делиться с другими, плохо говорила.   9 марта 1992 г. на следующей встрече специалистов было решено, что необходимо прибегать и далее к временным воспитательным учреж­дениям. Вес детей был зафиксирован, наблюдалось его увеличение у Z., А. и В.   Родители детей развелись в апреле 1992 года.   30 апреля 1992 г. на встрече специалистов было решено, что целе­сообразно последовать просьбе матери заявителей и направить А. и В. на усыновление. Учитель затронула вопрос основополагающей роли заботы матери о детях, в частности, в связи с положением 2. в семье и ее мате­ринской ролью, которую она играла. М. сообщала, что положение А. и В. в семье было ужасающим.   10 июня 1992 г. мать заявителей попросила поместить детей под опеку, поскольку она не могла с ними справиться. Она утверждала, что если их у нее не заберут, она их будет бить. Заявители были помещены во временное воспитательное учреждение. 22 июня 1992 г. после проведения встречи по защите детей заявители были внесены в Реестр по защите детей в категории пренебрежение и эмоциональное злоупотребление.   Заявители были раздельно направлены во временные воспитатель­ные учреждения. Сразу было отмечено, что у Z. грязная поношенная одежда. Она утверждала, что ей не хотелось бы жить со своими братьями и сестрами, поскольку ей постоянно приходилось присматривать за ними. А. каждую ночь мочился в постель, избегал физических контактов и стра­дал от ночных кошмаров. В. не знал, как пользоваться туалетом и туалет­ной бумагой. С. быстро привыкла к своим приемным родителям. 8 октября 1992 г. местные власти приняли решение о необходи­мости установления опеки над детьми. 7 декабря 1992 г. были приняты временные решения об этом. Инспектор, назначенный 18 января 1993 г., рекомендовала установить опеку над всеми заявителями в целях их защиты от дальнейшего причинения вреда. Она утверждала, что существовало "изобилие доказа­тельств того, что дети подвергались физическому и психическому жестокому обращению". Как она отметила, родители не следили за их здоровьем и постоянно не являлись на приемы к врачам, в частности, окулисту.   В январе 1993 года все заявители были осмотрены доктором Дорой Блэк, консультантом по детской психиатрии. Доктор Блэк утверждала, что трое старших детей проявляли признаки физиологичес­кого расстройства. У Z. были явные признаки тяжелой депрессии, она ощущала ответственность за свою семью и за ее разрушение. Отношение ее матери к ней могло быть описано как грубое и эмоционально насиль­ственное. У А. и В., страдавших ночными кошмарами, были обнаружены признаки посттравматического стресса, а А. находился в хронически по­давленном состоянии. Доктор Блэк отметила, что все дети были лишены любви и физической заботы. Она описывала их жизненный опыт как "притупленный, ужасающий" и добавляла, что данный случай был наи­худшим проявлением пренебрежения и эмоционального жестокого обра­щения, с которым она когда-либо сталкивалась на протяжении своей профессиональной деятельности. По ее мнению, социальные службы "в прошлом склонялись к тому, чтобы избежать внесения этих детей в Реестр по защите детей, и слишком затянули с этим, в результате чего как минимум у троих детей появились признаки тяжелого психологического расстройства".   14 апреля 1993 г. Судом графства Милтон Кейнс было принято решение об установлении полной опеки над заявителями.   В июне 1993 года Государственный солиситор, выступая в качестве заступника заявителей, возбудил разбирательство против местных влас­тей, потребовав возмещения ущерба за небрежность и нарушение закон­ной обязанности, утверждая, что власти не уделили внимания благосо­стоянию заявителей, как того требует закон, и должны были действовать быстрее и эффективнее, когда они были проинформированы о положении заявителей. Утверждалось, что бездействие местных властей причинило психологический вред заявителям. 12 ноября 1993 г. суд откло­нил иск как не имеющий оснований.   Заявители обжаловали это решение в Апелляционный суд, который 28 февраля 1994 г. подтвердил решение суда отклонить иск.   Заявители подали жалобу в Палату лордов. 29 июня 1995 г. Палата лордов отклонила их жалобу, признав, что иск не может быть подан против местных властей ввиду пренебрежения или нарушения законной обязанности в отношении невыполнения их обязательства касательно благосостояния детей в соответствии с Законом об охране детства 1989 года в части опеки.   Выводы Суда   Заявители утверждали, что местные власти не обеспечили им за­щиту от бесчеловечного и унижающего достоинство обращения в нару­шение Статьи 3 Конвенции, которая устанавливает следующее:   "Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или уни­жающему достоинство обращению или наказанию".   В своем докладе Европейская Комиссия выразила единодушное мнение, что имело место нарушение Статьи 3 Конвенции. Она считала, что существовала позитивная обязанность государства по защите детей от обращения, нарушающего настоящее положение. Власти знали о жесто­ком обращении и пренебрежении, которым подвергались четверо детей на протяжении ряда лет, находясь в руках у своих родителей, и несмотря на разумно доступные им средства не предприняли эффективных мер, чтобы положить этому конец. Заявители попросили Европейский Суд подтвердить такой вывод о нарушении. Власти Соединенного Королевства не оспаривали выводы Евро­пейской Комиссии о том, что обращение, которому подвергались четверо заявителей, достигало уровня жестокости, запрещенного Статьей 3 Кон­венции, и что государство не выполнило свою позитивную обязанность в нарушение Статьи 3 Конвенции по обеспечению заявителям адекватной защиты от бесчеловечного и унижающего достоинство обращения.   Европейский Суд напомнил, что Статья 3 Конвенции закрепляет одну из основополагающих ценностей демократического общества. Она полностью запрещает пытки и бесчеловечное и унижающее достоинство обращение или наказание. Обязанность Высокой Договаривающейся Стороны согласно Статье 1 Конвенции по обеспечению каждому, нахо­дящемуся под ее юрисдикцией, прав и свобод, определенных в Конвен­ции, взятая в совокупности со Статьей 3 Конвенции, требует от государ­ства предпринять меры, предназначенные для обеспечения того, чтобы лица, находящиеся под его юрисдикцией, не подвергались пыткам или бесчеловечному или унижающему достоинство обращению, включая такое жестокое обращение, осуществляемое частными лицами (см. По­становление Европейского Суда по делу "А. против Соединенного Коро­левства". Такие меры должны обеспечить эффективную защиту, в частности, детей и иных уязвимых лиц и включать в себя разумные шаги по предотвращению жестокого обращения, о котором власти знали или должны были знать (Постановление Европейского Суда по делу "Осман против Соединенного Королевства").   В настоящем деле не оспаривалось то, что пренебрежение и зло­употребления, которым подвергались четверо заявителей, достигло порога бесчеловечного и унижающего достоинство обращения. На такое обращение было указано местным властям самое раннее в октябре 1987 года. Они несли законную обязанность защищать детей и имели в своем распоряжении круг полномочий, вклю­чавших полномочие на изъятие детей из их дома. Однако детей поместили лишь во временное воспитательное учреждение по настоянию их матери 30 апреля 1992 г. На протяжении периода наблюдения, длившегося четыре с половиной года, они подвергались в своем доме тому, что детский психиатр-консультант, осматривавший их, назвал ужасающим опытом. Комитет по компенсациям ущерба, причиненного пре­ступной деятельностью, также установил, что дети подвергались ужасному пренебрежению на протяжении длительного периода и пострадали от физического и психического вреда, непосредственно нанесенного пре­ступлением. Европейский Суд признал сложность и де­ликатность решений, вынесенных социальными службами, и важность противопоставленного принципа уважения и сохранения семейной жизни. Однако настоящее дело не оставляет сомнений относительно того, что система не защитила этих детей-заявителей от тяжкого продолжитель­ного пренебрежения и злоупотреблений.   Следовательно, имело место нарушение Статьи 3 Конвенции.   8. ПРАЙС ПРОТИВ СОЕДИНЕННОГО КОРОЛЕВСТВА PRICE v. THE UNITED KINGDOM Постановление от 10 июля 2001 г.  (с содержанию) Обстоятельства дела   Заявитель, Адель Урсула Прайс, - инвалид с четырьмя дефектными конечностями вслед­ствие спровоцированной талидомидом фокомелии. Она также страдает болезнью почек. 20 января 1995 г. в ходе гражданского производства в Суде графства Линкольн (Lincoln) по истребованию присужденного долга она отказалась ответить на вопрос о своем финансовом положении и была заключена на семь дней в тюрьму за неуважение к суду. Насколько помнит заявитель, судья распорядился, чтобы ее тут же отвезли в тюрьму г. Уэйк­филд (Wakefield). Выходя из зала суда, заявитель обратилась к служащему суда с просьбой разрешить ей взять с собой устройство для зарядки акку­мулятора инвалидной коляски. По ее словам, служащий суда сказал, что это устройство в тюрьме будет считаться предметом роскоши, и, следова­тельно, взять его с собой она не может.   Поскольку дело заявителя слушалось во второй половине дня 20 января 1995 г., не было возможности в тот же день доставить ее в тюрьму, вследствие чего ей пришлось провести ночь в камере полицейского участ­ка графства Линкольн. Данная камера, оборудованная деревянной койкой с матрацем, не была приспособлена для содержания инвалида. По словам заявителя, поскольку койка была жесткой — отчего у нее могла появиться боль в бедрах, — ей ничего не оставалось, как спать в инвалидной коляске. Она также не могла дотянуться до кнопки вызова надзирателя и до вы­ключателей, не могла воспользоваться унитазом, поскольку он был выше сидения коляски и, следовательно, для нее недоступен.   Из тюремных записей явствует, что по прибытии в тюрьму в 19:20 заявитель сообщила дежурному, что у нее больные почки и хроническое воспаление уха, но что в тот момент в помощи врача или лечении она не нуждалась. В 19:50 она отказалась от еды и горячего питья. В 20:50 — сказала, что испытывает холод, и надзиратель завернул ее в два одеяла. Когда к заявителю снова зашли в 21:15, она продолжала жаловаться на холод. В 21:35, поскольку ей было все еще холодно и поэтому появилась головная боль, заявителя завернули еще в одно одеяло. Ей предложили выпить горячего, но она отказалась. В 22:00 она спала, в 22:50 — просну­лась и снова стала жаловаться на холод, опять отказалась от горячего питья. В 23:15 попросила вызвать врача, который прибыл в 23:50.   Как значится в тюремных записях, заявитель спала до 7:00, после чего была переведена в другую камеру. Там ей предложили еду и питье, но она отказалась. В 8:30 ее отвезли в женскую тюрьму "Нью-Холл" Уэйкфилда, где заявитель находилась до второй по­ловины дня 23 января 1995 г.   В тюрьме "Нью-Холл" заявителя поместили не в обычную камеру, а в тюремный медицинский пункт. Там была широкая дверь, позволяю­щая въезжать в помещение на коляске, в туалетной нише имелись поруч­ни, а больничная койка была снабжена гидравлическим управлением. По прибытии в тюрьму заявитель заполнила медицинскую анкету. По ее сло­вам, у нее были проблемы со здоровьем, но они — "под контролем и решаются по мере появления".   В отчете об осмотре больной доктора Кидда указано, что в медицинском пункте заявитель испытывает следующие неудобства:   койка — слишком высокая, умывальник — расположен высоко, движение — садится аккумулятор коляски, потребление жидкости — любит сок (его нет), диета — вегетарианская, общая гигиена — нуждается в помощи...   Нуждается в потреблении жидкости, требуются зарядка аккумуляторов, поддержание соответствующей температуры в помещении...".   Заявитель утверждала, что вечером 21 января 1995 г. женщина-надзиратель посадила ее на унитаз, после чего оставила сидеть в этом положении в течение трех часов, пока больная не разрешила мужчине-санитару снять ее с унитаза и подмыть. Власти Соединенного Коро­левства утверждали, что 21 января 1995 г. дежурила только одна няня – сестра Листер, - которая воспользовалась помощью двоих сотрудников, старшего офицера Тингла и офицера Боумена, чтобы посадить больную на унитаз. Затем она вышла из комнаты, дав возможность больной сделать свое дело. После этого сестра Листер подмыла заявителя и положила на спину. Из справки властей Соединенного Королевства неясно, кем являлись старший офицер Тингл и офицер Боумен — членами медперсонала или офице­рами тюрьмы, не имевшими сестринской квалификации. Далее заяви­тель утверждала, что в тот же вечер 21 января 1995 г. медсестра, помо­гавшая ей сесть на унитаз, в присутствии двух мужчин — тюремных санитаров сняла с нее нижнее белье, тем самым оголив ее ниже пояса перед мужчинами. Власти Соединенного Королевства отрицали, что подобное имело место. Они утверждали, что до своего освобождения из тюрьмы заявитель жаловалась начальнику тюрьмы на недостаток соответствующих условий, но при этом описанные выше события не упоминала.   Положения об уменьшении тюремного срока, изложенные в ста­тьях 45 и 33 Закона об уголовной юстиции 1991 года, предусматривали, что заявитель должна была отбыть только половину назначенного по при­говору срока, то есть три с половиной дня. Заявителя забрал из тюрьмы ее знакомый. Она утверждала, что в результате плохого обращения с ней в тюрьме у нее в течение десяти недель были проблемы со здоровьем. Однако заявитель не представила конкретных медицинских доказательств в подтвержде­ние своей жалобы.   30 января 1995 г. заявитель проконсультировалась с адвокатами, намереваясь подать против Министерства внутренних дел иск за халат­ность. Ей была предоставлена бесплатная юридическая помощь в размере суммы расходов на сбор доказательств и оплату консультации адвоката по существу дела и по определению размера компенсации. В своем заклю­чении от 6 мая 1996 г. адвокат указал на трудности, с которыми столкнется заявитель, если будет доказывать, что, как она утверждает, за ней был плохой уход, и сослался на постановление Высокого суда (дело "Найт и другие против Министерства внутренних дел и еще одного лица"), согласно которому ввиду недостатка средств тюремные стандарты ухода в тюремном госпитале ниже, чем установленные для соответствующих внешних учреждений. С учетом данного прецедента и ожидаемых труд­ностей в подборе доказательств адвокат пришел к выводу, что у заявителя не было серьезных перспектив выиграть этот иск и что даже в случае успешного исхода компенсация вряд ли превысит 3000 фунтов стерлингов. В свете данного заключения 13 мая 1996 г сертификат заявителя на бес­платную юридическую помощь был аннулирован.   Выводы Суда   Заявитель утверждала, что ее заключение в тюрьму и обращение с ней во время содержания в тюрьме нарушили Статью 3 Конвенции, ко­торая гласит:   "Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или уни­жающему достоинство обращению или наказанию".   Власти Соединенного Королевства разъяснили, что по прошествии времени было невозможно установить, давались ли выносившим приго­вор судьей какие-нибудь указания в отношении места заключения заяви­теля, хотя обычно Суд графства таких указаний не дает. Непосредственная информация о свободных местах в полицейских участках и тюрьмах име­ется у полиции и тюремных властей, поэтому судам удобнее оставлять решение вопросов размещения заключенных на усмотрение этих органов. Даже если судья непосредственно не учел особые нужды заявителя, это не означало нарушения им Статьи 3 Конвенции, если при этом не было реального риска плохого обращения с заключенным — чего в случае с заявителем не произошло.   Обращение с заявителем во время заключения было намного ниже минимального уровня жестокости, необходимого для ссылки на Статью 3 Конвенции. Так, при прибытии заявителя в тюрьму "Нью-Холл" были учтены ее особые обстоятельства, и она была помещена в тюремный ме­дицинский пункт с доступом к медицинскому персоналу, который делал все необходимое, чтобы удовлетворить ее потребности в пище, питье и гигиене. Власти Соединенного Королевства отрицали, что заявителя об­служивал сотрудник мужского пола или что она была унижена или что ее достоинство пострадало от того, что она предстала в раздетом виде перед служащими мужского пола. Они напомнили Европейскому Суду, что со­гласно его практике сам заявитель должен доказательно опровергнуть обоснованные сомнения в правильности своих утверждений.   Заявитель утверждала, что судья, вынесший приговор, полностью отдавал себе отчет в ее проблемах. Однако он все же решил отправить ее в тюрьму, предварительно не позаботившись о наличии в ней необходи­мых условий. В полицейском участке заявителя держали в холодном по­мещении, что обострило заболевание почек. Камера в медпункте не со­ответствовала ее нуждам, как признал тюремный врач, проводивший ме­дицинский осмотр при поступлении в тюрьму. Обслуживавшие ее тюрем­ные медсестры и служащие были неприветливыми и не старались ей помочь. В продолжение всего заключения заявителя подвергали бесчело­вечному и унижающему достоинство обращению, оставившему физичес­кие и психологические травмы.   Европейский Суд напомнил, что для того, чтобы быть квалифи­цированным по Статье 3 Конвенции, жестокое обращение должно до­стичь минимального уровня жестокости. Оценка этого минимального уровня относительна. Она зависит от всех обстоятельств дела, в том числе продолжительности жестокого обращения, его физических и мо­ральных последствий и в некоторых случаях пола и состояния здоровья жертвы.   Чтобы определить, было ли обращение с заявителем "унижающим достоинство" по смыслу Статьи 3 Конвенции, Европейский Суд, помимо прочего, обращает внимание на то, преследовало ли оно цель унизить и оскорбить заинтересованное лицо, хотя отсутствие такой цели не может окончательно исключать возможность установления им нарушения Ста­тьи 3 (см. Постановление Европейского суда по делу "Пирс против Гре­ции" (Peers v. Greece) от 19 апреля 2001 г.).   В рассматриваемом случае заявитель, страдающая талидомидом, безрукий и безногий инвалид с многочисленными болезнями, включая неполноценные почки, проявила неуважение к суду в ходе гражданского производства и была приговорена к лишению свободы на семь дней (хотя по правилу о сокращении наказаний фактически находилась в тюрьме только три ночи (четыре дня)). Похоже, что в соответствии с английским правом и практикой судья, вынесший приговор — в данном случае при­говор крайне суровый, — перед непосредственной отправкой заявителя в место заключения никак не поинтересовался, где ее будут содержать и смогут ли в месте задержания обеспечить условия, соответствующие ее тяжелому недугу.   Заявитель и власти Соединенного Королевства по-разному харак­теризуют отношение к ней во время содержания в тюрьме. Поскольку с тех пор прошло немало времени и отсутствуют материалы расследования внутренних судов, трудно восстановить подробную и точную картину про­исшедшего. В то же время Европейский Суд придал большое значение тому обстоятельству, что представленные властями Соединенного Коро­левства документальные свидетельства, включая относящиеся к тому вре­мени записи, сделанные медперсоналом и служащими тюрьмы, указыва­ют на неспособность полицейских и тюремных властей адекватно учесть особые потребности заявителя.   В первую ночь заключения заявитель содержалась в камере мест­ного полицейского участка, поскольку отвозить ее в тюрьму было поздно. Записи в журнале задержания показывают, что заявитель каждые полчаса жаловалась на холод — серьезная проблема для заявителя, страдающей хроническим заболеванием почек и неспособной согреться движением. Когда в конце концов появился врач, он констатировал, что она не могла лежать на койке и должна была спать в инвалидной коляске, что условия содержания не были приспособлены к нуждам инвалида и что в камере было слишком холодно. Однако Европейский Суд отметил, что, несмотря на замечания врача, сотрудник полиции, отвечавший за содержание за­явителя, ничего не сделал для перевода ее в более удобное место заклю­чения или ее освобождения. Вместо этого заявитель была оставлена в камере на всю ночь, хотя врач обернул ее в "космическое одеяло" и дал обезболивающее.   На следующий день заявителя доставили в тюрьму Уэйкфилда, где она провела три дня (две ночи). Как указано в записях медсестры, в первую ночь содержания под стражей дежурная сестра не смогла самостоятельно поднять заявителя и по этой причине не смогла помочь ей воспользоваться туалетом. Заявитель утверждала, что вследствие этого ей пришлось пере­нести крайне унизительное обращение, оказавшись в руках служащих тюрьмы мужского пола. Власти Соединенного Королевства отрицают дан­ную версию событий. Тем не менее, представляется ясным, что служащих мужского пола попросили помочь посадить заявителя на унитаз и снять с него.   Европейский Суд отметил, что при поступлении заявителя в тюрь­му врач и штатная медсестра в своих записях выразили озабоченность по поводу проблем, которые могли возникнуть во время содержания ее под стражей, включая необходимость подниматься на кровать, садиться на унитаз, обмываться, принимать питье и передвигаться, когда разряжается аккумулятор инвалидной коляски. Озабоченность была столь большой, что начальник тюрьмы разрешил персоналу попытаться найти для заяви­теля место во внешней больнице. Однако в данном случае они все равно не смогли бы перевести туда заявителя, так как у нее не было жалоб на конкретное заболевание. Ко времени освобождения из-под стражи заяви­тель нуждалась в искусственном опорожнении мочевого пузыря, поскольку недостаток питья и трудности с доступом в туалет привели к задержке мочеиспускания. Она утверждала, что в течение десяти недель после ос­вобождения испытывала проблемы со здоровьем, однако не смогла под­крепить эти утверждения медицинскими справками.   В рассматриваемом деле нет свидетельств определенного намере­ния унизить достоинство заявителя. Однако Европейский Суд считал, что содержание женщины с тяжелой инвалидностью в помещении с опасно низкой температурой, где из-за жесткой и недоступной койки у нее могли появиться пролежни, где она, не испытывая при этом чрезвычайных труд­ностей, не могла сходить в туалет или обмыться, является унижающим достоинство человека обращением, противоречащим Статье 3 Конвенции.   Поэтому в данном случае Европейский Суд пришел к выводу о нарушении статьи 3  Конвенции.   9. ДЕНИЗЧИ  И ДРУГИЕ ПРОТИВ КИПРА DENIZCI AND OTHERS v.CUPRYS Постановление Суда от 23 мая 2001 г.  (с содержанию) Обстоятельства дела   Между 4 и 22 апреля 1994 г. заявители были задержаны сотрудниками полиции и подвергнуты грубому обращению. Их заставили подпи­сать заявления о том, что они добровольно переезжают в северную часть Кипра. Затем они были выдворены в Северный Кипр, причем было ска­зано, что в случае возвращения их убьют. 2 июня 1994 г. по возвращении на юг сын девятого заявителя Илкер Туфансой был застрелен неизвестными лицами.   Однако некоторые заявители впоследствии вернулись в Южный Кипр, где полиция заставила их сделать заявления о том, что они подвергались плохому обращению со стороны властей "Турецкой Республики Северный Кипр" (далее — "ТРСК"), принудивших их к подписанию формуляров жалоб в Европейскую Комиссию. Выводы Суда.   Европейский Суд напомнил о своей устоявшейся практике, по ко­торой в соответствии с Конвенционной системой, действовавшей до 1 ноября 1998 г., установление и проверка фактов были в первую очередь заложены на Европейскую Комиссию (бывшие Статьи 28 и 31 Конвенции). Однако в данном случае, хотя делегация Европейской Комиссии и заслушивала показания заявителей и свидетелей на Кипре, сама Европейская Комиссия к 1 ноября 1999 г. доклад не составила, как того требует бывшая Статья 31 Конвенции. Поэтому Европейскому Суду в соответствии с пунктом 3 Статьи 5 Протокола № 11 к Конвенции и пунктом 5 Правила 99 Регламента Суда надлежит оценить доказательства и установить факты с учетом всех имеющихся материалов. В данном контексте имеют значение следующие соображения:   1) Европейский Суд основывал свои выводы на устных показаниях, данных представителям Европейской Комиссии, или письменных показаниях, отобранных в ходе разбирательства; при оценке обоснованности утверждений заявителей стандартом доказанности является "вне разум­ных сомнений". Подобная доказанность может основываться на сосуще­ствовании достаточно надежных, понятных и совпадающих умозаключе­ний или аналогичных неопровержимых презумпций фактов; кроме того, может учитываться поведение сторон при отборе показаний (см., Постановление Европейского Суда по делу "Ирландия против Соединенного Королевства" от 18 января 1978 г.);   2) что касается устных показаний, то Европейский Суд отдавал себе отчет в трудностях оценки таких устных показаний, полученных с учас­тием переводчиков; поэтому он внимательно и скрупулезно подходил к истолкованию смысла и значения свидетельских показаний, данных пред­ставителям Европейской Комиссии. Относительно как устных, так и пись­менных показаний Европейский Суд понимал, что культурный контекст, в котором жили некоторые заявители и свидетели, делал неизбежными некоторые неточности в датах и отдельных деталях (в частности, связан­ных с цифрами), и не считает, что это обстоятельство способно само по себе отразиться на достоверности показаний;   3) Европейский Суд хорошо понимал, что в случаях противоречивого изложения фактов он не может выступать в качестве безупречного суда первой инстанции, рассматривающего факты дела. Выше говорилось о языковых проблемах; но есть еще одна проблема — неизбежный недоста­ток непосредственного и детального знания условий жизни в регионе. Кроме того, ни Европейская Комиссия, ни Европейский Суд не имеют права принуждать свидетелей к явке. В данном случае из 28 вызванных свидетелей пять не смогли дать показания представителям Европейской Комиссии. Поэтому Европейский Суд был поставлен перед трудной за­дачей принятия решения при отсутствии потенциально значимых пока­заний;   4) Европейскому Суду не было представлено никаких законченных производством местных дел с детальными материалами о предполагаемом выдворении заявителей в период между 4—22 апреля 1994 г. Соответст­венно, Европейский Суд основывал свои выводы на устных показаниях, данных представителям Европейской Комиссии, или письменных пока­заниях, представленных в ходе судебного разбирательства. Заявители утверждали, что в период между 4 и 22 апреля 1994 г. они были задержаны, избиты и насильственно высланы в северную часть Кипра. Власти Кипра отрицали эти факты и указывали, что заявители ушли в северный район по собственному желанию, где были арестованы и подвергнуты избиению турецко-кипрскими солдатами и полицией.   Следовательно, Европейскому Суду надлежит рассмотреть свиде­тельские показания, относящиеся к утверждениям заявителей.   Сообщение заявителей о том, что в период между 4—22 апреля 1994 г. они были задержаны полицией Кипра, подвергнуты грубому об­ращению и высылке в северную часть Кипра, подтверждается рядом сви­детелей, заслушанных представителями Европейской Комиссии или представивших письменные пока­зания. В частности, Европейский Суд отметил, что, несмотря на свои письменные обращения к властям Кипра, где они отказываются от своих показаний, перед представителями Европейской Комиссии заявители подтвердили свои первоначальные показания, в ко­торых детально и с минимальными разночтениями описывают события. Европейский Суд не считал эти разночтения непримиримыми, полагая, что небольшие расхождения объясняются трудностью восстановления в памяти обстоятельств по прошествии значительного периода времени.   Прежде всего, Европейский Суд придал особое значение неоспо­римому факту приезда в ночь 17 апреля 1994 г., самое позднее около 4 часов утра 18 апреля 1994 г., Хусейна Мавидениза с женой и детьми, Хусейна Давулчулара с женой и Догана Давулчулара с женой и детьми в дома Азиза Мертходжи и Йылмаза Давулчулара, находящиеся на юге Кипра. Он отметил, что они прибыли туда, чтобы найти работу и устро­иться на жительство. Панайота Папахристофору утверждала, что 17 апреля 1994 г. она дала Азизу денег на такси для поездки в северную часть Кипра, чтобы взять с собой нескольких турок-киприотов, но поздно вечером того же дня ей не понравилось, что Азиз привез в ее дом слишком много людей. Она также утверждала, что всех турок-киприотов Азиз привез в ее дом, а именно Хусейна Мавидениза с женой и детьми, Догана Давулчулаоа с женой и детьми и Хусейна Давулчулара с женой и детьми. Поэтому 18 апреля 1994 г. в 8:00 она якобы дала им денег на такси, чтобы те могли вернуться на север. Европейский Суд считал, что данная версия выглядит неправдоподобной и свидетельствует о стремлении возложить единолич­ную ответственность за возвращение людей в тот же день в северную часть страны на Панайоту Папахристофору.   Европейскому Суду трудно согласиться с тем, что после многочасового переезда для поселения на юге группа людей, в том числе женщины и дети, тут же откажется от своих планов и отправится в долгое и утоми­тельное обратное путешествие только потому, что жена Азиза Мертходжи не захотела оставить их у себя дома. В то же время власти, Кипра не дали никакого объяснения, почему люди, ночевавшие в доме Йылмаза Мави­дениза, решили, как утверждали власти, рано утром на следующий день после прибытия вернуться на север.   При оценке показаний Европейский Суд также придал большое зна­чение тому обстоятельству, что по прибытии с севера для устройства на жительство на юге — как вытекает из показаний сотрудников ЦРС и большинства заявителей перед представителями Европейской Комис­сии — турки-киприоты обычно шли в полицию за социальной помощью в получении жилья и работы. До заслушания показаний свидетелей в Никосии власти Кипра отрицали, что заявители были задержаны в указанные ими дни и что они приходили в участки полиции для подачи заявлений об отъезде. Однако 3 сентября 1998 г. Андреас Спаталос передал представителям Европейской Комиссии шесть заявлений и сказал, что эти заявления» в которых говорится о желании выехать на север Кипра, подписали шестеро турок-киприотов, в разное время посетивших отделения полиций Лимассола (Илкер Денизчи, Эрбай Каптаноглу, Йылмаз Мавидениз и Сулейман Сейер) и Пафоса (Илкер Туфансой и Ташер Кишмир). Его утверждение, что бланки заявлений заполнялись разными сотрудниками полиции в Лимассоле и Пафосе, не подкрепляется осмотром текстов» который показывает, что все они заполнены одним почерком. Учитывая, что заслушанные Европейской Комиссией сотрудники ЦРС подтвердил и прикрепление каждого служащего ЦРС к определенному участку поли­ции, можно сказать, что устные показания заявителей о подписании ими заявлений в одном и том же участке полиции, а именно в районном отделении Троодоса-Камбоса, выглядят полностью правдоподобными.   На слушании все заявители дали одинаковое описание событий, которое соответствовало фактам, изложенным в формулярах жалоб, по­данных в Европейскую Комиссию, и их показаниям в "полиции ТРСК".   Европейский Суд также рассмотрел показания заявителей властям Кипра, сопоставив их с устными показаниями. При этом у него возникли серьезные сомне­ния относительно достоверности показаний властям, особенно учитывая следующие моменты:   а) Европейский Суд придал особое значение показаниям Ташера Кишмира представителям Европейской Комиссии. Власти поставили под со­мнение достоверность показаний этого заявителя, данных и Европейской Комиссии, и на севере Кипра, а также его устных показаний. Они под­черкнули, что брат заявителя живет на севере, и утверждали, что по этой причине заявитель, опасаясь за брата, боялся признаться, что его заста­вили солгать в жалобе, адресованной Европейской Комиссии.   Европейский Суд отметил, что в полиции Кипра заявитель дважды отказывался от описания событий, изложенного им в жалобе, поданной в Европейскую Комиссию, а также подчеркнул то обстоятельство, что несмотря на неудовлетворительное состояние здоровья (после аварии он пользовался инвалидной коляской) и явные физические страдания, он все-таки явился на беседу с представителями Европейской Комиссии. Перед представителями Европейской Комиссии заявитель подтвердил свою первоначальную жалобу и сообщил, что четырежды давал показания в полиции Кипра, причем все они были написаны под диктовку полиции и не соответствовали действительности;   б) на Европейский Суд также произвели впечатление устные показа­ния Эрбая Каптаноглу, данные Европейской Комиссии. По мнению Европейского Суда, они соответствовали другим имевшимся свидетельствам. Поэтому Европейский Суд пришел к выводу, что заявитель представил правдивое и в основных деталях точное описание событий;   в) в своих показаниях, данных кипрской полиции, Илкер Туфансой утверждал, что решил тайно перейти на север по причине болезни матери. Однако в своих устных показаниях Ребийе Туфансой отрицала, что в это время была больна. У Европейского Суда нет оснований сомневаться в искренности показаний Ребийе Туфансой представителям Европейской Комиссии. Пожилая неграмотная женщина явно не могла искажать события и последовательно давать неправдивые ответы. Показания Димитры Иродоту представителям Европейской Комиссии усилили сомнения, возникшие относительно показаний Илкера Туфансоя кипрской полиции. Ее показания подтвердили, что Илкер Туфансой был арестован и выслан на север вместе с Ташером Кишмиром. Европейский Суд также отметил ее разъяснение, что после возвращения на юг Илкер пришел в полицию сказать о своем желании жить вместе со свидетельни­цей, чтобы полиция не отсылала его на север. Полиция приняла Илкера хорошо, поэтому он дал показания.   Как заявил в своих показаниях кипрской полиции от 23 августа 1994 г. Мурат Доксандокуз, он потому решил переехать в северную часть Кипра, что после убийства Феофилоса Георгиадеса у него появилось чувство страха. В то же время в своих устных показаниях он утверждал, что перешел на северную сторону, чтобы навестить больную мать. Европейский Суд отметил и другие бросающиеся в глаза неувязки в показаниях Мурата Доксандокуза. Так, в его показаниях полиции Кипра говорится, что Эрбай Каптаноглу выступал перед журналистами, собравшимися в больнице Никосии (Северный Кипр), от его имени, но без его согласия. В показаниях представителям Европейской Комиссии данный элемент вообще не упоминается. Кроме того, Мурат Доксандокуз сказал, что не помнит, какую версию фактов излагал следователям ООН. Европейский Суд также находит крайне расплывчатым описание ареста заявителя "полицией ТРСК", которая, предположительно, доставила его в аэропорт вместе с сотней других лиц, среди которых был и Эрбай Каптаноглу. Данное обстоятельство не подтверждается ни его собственными показаниями полиции Кипра, ни другими свидетелями.   Изложенная заявителями картина событий не противоречит свидетельствам Сулеймана Сейера, Оле Роинааса и Димитры Иродоту, кото­рые подтверждают многие ранее упоминавшиеся заявителями детали. На­конец, Европейский Суд отметил, что изложенная заявителями картина событий, признается правдоподобной в докладе ВСОНК.   Поэтому Европейский Суд счел, что задержание заявителей и их высылка, по всей видимости, проводились по аналогичному, если не одному сценарию. Заявителей задерживали в разные дни, но всякий раз это было утром, по месту жительства или на работе. После задержания их доставляли в участок полиции в Лимассоле, а затем в Управление по Никосии, как они полагали, управление ЦРС. Исключением были Ташер Кишмир и Илкер Туфансой, которых сразу доставили в Никосию. Большей частью заявителей арестовывали известные им сотрудники ЦРС. Продержав некоторое время в Никосии, около полудня их отвозили в полицейский участок, расположенный в горном районе, предположительно, Троодос-Камбос. Устные показания не дают возможности точно назвать населенный пункт, где расположен этот по­лицейский участок. Всю вторую половину дня заявителей держали в по­лицейском участке. В 8—9 часов вечера их отвозили к сухому руслу реки и заставляли идти в северном направлении, угрожая, что в случае возвращения они будут расстреляны. Миновав буферную зону, заявители попа­дали в северную часть острова в районе Анголеми-Ташпинар. Там их задерживали и передавали "полиции ТРСК" турецкие солдаты. Поскольку заявители приходили с повреждениями на теле, их сначала доставляли в больницу, после чего брали под стражу. Похоже, что их водили к врачам ООН на освидетельствование, но к этому не принуждали. Их также до­прашивала гражданская полиция ООН.   Европейский Суд отметил, что согласно показаниям восемь заявителей и сын девятого подверглись грубому обращению во время на­хождения под стражей в Никосии, особенно в горном участке полиции.   Европейскому Суду надлежало установить, имело ли место жестокое обращение с заявителями и Илкером Туфансоем и, если оно действитель­но имело место, то происходило ли оно во время их задержания на юге Кипра.   Прежде всего, Европейский Суд отметил, что в соответствии с меди­цинскими заключениями у заявителей и Илкера Туфансоя были зафик­сированы телесные повреждения различной степени тяжести. При этом в заключениях не указан характер повреждений: были ли все они случай­ными или заявители причинили их сами себе. Следовательно, Европей­скому Суду надлежало установить, какого характера были телесные по­вреждения, нанесенные заявителям в рассматриваемый период. При этом Европейский Суд основывался главным образом на заключении врачей ООН, а также — хотя и в меньшей степени ввиду поверхностного харак­тера — на протоколах медицинских осмотров заявителей в северной части Кипра. Европейский Суд также полагался на устные свидетельства, кото­рые ранее были им признаны достоверными.   Касаясь заключений доктора Мацакиса, Европейский Суд отме­тил, что этот свидетель сам не осматривал заявителей и составил свое заключение на основании доклада ООН и изучения фотоснимков заяви­телей. Его заключение, несомненно, имеет меньшее значение, чем заклю­чения врачей ООН, которые осматривали заявителей вскоре после нане­сения им телесных повреждений.   Как подчеркнул Европейский Суд, хотя доктор Мацакис лично заяви­телей не видел и несмотря на то, что врачи ООН нашли утверждения последних достоверными, доктор Мацакис в догматической и высокомерной манере эти заявления отверг. Европейский Суд, в частнос­ти, отметил, что в заключении доктора Мацакиса имеется ряд замечаний, не носящих медицинского характера и затрагивающих проблемы, не вхо­дящие в его компетенцию. В связи с этим Европейский Суд отметил, что в своих докладах 1994 и 1995 годов доктор Мацакис высказал точку зрения, согласно которой заявители бежали в северную часть Кипра. Более того, в своих устных показаниях Европейской Комиссии доктор Мацакис при­знал, что его замечания по поводу умственных способностей и социаль­ного статуса Йылмаза Мавидениза были субъек­тивными и, возможно, преувеличенными.   Европейский Суд также отметил, что в заключении доктора Мацакиса 1998 года содержатся количество крови, указывающее на недавно перенесенную травму; что на ноге ампутирован четвертый палец, однако если бы нога была придавлена, то, скорее всего, повреждены были бы первый или пятый пальцы.   Медицинский осмотр заявителя в северной части Кипра показал, что у него были ссадины на обеих скулах, на правой челюсти, в верхней части спины и на правом плече, а также повреждения различных размеров на обеих руках и голенях. Однако из данного заключения не видно, в какое время могли быть нанесены эти повреждения. А потому Европейский Суд не в состоянии полностью полагаться на данное заклю­чение, хотя может учитывать его для подтверждения своих выводов.   В свете вышесказанного Европейский Суд счел установленным, что заявитель во время задержания кипрскими властями был подвергнут побоям, которые были достаточно жестокими, чтобы вызвать появление значительного количества крови в его моче. В то же время при отсутствии убедительных медицинских свидетельств он не может с определенностью судить о способе избиения или о частях тела, по которым наносились побои. По той же причине он не может сделать вывод, что заявитель потерял свои зуб и палец в результате избиения.   Азиз Мертходжа   Заявитель утверждал, что подвергался избиениям, находясь под стражей в Никосии, и что перед высылкой ему дали пощечину.   Медицинский осмотр заявителя в северной части Кипра показал, что у него были припухлость и синяк в лопаточной области спины.   Хотя не имеется никаких указаний на возможное время нанесения этих повреждений, Европейский Суд считал обоснованным вывод, что имело место избиение заявителя во время задержания кипрскими властями. Однако за отсутствием других медицинских свидетельств Европейский Суд не в состоянии точно установить, каким способом наносились побои.   Хусейн Мавидениз, Йылмаз Мавыденыз и Доган Давулчулар   Трое заявителей утверждали, что в участках полиции Лимассола и Никосии им наносили побои ладонями и кулаками, а в горном отделе­нии — мешками с песком и дубинками. Хусейн Мавидениз утверждал, что в результате нанесения ему сильных ударов в область почек у него в течение нескольких дней было затрудненное мочеиспускание. В своих устных показаниях он добавил, что по-прежнему имеет затрудненное мо­чеиспускание.   Ознакомившись с результатами осмотра заявителей в северной части Кипра и заключениями врачей ООН, Европейский Суд счел установленным, что во время задержания кипрскими властями заявителей избивали главным образом по спине и плечам.   Хасан Мертходжа   Заявитель утверждал, что в отделе ЦРС по Никосии и в полицейском участке в горах его избивали толстой палкой и дубинками.   Противоречивые утверждения об Иылмазе Мавиденизе. Поставив под сомнение сделанное врачом ООН описание телесных повреждений, которое якобы недостаточно, чтобы судить об их давности, доктор Мацакис высказал мнение, что Йылмаз Мавиденизе мог получить эти повреждения в оккупированной зоне Кипра. Соответственно, Европейский Суд счел, что к показаниям доктора Мацакиса следует относиться с осторожностью.   Илкер Денизчи   Заявитель утверждал, что в участке полиции Никосии его изби­вали в течение двадцати минут. В горном полицейском участке жестоко избивали ладонями и кулаками, воздействовали на него электрошоковой дубинкой, нанесли несколько ударов оливковой палкой и рукоятью пис­толета, полицейский выбил ему дубинкой зуб. Наконец, заявитель утверж­дает, что, доставив его к руслу реки, полицейские заставили его снять обувь и стали топтать пальцы его ног, разбив некоторые из них до крови; затем тушили о пальцы ног сигареты.   Европейский Суд отметил, что в заключении врачей ООН засвидетельствовано четырнадцать шрамов различной давности и формы, этио­логия которых неизвестна. В заключении также говорится, что у заявителя отсутствует правый резец, но на месте отсутствующего зуба нет признаков. В свете имеющегося медицинского заключения Европейский Суд счел установленным, что во время задержания кипрскими властями заявителя избивали главным образом по плечам и в области ключицы.   Эрбай Каптаноглу   Заявитель утверждал, что в Управлении ЦРС по Никосии его избивали кулаками и ладонями, а в горном отделении полиции — толстой палкой и дубинками. Ознакомившись с представленным медицинским заключением и устными показаниями, которые были расценены как правдивое изложение событий, Европейский Суд счел установленным, что заявитель подвергался избиениям во время задержа­ния кипрскими властями, главным образом по плечам.   Ташер Кишмир   Заявитель утверждал, что во время пребывания в Управлении ЦРС по Никосии ему наносили удары и пощечины по лицу и по затылку, а в горном полицейском участке полицейские использовали дубинки, одна из которых от сильных ударов разломалась на куски.   Принимая во внимание медицинские свидетельства и устные показания заявителя, ко­торые были признаны правдивым изложением событий, Европейский Суд счел установленным, что заявитель во время задержания кипрскими влас­тями подвергался избиениям главным образом по плечам.   Илкер Туфансоп   В своей жалобе, поданной в Европейскую Комиссию, Илкер Туфансой утверждал, что во время задержания в Управлении ЦРС по Ни­косии его избивали и наносили пощечины и что в отделении полиции в горах его избивали резиновой дубинкой. Рассмотрев представленное медицинское заключение и устные показания Ташера Кишмира, подтверждавшие признан­ные достоверными показания Илкера Туфансоя, Европейский Суд счел установленным, что во время задержания кипрскими властями Илкер Туфансой подвергался избиениям, главным образом по плечам.   Факты, связанные с убийством Илкера Туфансоя, и расследование властей Факты вокруг событий, имевших место вечером 2 июня 1994 г., в основном не оспариваются. На основании полученных властями и представителями Европейской Комиссии показаний Европейский Суд счел установленным следующее. После выдворения 22 апреля 1994 г. Илкер Туфансой 5 мая 1994 г. вернулся на юг Кипра и остановился в Пафосе в доме, указанном ему кипрской полицией. Утром 2 июня 1994 г. Илкер Туфансой сообщил полиции, что собирается жить в поселке Ставроконну. Во второй половине дня 2 июня 1994 г. он разговаривал со старостой Ставроконну, разрешившим ему занять пустующий дом, о котором рас­сказал Эртугрул Акбурч. Вечером 2 июня 1994 г. Илкер Туфансой, его друг Эртугрул Акбурч и Кириакос Николау приехали в Ставроконну, чтобы навести в доме порядок, поскольку Илкер собирался там жить вместе с Димитрой Иродоту. После уборки дома (около 9:00) они были расстреля­ны неизвестными лицами из автоматов и пистолетов по дороге к дому Эртугрула Акбурча.   В своих устных показаниях представителям Европейской Комис­сии Кириакос Николау, единственный свидетель преступления, добавил, что убийцы сначала застрелили Эртугрула Акбурча, а затем уже Илкера Туфансоя. Именно свидетель оповестил полицию об убийстве.   Европейский Суд внимательно изучил представленные кипрски­ми властями материалы следствия и счел, что обстоятельства убийства Илкера Туфансоя и Эртугрула Акбурча не содержат признаков, позволя­ющих установить личность убийц.   Европейский Суд отметил, что полиция прибыла на место убийства сразу после получения сообщения Кириакоса Никояау Европейский Суд не усмотрел серьезных упущений или небрежности в проведении следственных действий на месте преступления. Были собраны патроны для баллистической экспертизы, зафиксировано положение трупов и их местоположение, на месте преступления судебный эксперт осмотрел труп. В тот же день в боль­нице Пафоса было произведено вскрытие.   Европейский Суд отметил, что показания были взяты у многих жителей Ставроконну и соседних поселков. Из этих показаний видно, что за неделю до убийства Эртугрул Акбурч говорил в деревне, что знает убийцу своего отца и собирается отомстить за него. Европейский Суд далее отметил, что в различных домах были произведены обыски; что были сделаны анализы мочи, крови и отпечатков пальцев; что осмотрено оружие ряда жителей поселка.   Однако к июлю 1995 года, через год после начала следствия, ключ к раскрытию данного убийства все еще не был найден. В этих условиях Генеральный прокурор распорядился о проведении коронерского расследования, которое было осуществлено коронером Ф. Харламбосом. Не­смотря на тщательное исследование всех улик, коронер пришел к выводу, что убийство было преднамеренным преступным деянием, совершенным неизвестными лицами. Однако дело все еще остается открытым и будет таковым, пока не найдут убийц и пока они не предста­нут перед судом.  На основании названных установленных фактов Европейский Суд перешел к рассмотрению различных жалоб заявителей в контексте Статей Конвенции.   Предполагаемое нарушение статьи 2 Конвенции   Заявитель Ребийе Туфансой утверждала, что государство-ответчик виновно в убийстве ее сына Илкера Туфансоя. Она полагала, что лишение ее сына жизни было следствием ряда деяний, в которых могут быть виновны власти или представители государства-ответчика. Она утверждала, что государство-ответчик не смогло обеспечить безопасность жизни ее сына на контролируемой им территории, не смогло наказать или отдать под суд ни одного лица или сотрудника полиции за преследование, жестокое обращение и высылку из страны, учиненные в отношении живущих и работающих на его территории киприотов турецкого происхождения, включая ее сына. По ее мнению, это значит, что государство-ответчик одобряет такие деяния, поддерживает их или попустительствует им. За­явитель ссылалась на Статью 2 Конвенции, которая гласит:   "1. Право каждого лица на жизнь охраняется законом. Никто не может быть умышленно лишен жизни иначе как во исполнение смертного приго­вора, вынесенного судом за совершение преступления, в отношении кото­рого законом предусмотрено такое наказание. 2. Лишение жизни не рассматривается как нарушение настоящей статьи, когда оно является результатом абсолютно необходимого применения силы: а) для защиты любого лица от противоправного насилия; b) для осуществления законного задержания или предотвращения побега лица, заключенного под стражу на законных основаниях; с) для подавления, в соответствии с законом, бунта или мятежа".   Власти Кипра утверждали, что расследование обстоятельств убийства Илкера Туфансоя было эффективным и тщательным, и в связи с этим обратили внимание на многочисленные следственные действия, произведенные в ходе расследования. Как сочли власти Кипра, у них не было оснований полагать, что жизни Илкера Туфансоя угрожала настолько большая опасность, что требовалась защита полиции. Европейский Суд напомнил о своем выводе, что он не может определить, кто убил Илкера Туфансоя. Факт совершения преступления сотрудниками ЦРС или лицами, действовавшими по их указанию, установлен не был.   Однако это не исключает ответственности кипрских властей. Ев­ропейский Суд дополнительно рассмотрел вопрос о том, не было ли об­стоятельств, указывающих на уклонение властей Кипра от вытекающих из Статьи 2 Конвенции позитивных обязательств по защите права на жизнь через имеющиеся профилактические и защитные структуры во время смерти Илкера Туфансоя и через следственные действия после его смерти.   Европейский Суд напомнил, что первое предложение пункта 1 Статьи 2 Конвенции призывает государства не только воздерживаться от преднамеренного и противоправного лишения жизни, но и принимать соответствующие меры по охране жизни лиц, находящихся под их юрис­дикцией. Всем известно, что обязательства государства в этих вопросах простираются дальше его первоочередного долга обеспечивать право на жизнь путем принятия эффективных положений уголовного законода­тельства, удерживающего от совершения преступлений против личности, которое опирается на правоохранительный механизм профилактики, по­давления и наказания за нарушение таких положений (см. Постановление Европейского Суда по делу "Осман против Соединенного Королевства" от 28 октября 1998г.).   Однако подобное обязательство не должно восприниматься как возложение на плечи властей невозможной или неподъемной ноши. Когда утверждают о нарушении властями их позитивного обязательства по за­щите права на жизнь в контексте вышеупомянутого долга предотвращать и подавлять преступления против личности, должно быть установлено, что они знали или обязаны были своевременно узнать о существовании реального и непосредственного риска для жизни определенного человека, риска, проистекающего из криминальных действий третьей стороны, и что они не приняли согласно своим полномочиям мер, которые в соответствии с обоснованными ожиданиями могли отвести этот риск.   В рассматриваемом деле Европейский Суд отметил, что после своего возвращения на юг 5 мая 1994 г. Илкер Туфансой был в постоян­ном контакте с полицией Кипра. Сначала он жил в доме, указанном полицией, в Пафосе. 2 июня 1994 г. он проинформировал полицию о своем намерении переехать в Ставроконну, где его друг Эртугрул Акбурч нашел ему дом. Димитра Иродоту заявила представите­лям Европейской Комиссии, что за три дня до убийства Илкер говорил, не вдаваясь в детали, что с ним что-то может случиться. Однако во время разговора с заявителем Ребийе Туфансой Илкер выгля­дел полным оптимизма и просил своих родителей получить разрешение на переезд к нему на юг.   В материалах, рассматриваемых Европейским Судом, ничто не указы­вает на то, что Илкер сообщил о своих подозрениях полиции Кипра (даже если предположить, что он знал о прямой и реальной опасности для его жизни). Ничто не указывает и на то, что власти Кипра могли знать об угрозе преступного нападения третьей стороны на Илкера Туфансоя и не приняли мер по его защите.   По этим причинам Европейский Суд пришел к выводу, что на­рушение Статьи 2 Конвенции в данном случае отсутствует.   Как напомнил Европейский Суд, обязательство по защите жизни, вытекающее из Статьи 2 Конвенции, взятой в совокупности с общим обязательством государства согласно Статье 1 Конвенции обеспечить "каждому, находящемуся под [его] юрисдикцией, права и свободы, опре­деленные в... настоящей Конвенции", имплицитно подразумевает, что при насильственной смерти человека должен существовать какой-то вид эффективного официального расследования (см. Постановление Европейского Суда по делу "Тимурташ против Турции" от 13 июня 2000 г.).   Это обязательство не ограничивается случаями, где установлено, что убийство совершено государственным служащим. Простое знание властей об убийстве дает основание для реализации обязатель­ства по Статье 2 Конвенции провести эффективное расследование об­стоятельств смерти (см. Постановление Европейского Суда по делу 'Эрги против Турции" от 28 июля 1998 г.).   В рассматриваемом деле Европейский Суд отметил, что сразу по по­лучении властями сообщения об убийстве на место преступления выехала полиция. Был снят план места убийства, составлен список найденных улик. Патологоанатом, прибывший через несколько часов, провел осмотр трупов и в тот же день — вскрытие. Европейский Суд также отметил следственные действия местной полиции Пафоса по делу об убийстве Илкера Туфансоя и его друга, которое меньше чем через год насчитывало уже более 600 листов.   В свете вышесказанного и ознакомившись со следственным делом, представленным местными властями, Европейский Суд не нашел элементов, позволяющих сделать вывод, что следствие по делу об убийстве Илкера Туфансоя было неадекватным. Следовательно, нарушение Статьи 2 Конвенции в связи с этим отсут­ствует. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции   Заявители утверждали, что они (в случае Ребийе Туфансой, — ее сын Илкер) являются потерпевшими вследствие нарушения государст­вом-ответчиком Статьи 3 Конвенции, которая предусматривает:   "Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или уни­жающему достоинство обращению или наказанию".   Власти Кипра это утверждение не комментировали, однако не согласились с фактами, приведенными в обоснование существа данной части жалобы.   Заявители утверждали, что характер обращения с ними (в случае девятого заявителя — с ее сыном) в полиции Кипра и способ их выдворения в северную часть Кипра были умышленным причинением им глубокого физического и умственного страдания, равносильного пытке или бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию.   Европейский Суд напомнил, что Статья 3 Конвенции олицетворяет главнейшую ценность демократических обществ. Даже при самых тяжелых обстоятельствах, таких, как борьба с организованной преступностью, Конвенция в абсолютных терминах запрещает пытку или бесчеловечное или унижающее достоинство обращение или наказание (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Сельмуни против Франции"). Чтобы быть квалифицированным по Статье 3 Конвенции, жестокое обращение должно достигнуть минимального уровня жестокости (см. По­становление Европейского Суда по делу "Ирландия против Соединенного Королевства"). В то же время для установления правомерности отнесения жестокого обращения к разряду пыток Европейский Суд должен иметь в виду одно заложенное в этом положении различие — между данным понятием и бесчеловечным или унижающим достоинство обращением. Как было установлено Европейским Судом ранее, видимо, имелось в виду, что Конвенция путем такого различия заклеймит преднамеренное бесчеловечное обращение, вызывающее тяже­лые и жестокие страдания (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Сельмуни против Франции").   Ранее Европейский Суд установил, что во время задержания заявителей сотрудники полиции преднамеренно подвергали их грубому об­ращению разной степени жестокости. Однако не было установлено, что их целью было получение признательных показаний. Европейский Суд также отметил, что он не смог точно установить, каким образом осуществлялось избиение. Более того, он не может не учитывать неопределенность относительно телесных по­вреждений некоторых заявителей.   Наконец, Европейский Суд отметил, что, несмотря на серьезность телесных повреждений некоторых заявителей, не было предъявлено до­казательств того, что жестокое обращение, о котором идет речь, имело для них какие-то долгосрочные последствия.   В свете вышесказанного Европейский Суд счел, что жестокое обращение, которому были подвергнуты заявители, не может квалифи­цироваться как пытка. При том, что это обращение было настолько жес­токим, что может считаться бесчеловечным применительно к каждому заявителю.   Поэтому Европейский Суд пришел к выводу, что имело место нарушение Статьи 3 Конвенции.   10. ВЕЛИКОВА ПРОТИВ БОЛГАРИИ VELIKOVA v. BULGARIA Решение от 18 мая 2000 г.  (с содержанию) Обстоятельства дела   Заявительница, госпожа Великова, болгарка по происхождению, обратилась в Европейский Суд с жалобой. Суд объявил жалобу приемлемой.   Ранним утром 25 сентября 1994 года, мужчина, с которым заявительница проживала около 12 лет, Славтчо Цончев, 49 лет, принадлежащий к этнической группе цыган, скончался после того, как он пробыл около 12 часов в полицейском участке, куда он был доставлен по подозрению в совершении кражи крупного рогатого скота.   24 сентября 1994 года в 11 часов утра полиция Плевена получила телефонный звонок из деревни Буковлак, который сообщал о краже девяти коров. Сержант полиции Иванов и его коллега Петранов были сразу же направлены в деревню, где они встретили N.,  который присматривал за крупным рогатым скотом. N. был доставлен в полицейский участок в Плевен.   Сначала он заявил, что коровы были украдены незнакомыми лицами, которые брызнули в него отравляющее вещество нервно-паралитического действия, но затем пояснил, что около 10 часов утра Цончев в сопровождении десятилетнего мальчика увел 9 коров, при этом угрожая и предупреждая его о том, что если его спросят об этом инциденте, он должен сказать, что кто-то брызнули в него отравляющее вещество нервно-паралитического действия. N. подтвердил, что он боялся Цончева, который находился в состоянии алкогольного опьянения во время их встречи.     Господин Цончев был арестован и доставлен в полицейский участок.   Из показаний офицеров полиции Костадинова и Любенова следует, что около 7 часов утра г-н Цончев «жаловался на плохое самочувствие». После этого сержант Костадинов вызвал скорую помощь местной больницы.   В полицейском участке присутствовал г-н N. и один из собственников украденного крупнорогатого скота, который прибыл около 7 часов вечера, чтобы сообщить, что коровы были найдены днем. Двое мужчин ушли вскоре после 7 часов вечера, при этом г-н N. явно провел целый день в полицейском участке. В показаниях г-на N.  нет никаких доказательств того, что г-н Цончев проявил признаки плохого самочувствия. Видимо, другой человек, присутствующий, не был допрошен в ходе расследования, поскольку правительство не представило таких доказательств.   Как указано во внутренних записях в полицейском участке от 20 октября 1994 г., все вышеуказанные события, включая его жалобы на плохое самочувствие и прибытие скорой помощи, происходили около 10 часов вечера, а не около 7 часов вечера. В записке не указан источник этой информации.   Внутренние записи от 20 октября 1994 г. указывали, что сержант Костадинов увидел г-на Цончева лежащим на земле (полу) около 1.50 ночи 25 сентября 1994 г. Источник информации около часа не был упомянут.   Из показаний офицеров полиции тот же терапевт и врач, чьи личности не были раскрыты, прибыли около 2 часов и обнаружили г-на Цончева мертвым.   Сразу же после того, как г-н Цончев был обнаружен мертвым, полиция сообщила об этом дежурному следователю, г-ну Энчеву, который прибыл в 2.30 ночи, чтобы осмотреть место происшествия.   Фотографии места происшествия были сделаны во время осмотра. Правительство не представило копии фотографий.   Причиной смерти была острая потеря крови в результате причинения телесных повреждений.   Расследование много месяцев оставалось без движения, и ничего не было сделано для установления правды об убийстве.   Заявительница, госпожа Аня Великова, жаловалась на нарушение статей 2, 6, 13 и 14 Конвенции в связи со смертью содержащегося в полицейском участке господина Цончева, с которым она проживала на протяжении 12 лет, неэффективным расследованием его смерти, трудностями при определении ее гражданского права на компенсацию морального вреда в связи со смертью господина Цончева, отсутствием эффективных средств в этом отношении и дискриминацией по цыганскому этническому происхождению господина Цончева.   Суд признал жалобу приемлемой.   Выводы Суда   Суд напомнил, что статья 2 Конвенции, которая гарантирует право на жизнь, является основным в любой системе защиты прав человека. Это одна из наиболее фундаментальных норм Конвенции.                                      В настоящем деле заявительница жалуется, что власти несут ответственность за смерть господина Цончева. В жалобе указывается, что его жестоко избили в период пребывания в полицейском участке, что он не получил соответствующей медицинской помощи, что он умер в результате повреждений, которые ему были нанесены умышленно полицейскими.    Учитывая представленные факты, Суд находит объяснения правительства относительно получения смертельных повреждений до его ареста  неправдоподобными. Другое предположение правительства, которое касалось получения повреждений во время падения на землю, было также признано Судом неправдоподобным. Медицинское заключение подтвердило, что такая возможность существовала только в отношении синяков на лице. Но эти синяки не привели к смертельному исходу.   Таким образом, Суд установил, что достаточно доказательств для утверждения, что господин Цончев умер от повреждений, полученных в период нахождения в полицейском участке. Государство несет ответственность за произошедшее. Кроме того, Суд признал, что нет доказательств, что господин Цончев был осмотрен таким образом, как ожидается от медицинских работников в любое время нахождения в полицейском участке и при наличии серьезных повреждений.   Следовательно, имело место нарушение статьи 2 Конвенции в связи со смертью господина Цончева.   Что касается отсутствия тщательного расследования, Суд отметил с самого начала, что определенные ссылки в материалах дела предполагают наличие документов относительно расследования смерти господина Цончева, которые не были представлены правительством.   Также Судом отмечено, что с самого начала расследования на протяжении всего расследования существовало несколько необъяснимых упущений.   В первые час после трагедии следователь Энчев не попросил судебно-медицинского эксперта установить время, когда были повреждения нанесены, несмотря на важность полученного ответа. Самое удивительно, что в ходе всего следствия ни одного из экспертов не попросили разъяснить установить, когда жертва получила повреждения. Также очень важно, что в материалах следствия не было и следа, что предпринимались какие-то попытки со стороны следователя Цончева установить членов бригады медиков, которые приезжали дважды в полицейский участок, где умер господин Цонцев.   Копий отчетов бригады  скорой помощи, которые обычно содержат информацию о визите, не были найдены в материалах дела следствия.   Более того, важные свидетели не были опрошены: полицейские, которые арестовывали господина Цончева, люди, которые, как указано в материалах дела, «хотели его побить».   Суд напоминает, что обязательство по гарантированию права на жизнь согласно Ста­тье 2 Конвенции, понимаемое в совокупности с общей обязанностью го­сударства по Статье 1 Конвенции обеспечить "каждому, находящемуся под [его] юрисдикцией, права и свободы, определенные в... настоящей Конвенции", требует также понимания, что в какой-то форме должно присутствовать эффективное официальное расследование, когда в резуль­тате применения силы погибли люди (Постановление Европейского Суда по делу "МакКанн и другие против Соединенного Королевства", Постановление Европейско­го Суда по делу "Чакичи против Турции").   Далее Суд отметил, что уровень тщательности, который будет удовлетворять минимальным критериям эффективности расследования, зависит от обстоятельств каждого отдельного дела, и оценивается на основании относящихся к делу фактов и с учетом обстоятельств, проведенного расследования.   В данном деле заявительница жаловалась, что во время следствия было допущено столько серьезных недостатков, что единственным возможным объяснением мог быть тот факт, что следователь и прокурор вели следствие не беспристрастно и старались скрыть преступление, совершенное в отношении господина Цончева.   Суд считает, что к необъяснимому отказу от принятия необходимых и очевидных мер нужно отнестись настороженно. В таком деле непредоставление обоснованного объяснения правительства относительно причин бездействия во время следствия, государство несет ответственность за особенно серьезное нарушение своего обязательства, предусмотренного статьей 2 Конвенции, по защите прав на жизнь. Суд отметил, что существовали способы получения доказательств относительно времени, когда господину Цончеву были нанесены повреждения, а также получения информации об обстоятельствах, сопутствующих его расту, состоянию его здоровья, и, соответственно, о виновных в совершении преступления в отношении господина Цончева.   Более того, следствия проводилось пассивно, ничего не предпринималось с декабря 1994 г., чтобы раскрыть правду о смерти господина Цончева. Многочисленные жалобы заявительницы на бездействие органов не принесли никаких результатов.   Правительство – ответчик не представило никаких правдоподобных объяснений отсутствию основных доказательств.   Таким образом, Суд постановил, что имело место нарушение статьи 2 Конвенции в связи со  смертью господина Цончева нарушение обязательств государства по статье 2 Конвенции о проведении эффективного расследования смерти жертвы.    (с содержанию)

Новинки А. Л. Бурков «Конвенция о защите прав человека в судах России». Москва: Волтерс Клувер, 2010 А. Л. Бурков "Влияние Европейской конвенции по правам человека на Российское право" (Stuttgart: ibidem-Verlag, 2007) Шестое издание "Применение Европейской конвенции по правам человека в судах России" Пятое издание "Исполнение постановлений Европейского суда по правам человека" Четвертое издание "Право на жизнь, запрет пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания: европейские стандарты, российское законодательство и правоприменительная практика" Третье издание "Право на свободу и личную неприкосновенность: европейские стандарты и российская практика" Второе издание "Европейские стандарты права на справедливое судебное разбирательство и российская практика" Первое издание "Европейский Суд по правам человека: правила обращения и судопроизводства"

Сайт ОО Сутяжник: Главная / Новости / Библиотека / Судебные дела / Европейский Суд / Изучаем Европейскую Конвенцию / Оспаривание нормативных актов / Заочная школа правозащитника / Поиск