ДЕЛО ШАМАЕВ И 12 ДРУГИХ против ГРУЗИИ И РОССИИ

Перевод Антона Бузлукова, Дмитрия Макарова, юриста Института общественных проблем "Единая Европа", Людмилы Чуркиной и Анны Деменевой, юристов общественного объединения "Сутяжник"

ВТОРАЯ СЕКЦИЯ

ДЕЛО ШАМАЕВ И 12 ДРУГИХ против ГРУЗИИ И РОССИИ

(см. также ОСОБОЕ МНЕНИЕ ГОСПОДИНА КОВЛЕРА, СУДЬИ)

(Жалоба N 36378/02)

ПОСТАНОВЛЕНИЕ СУДА

СТРАСБУРГ

12 апреля 2005

ВСТУПАЕТ В СИЛУ

12/10/2005

Это Постановление вступит в законную силу в соответствии с условиями определенными статьей 44 § 2 Конвенции. Оно может подвергнуться незначительным изменениям.

В деле «Шамаев и 12 других против Грузии и России»

Европейский Суд по правам Человека (Вторая Секция), заседая Палатой в составе:

Ж.-П.Коста, председатель,

А.Б. Бака,

Л. Лукедеса,

К. Юнгверта,

В. Буткевича,

М. Угрехелидзе,

А. Ковлера, судей,

и С. Долле, Секретаря Секции Суда,

Совещаясь 15 марта 2005 года,

вынес следующее Постановление:

ПРОЦЕДУРА

1. Дело было инициировано жалобой (N 36378/02), направленной против Грузии и России 13 граждан которых, господа Абдул-Вахаб Шамаев, Ризван (Резван) Виситов, Хусейн Азиев, Адлан (Аслан) Адаев (Адиев), Хусейн Хаджиев, Руслан Гелогаев, Ахмед Магомадов, Хамзат Исаев, Робинзон Маргошвили, Георгий Куштанашвили, Асламбек Ханчукаев, Ислам Хашиев он же Рустам Елихаджиев, он же Бекхан Мулкоев и Тимур (Руслан) Баймурзаев, он же Хусейн Алханов (параграфы 54 и 55), по происхождению чеченцы и кисты[1] (далее -"заявители"), обратились в Суд 4 и 9 октября 2002 года на основании статьи 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее -"Конвенция"). Жалобы господ Ханчукаева и Адаева поступили в Суд 9 октября 2002 года. Они были присоединены к жалобам других заявителей, поступивших 4 октября 2002 года.

2. . Интересы заявителей, семи из которых была предоставлена правовая помощь на стадии рассмотрения вопроса о приемлемости, в Суде представляли госпожи госпожи Л.Мухашаврия и М. Дзамукашвили (полномочия представителей получены 9 октября и 22 ноября 2002 года), адвокаты, представляющие организацию «Союз 42 статьи Конституции» в г. Тбилиси. Эти семь заявителей были также представлены госпожой Н.Кинцурашвили, адвокатом той же организации (полномочия датированы 4 августа 2003 года). Адвокатам помогала Госпожа В.Вандова, юрист.

3. Грузинское правительство представлял господин Л. Челидзе, а затем госпожа Т. Бурджалиани, которую с 9 августа 2004 года сменила госпожа Е. Гуречидзе, Уполномоченный представитель Грузии при Европейском Суде. Российское правительство представлял господин П. Лаптев, Уполномоченный Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека.

4. Заявители утверждали, в частности, что их выдача российским властям противоречит статьям 2 и 3 Конвенции. Они требовали, чтобы процедура их выдачи была приостановлена, чтобы российские власти предоставили информацию, касающуюся их судьбы в России, и чтобы их жалобы на нарушение статей 2, 3, 6 и 13 Конвенции, были рассмотрены Судом.

a) Рассмотрение вопроса о приемлемости

5. Представители заявителей направили в Суд факс между 15.35 и 16.20 4 октября 2002 года с просьбой о применении статьи 39 Регламента Суда от имени одиннадцати заявителей (за исключением господ Адаева и Ханчукаева, смотри параграф 1).

6. В 17.00 того же дня (20 .00 в г. Тбилиси), так как председатель секции задерживался, заместитель председателя второй секции (статья 12 Регламента Суда), на основании статьи 39 Регламента Суда, решил указать грузинскому правительству, что было бы желательно в интересах сторон и надлежащего осуществления судопроизводства в Суде не экстрадировать одиннадцать заявителей в Россию до рассмотрения Палатой жалобы по информации, предоставленной грузинским правительством. Правительству также было предложено проанализировать информацию, касающуюся как оснований выдачи заявителей, так и мер, которые российское правительство предприняло бы по отношению к ним в случае выдачи. Было также решено в срочном порядке проинформировать российское правительство о факте подачи жалобы и о ее предметном содержании (статья 40 Регламента Суда).

7. В 18.00 секретарь канцелярии Суда связался по телефону с Уполномоченным Грузии в Страсбурге, чтобы проинформировать его о подаче жалобы и о решении Суда. Несколько минут спустя, его помощник перезвонил в Суд г. Тбилиси и попросил продиктовать ему фамилии лиц, обратившихся в Суд. Фамилии были продиктованы.

8. В 18.50 российское правительство получило по факсу решение Суда, касающееся Российской Федерации, так же как и решение, принятое в отношении Грузии.

9. Что касается грузинского правительства, то передать ему решение Суда по факсу было невозможно, т.к. технический персонал министерства юстиции Грузии, очевидно намеренно, ссылался то на проблемы с электричеством, то на отсутствие бумаги в факсе.

10. С Уполномоченным Грузии снова связались по телефону. Он сообщил, что послание Суда было передано Правительству. Он обещал сделать все необходимое, чтобы разрешить проблемы со связью, но также упомянул, что это не зависит от него.

11. После того как в 19.45 связь так и не была установлена, секретарь канцелярии Суда связался со своего мобильного телефона с заместителем Министра юстиции, ответственным по вопросам экстрадиции, а также контроля за канцелярией Уполномоченного Грузии при Суде, чтобы сообщить ему о возникших проблемах и повторить решение Суда. Последний был проинформирован, что в случае отсутствия связи, это извещение является официальным уведомлением о решении Суда. Заместитель министра Юстиции выслушал решение и обещал попытаться восстановить связь.

12. После ошибки соединения в 19.56, решение Суда прошло по факсу в 19.59 (22.59 в г. Тбилиси). Согласно актам экстрадиции, выдача пяти заявителей российским властям произошла в аэропорту г. Тбилиси в 19.10 (22.10 в г. Тбилиси).

13. Жалоба была передана второй секции Суда (Правило 52 § 1 Регламента Суда). Состав палаты, рассматривающей дело, (статья 27 § 1 Конвенции) был сформирован в соответствии с Правилом 26 § 1 Регламента Суда. 8 октября 2002 года, заместитель председателя второй секции проинформировал палату судей о своем решении от 4 октября 2002 года, которое было одобрено Палатой.

14. 22 октября 2002 года формуляр жалобы, направленной против Грузии и России от имени тринадцати заявителей, был подан их представителями в соответствии с Правилом 47 Регламента Суда.

15. 23 октября 2002 года Суд запросил у российского правительства название и адрес учреждения, в котором экстрадированные заявители находились под стражей. 1 ноября 2002 года, российское правительство потребовало у Суда письменных гарантий, что эта информация останется конфиденциальной и не будет разглашена.

16. 5 ноября 2002 года Суд продлил до 26 ноября 2002 года временную меру в отношении восьми заявителей, содержащихся в г. Тбилиси. Суд также решил рассмотреть ex officio с точки зрения §§ 1, 2 и 4 статьи 5 Конвенции lex specialis по вопросу заключения под стражу и жалобы заявителей, поданные на основании статей 6 и 13, и уведомить государства-ответчиков о жалобе (Правило 54 § 3 b) Регламента Суда). Кроме того, он решил рассмотреть ее в приоритетном порядке (Правило 41 Регламента Суда), и доверить председателю секции под личную ответственность защиту конфиденциальности информации, переданной российским правительством. Последнему вновь напомнили о необходимости сообщить адрес места содержания экстрадированных заявителей и координаты их адвокатов.

17. 14 ноября 2002 года в условиях строгой конфиденциальности, российское правительство сообщило адрес учреждения, где находились экстрадированные заявители.

18. По просьбе Суда, 19 ноября 2002 года, российское правительство взяло на себя обязательство перед Судом по отношению ко всем тринадцати заявителям. Оно заверило, что:

« a) к ним не будет применена смертная казнь;

b) Их безопасность и здоровье будут защищены;

c) Им будет гарантирован беспрепятственный доступ к медицинской помощи и медицинским консультациям;

d) Им будет гарантирован беспрепятственный доступ к юридической помощи и к юридическим консультациям ;

e) Им будет гарантирован беспрепятственный доступ к Суду, а также свободная переписка с ним;

f) У Суда будет доступ к заявителям, без каких-либо препятствий, что означает свободную переписку между ними и проведение возможных контролирующих проверок. »

19. 20 ноября 2002 года Госпожа Н. Девдариани, Омбудсман Республики Грузия, внесла запрос о допуске к процессу в качестве третьей стороны (статья 36 § 2 Конвенции).

20. 23 и 25 ноября 2002 года грузинское правительство попросило отмены временной меры по причине того, что оно располагало необходимыми гарантиями российского правительства относительно судьбы восьми заявителей в случае их выдачи. К этой последней дате, оно подготовило фотографии этих заявителей. 26 августа 2003 года, грузинское правительство также предоставило фотографии камер, где содержались неэкстрадированные заявители. Фотографии экстрадированных заявителей были предоставлены российским правительством 23 ноября 2002 года, 22 января и 15 сентября 2003 года.

21. Учитывая гарантии, предоставленные российским правительством 19 ноября 2002 года и полагая, что вопрос выполнения этих обязательств, так же как и проблемы, относящиеся к процедуре выдачи в Грузии, будут определены в ходе дальнейшего рассмотрения жалобы, 26 ноября 2002 года Суд решил не продлевать предварительные меры, принятые 4 октября 2002 года. Учитывая щекотливость дела и его политический резонанс, а также требования Правительств, Суд также решил признать конфиденциальность целого ряда документов, что предусмотрено статьей 33 §§ 3 и 4 Регламента Суда (вариант, действовавший на тот момент).

22. 6 декабря 2002 года три заявителя, господа Гелогаев, Хашиев и Баймурзаев, подали в Суд ходатайство об отсрочке исполнения решения о своей выдачи, вынесенного 28 ноября 2002 года. В тот же день, временно исполняющий обязанности председателя Секции решил не рекомендовать грузинскому правительству какие-либо предварительные меры, которые следует принять.

23. 24 января 2003 года Госпожа Е. Тевдорадзе, депутат Парламента Грузии, попросила у Суда разрешения участвовать в деле в качестве третьей стороны (статья 36 § 2 Конвенции).

24. 17 июня 2003 года Суд решил провести судебное заседание по вопросу приемлемости жалобы и указать российскому правительству, что на основании статьи Регламента Суда, было бы желательно, в интересах сторон и надлежащего осуществления судопроизводства, в частности при подготовке к назначенному судебному заседанию, обеспечить Госпожам Мухашаврия и Дзамукашвили свободный доступ к экстрадированным заявителям. Помимо этого, Суд отказал в просьбах об участии в деле в качестве третьей стороны (статья 36 § 2 Конвенции) Госпожам Н. Девдариани и Е. Тевдорадзе (параграфы 19 и 23).

25. После рассмотрения вопроса о приемлемости жалобы (Правило 54 § 3 Регламента Суда) 16 сентября 2003 года, Палата объявила жалобу приемлемой, при этом оставив два предварительных возражения российского правительства для рассмотрения их на стадии разрешения дела по существу. Для того чтобы установить факты дела, Суд также решил приступить к рассмотрению дела с участием России и Грузии и проведению расследования на месте в соответствии со статьей 38 § 1a Конвенции и Правилом 42 § 2 Регламента Суда (в действующей на тот момент редакции).

b) Рассмотрение дела по существу

26. Палата уполномочила трех делегатов, господ Ж.-П. Коста, А.Б. Бака, и В. Буткевича, приступить к расследованию в обоих государствах. Расследование в Грузии должно было пройти с 28 по 31 октября 2003 года. 3 октября 2003 года, в ответ на просьбу грузинского правительства, было решено перенести ее ввиду избирательной кампании в Законодательное собрание Грузии на 2 ноября 2003 года.

27. Из объемной переписки с российским правительством в связи с проведением расследования необходимо выделить следующие факты.

28. 30 сентября 2003 года Суд проинформировал российское правительство, что его делегация направлена в Россию, чтобы заслушать 27 октября 2003 года экстрадированных заявителей и посетить их камеры в СИЗО города B (параграф 53). В ответ Правительство не представило возражений,и расследование было организовано.

29. 20 октября 2003 года российское правительство представило постановление от 14 октября 2003 года, вынесенное Ставропольским Краевым судом, который не разрешил Суду доступ к господам Шамаеву, Виситову, Адаеву и Хаджиеву, по той причине, что их уголовное дело находилось в процессе рассмотрения. Только после оглашения и вступлении в силу приговора делегация Суда могла бы посетить этих лиц. В указанном постановлении краевой суд установил, что господа Шамаев, Виситов, Адаев никогда не обращались в Суд. Господин Хаджиев подтвердил, что подавал в Суд жалобу, направленную против Грузии, чтобы оспорить свою незаконную выдачу и настаивал на своей встрече с судьями Суда.

30. К представленным российским правительством документам также прилагалось письмо от 15 октября 2003 года, подписанное господином Карташовым, судьей Ставропольского Краевого суда, в котором Суду отказывалось во встрече с господином Азиевым, пятым экстрадированным заявителем. В нем утверждалось, что судебное заседание по его делу было назначено на 29 октября 2003 года и что «российское уголовно-процессуальное законодательство не предусматривает возможности контакта господина Азиева с судьями Европейского Суда вне судебных заседаний».

31. Опираясь на эти документы, российское правительство настаивало, что осуществление расследования Судом нарушило бы внутреннее уголовное законодательство и потребовало перенесения миссии до вынесения судебного постановления по делу заявителей. Такой подход соответствовал принципу субсидиарности между национальными и европейскими процедурами.

32. Принимая во внимание эту информацию, 22 октября 2003 года Суд был вынужден перенести дату расследования в России. Однако он напомнил российскому правительству положения статей 34 и 38 § 1a Конвенции.

33. 7 января 2004 года российскому правительству были предложены новые даты расследования (23-29 февраля 2004 года). В случае, если указанные сроки не устраивают правительство, ему было предложено предоставить другие даты, но не позднее 9 января 2004 года. Суд напомнил, что жалоба пользуется правом первоочередного рассмотрения (параграф 16). Правительство было также проинформировано, что если возникнут проблемы безопасности содержания заявителей, нужно предложить другое место заключения, куда они могли бы быть переведены.

34. В своем письме от 8 января 2004 года российское правительство подвергло критике официальное заявление Суда о перенесении своего расследования на октябрь 2003 года и напомнило, что, согласно российской Конституции, судебная власть (Краевой суд, в данном случае) пользуется независимостью и, к тому же, Конвенция основана на принципе субсидиарности.

35. 13 января 2004 года оно подтвердило, что уголовное дело экстрадированных заявителей было принято к производству Краевым судом Ставрополя и что, пока окончательный и подлежащий исполнению приговор не будет вынесен, делегация Суда не сможет встретиться с заявителями. Однако оно не исключило, что Ставропольский Краевой суд изменит свое предыдущее решение от 14 октября 2003 года, и посоветовал Суду обратиться с такой просьбой. Правительство объяснило, что, в соответствии с принципом субсидиарности, вопрос контакта с заявителями находится в исключительной компетенции краевого суда, и никто, включая международный судебный орган , не имеет права изменять или аннулировать его решение.

36. К тому же, российское правительство потребовало, чтобы Суд применил в отношении него тот же подход, что и в случае Грузии (параграф 26), и чтобы он перенес свое расследование в России ввиду президентских выборов 14 марта 2004 года. Оно утверждало также, что в феврале, Суд может столкнуться с проблемами безопасности на Северном Кавказе в связи с проведением террористических актов или плохими климатическими условиями.

37. 19 января 2004 года напоминая о его обязательствах от 19 ноября 2002 года, Суд информировал российское правительство, что он проведет свое расследование в начале мая 2004 года. Он вновь запросил возможность перевода заявителей в более безопасное место. Суд подтвердил, что, если на этот раз гарантии и условия необходимые для проведения расследования не будут предоставлены, он будет вынужден отменить расследование и сделать соответствующие выводы на основании Конвенции.

38. В своем ответе, 23 января 2004 года российское правительство сообщило, что посещение заявителей будет возможно только в случае вынесения в отношении них окончательного и подлежащего исполнению приговора. Оно заявило, что его обязательства по отношению к Суду от 19 ноября 2002 года, касающиеся свободного доступа к заявителям, относятся только к периоду предварительного расследования, а не вынесения приговора. В любом случае, судебное заседание в Краевом суде Ставрополя будет публичным и никому не помешают «ни присутствовать там, ни следить за прениями , ни наблюдать обвиняемых».

39. Что касается дат, предложенных Судом, то российское правительство, хотя и утверждая в целом, что оно приняло все меры, необходимые для проведения расследования, отклонило их, по причине того, что с 1-го по 11 мая в России являлись выходными днями в связи с празднованием победы во Второй Мировой войне. Предложение о переводе заявителей в другое место было также отклонено из соображений безопасности.

40. В своем следующем письме от 5 февраля 2004 года российское правительство подтвердило, что примет все меры безопасности для делегации Суда, в том числе воздушный эскорт, так как не исключалась возможность террористического акта. В ответ, Суд предложил ему организовать расследование после 12 мая 2004 года, после окончания праздничных дней в России, при условии, что к этой дате оно предварительно и без каких-либо условий обеспечит делегации свободный доступ к заявителям. Приняв это обязательство, Суд приступил к оценке риска вероятной террористической атаки, упомянутой в письме.

41. 2 и 11 февраля 2004 года российское правительство попросило перенести расследование в Грузии, ввиду президентских выборов в России, предусмотренных на 14 марта 2004 года. 5 и 13 февраля 2004 года соответственно, Суд отказал в этих просьбах.

42. 31 октября 2003 года и 9 февраля 2004 года грузинское правительство представило список свидетелей, чьи показания, по его мнению, были необходимы для Суда. То же сделало российское правительство 23 января 2004 года, но 19 февраля 2004 года оно отозвало свой список свидетелей, по причине того, что Суд не удовлетворил иные различные процессуальные требования правительства (параграфы 36 и 41 и 243). Заявители не представили список свидетелей.

43. С 23 по 25 февраля 2004 года были заслушаны показания шести неэкстрадированных заявителей и 12 свидетелей в Верховном суде Грузии в г. Тбилиси. Господа Мухашаврия и Кинцурашвили, также как и делегации обоих правительств, приняли участие в этом слушании. Два заявителя, господа Хашиев и Баймурзаев, не явились, принимая во внимание, что, с 17 февраля 2004 года они считались грузинскими властями пропавшими без вести. Два свидетеля, господа Р. Маркелия и А. Тскитишвили, не явились, ввиду их отсутствия на грузинской территории.

44. В последний день слушания, Суд счел необходимым заслушать Арабидзе, Хиджакадзе и Габаидзе, представителей заявителей во внутренних судебных инстанциях, но адвокаты не смогли явиться немедленно. Тогда им были переданы вопросы в письменном виде, ответы на которые Суд получил 17 апреля 2004 года (параграф 212).

45. 8 марта 2004 года Суд попросил оба правительства предоставить информацию, касающуюся исчезновения господ Хашиева и Баймурзаева, или в случае невозможности, информацию о месте их заключения в России и состоянии их здоровья. 13 и 29 марта 2004 года правительства предоставили информацию об этом исчезновении (параграф 101).

46. 17 марта 2004 года Суд сообщил российскому правительству точные даты проведения расследования (5-8 июня 2004 года). Напоминая, что предыдущие попытки осуществить эту миссию провалились, Суд попросил Правительство проинформировать до 8 апреля 2004 года, обязуется ли оно на этот раз гарантировать делегации прямой и беспрепятственный доступ к четырем заявителям, экстрадированным 4 октября 2002 года (господин Адаев, пятый заявитель, был освобожден; смотри параграф 107), а также к обоим заявителям, задержанным в России после их исчезновения из г. Тбилиси (параграфы 100 и след.). Обращая внимание на статью 38 § 1 a Конвенции, Суд уведомил Правительство, что, в случае непредоставления безусловного согласия и всех необходимых средств для осуществления расследования,, он будет вынужден оставить попытки получить доступ к заявителям и приступит к рассмотрению дела и вынесению постановления на основании имеющихся в его распоряжении доказательств.

47. 21 апреля 2004 года, Ставропольский краевой суд решил отказать Суду в доступе к господину Азиеву. Это решение было основано на тех же причинах, что и постановление от 14 октября 2003 года (параграф 29).

48. 8 апреля 2004 года, российское правительство проинформировало Суд, что, несмотря на намерение сотрудничать с ним, невозможно допросить господ Шамаева, Хаджиева, Адаева и Виситова, учитывая, что производство по делу не окончено и находится в кассационной инстанции. Оно не упомянуло о господине Азиеве и двух пропавших заявителях (параграф 43), задержанных в России 19 февраля 2004 года.

49. Принимая во внимание безуспешные попытки заставить российское правительство изменить свою уклончивую позицию, 4 мая 2004 года Суд решил отменить свое расследование в России и приступить к рассмотрению дела и вынесению постановления на основании имеющихся в его распоряжении доказательств (см. по аналогии Chypre c Turquie, no 8007/77, доклад Комиссии от 4 октября 1983, Décisions et Rapports (DR), p. 73, § 52),

50. 4 мая 2004 года, он предложил сторонам предоставить свои последние объяснения по существу дела (Правило 59 § 1 Регламента Суда), также как и их замечания к протоколу слушаний, проведенных в г. Тбилиси (статья A8 § 3 Приложения к Регламенту Суда). 11 июня 2004 года, грузинское правительство представило свои письменные объяснения по существу дела. После двукратного продления срока, российское правительство, а также заявители представили объяснения 20 июля и 9 августа 2004 года соответственно. 11 июня и 9 августа 2004 года, Правительства предоставили свои замечания на протокол заседаний Суда.

51. 7 и 13 сентября 2004 года, Правительства представители свои возражения на требования о выплате справедливой компенсации в соответствии с Правилом 60 § 3 Регламента Суда.

ФАКТЫ

I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

52. Заявители, господа Абдул-Вахаб Шамаев, Ризван (Резван) Виситов, Хусейн Азиев,

Адлан (Аслан) Адаев (Адиев), Хусейн Хаджиев, Руслан Гелогаев, Ахмед Магомадов, Хамзат Исаев, Робинзон Маргошвили, Гиоргий Куштанашвили, Асламбек Ханчукаев, Ислам Хашиев он же Рустам Елихаджиев он же Бекхан Мулкоев и Тимур (Руслан) Баймурзаев он же Хусейн Алханов (параграф 54 и 55)[2], 13 человек русской и грузинской национальности, рожденные соответственно в 1975, 1977, 1973, 1968, 1975, 1958, 1955, 1975, 1967, 19 (..) 1981, 1979 (или 1980) и 1975 гг. Господин Куштанашвили не захотел оглашать дату своего рождения (19..).

53. Господа Шамаев, Виситов, Азиев, Адаев и Хаджиев, заявители, экстрадированные 4 октября 2002 года из Грузии в Россию, были помещены 17 и 18 октября 2002 года в следственный изолятор (далее "СИЗО") города A, Ставропольского Края на Северном Кавказе (параграф 17). Место их содержания под стражей между 4 и 17-18 октября 2002 года остается неизвестным. 26 июля 2003 года, господа Шамаев, Хаджиев, Виситов и Адаев были переведены в СИЗО города B, Ставропольского Края. В ответ на запрос Суда, 7 октября 2003 года, российское правительство предоставило адрес этого СИЗО и подтвердило, что господин Азиев также содержался там (см. также параграф 242). Оно не уточнило дату его перевода.

54. Не имея возможности заслушать заявителей, экстрадированных в Россию (параграф 49), Суд фиксирует фамилии четырех из них такими, какими их сообщили госпожи Мухашаврия и Дзамукашвили. Фамилия господина Хусейна Хаджиева, пятого заявителя, упомянуто в его формуляре жалобы, полученном Судом 27 октября 2003 года (параграф 235).

55. Что касается неэкстрадированных заявителей, то господин Маргошвили находится на свободе с момента вынесения оправдательного приговора 8 апреля 2003 года (параграф 94). Господин Гелогаев был освобожден после оглашения приговора 6 февраля 2004 года (параграф 99). Господа Ханчукаев, Исаев, Магомадов и Куштаношвили были освобождены 5 и 6 января и 18 февраля 2005 (параграф 98). Личности этих шести заявителей были установлены Судом (параграфы 110-115). Господа Хашиев и Баймурзаев были задержаны российскими властями 19 февраля 2004 года после исчезновения из г. Тбилиси 16 или 17 февраля 2004 года. В настоящее время они содержатся в следственном изоляторе города Ессентуки (параграф 101). Не имея возможности встретиться с ними в России (параграфы 46 и след.), Суд будет пользоваться теми их фамилиями, какие предоставили их представители во время подачи жалобы.

56. Факты дела, представленные сторонами и установленные Судом в течение его расследования в г. Тбилиси, могут быть изложены следующим образом.

A. Факты, относящиеся к процедуре экстрадиции

1. Период, предшествующий обращению в Суд.

57. В период с 3 по 5 августа 2002 года заявители пересекли российско-грузинскую границу около контрольного пункта Гиреви в Грузии. Некоторые из них были ранены и имели при себе автоматы и гранаты. Обратившись за помощью к грузинским пограничникам, они добровольно сдали оружие. Они были подвергнуты личному досмотру. Имена лиц, которые представились как: Абдул - Вахаб Шамаев, Ризван (Резван) Виситов, Хусейн Азиев, Адлан (Аслан) Адаев (Адиев), Хусейн Хаджиев (Хосиин Хаджаев, Хаджиев), Руслан Мирджоев, Адлан (Алдан) Усманов, Хамзат Исиев, Руслан Тепсаев, Сейбул (Фейсул) Байссаров, Аслан Ханоев, Тимур (Руслан) Баймурзаев (Баемурзаев) и Ислам Хашиев, были таким образом зафиксированы. Только первые пять заявителей имели российские паспорта.

58. Сразу же перевезенные на вертолете в г. Тбилиси, заявители сначала находились в гражданской больнице, где раненые были прооперированны. 5 августа 2002 года господам Тепсаеву (Маргошвили), Виситову, Байсарову (Куштанашвили), Азиеву, Шамаеву, Хаджиеву и Исиеву (Исаеву) были предъявлены обвинения в ввозе оружия, нарушении таможенных правил (статья 214 § 4 Уголовного кодекса), ношении, сокрытии и незаконной транспортировке оружия (статья 236 §§ 1, 2 и 3 того же Кодекса) и в незаконном пересечении границы (статья 344 того же Кодекса). 6 августа 2002 года после обращения следственных органов Министерства безопасности, суд первой инстанции Ваке-Сабуртхало в г. Тбилиси вынес решение о применении в качестве меры пресечения заключение под стражу на три месяца. В соответствии с этими постановлениями, господин Шамаев был арестован 3 августа, а шесть других заявителей 6 августа 2002 года.

59. 6 августа 2002, господам Ханоеву (Ханчукаеву), Баймурзаеву, Хашиеву, Усманову (Магомадову), Мирджоеву (Гелогаеву) и Адаеву были предъявлены обвинения по тем же пунктам. 7 августа 2002 года, суд первой инстанции Ваке-Сабуртхало вынес решение о применении в качестве временной меры пресечения заключение под стражу на три месяца. Из этих постановлений следует, что господин Усманов (Магомадов) и Мирджоев (Гелогаев) были арестованы 7 августа, господин Адаев 5 августа и три других заявителя 6 августа 2002 года.

60. В силу этих решений от 6 и 7 августа 2002 года заявители были переведены в следственный изолятор N 5 в г. Тбилиси, за исключением господина Маргошвили, помещенного в центральную тюремную больницу. В дальнейшем, господин Адаев был также госпитализирован (параграф 142). В соответствии с постановлениями о заключении, все заявители были русскими по национальности.

61. 1 ноября 2002 года предварительное заключение господ Маргошвили, Исаева и Куштаношвили было продлено на три месяца апелляционным судом г. Тбилиси. 4 ноября 2002 года тот же суд продлил также на три месяца предварительное заключение господ Ханчукаева, Гелогаева, Хашиева, Магомадова и Баймурзаева.

62. 6 августа 2002 года господин. В.В. Устинов, Генеральный прокурор Российской Федерации отправился в г. Тбилиси и встретился там со своим грузинским коллегой. Он передал ему запрос на выдачу заявителей. Поскольку им были предъявлены обвинения в Грузии и документы, прилагавшиеся к этому запросу, были признанны недостаточными с точки зрения грузинского и международного права, господин Н. Габричидзе, Генеральный Прокурор Грузии, в устной форме отказал в выдаче заявителей (параграфы 182 и след.). В рамках той же встречи, грузинская Генеральная прокуратура потребовала, чтобы российская сторона представила соответствующие документы в поддержку своего запроса об экстрадиции, сопровожденные гарантиями, касающимися обращения с заявителями и соблюдения их прав в случае удовлетворения запроса.

63. Из документов следует, что в тот же день грузинский Генеральный Прокурор сформулировал эти требования и в письменном виде. Он проинформировал своего российского коллегу, что 6 августа 2002 года все заявители стали объектами уголовного преследования в Грузии, что семь из них были заключены под стражу и шесть других скоро предстанут перед судом, который вынесет постановление по вопросу их заключения. Он отметил, что запрос об экстрадиции не был сопровожден ни информацией относительно личности, национальности и места проживания данных лиц, ни документами и текстами законов, относящихся к преступлениям, в которых они обвинялись в России, ни постановлениями о заключении под стражу, удостоверенными должным образом. Грузинский Генеральный Прокурор сделал заключение, что ввиду этих обстоятельств «вопрос выдачи этих лиц не мог являться предметом рассмотрения».

64. 12, 19 августа и 30 сентября 2002 года российские власти предоставили своим грузинским коллегам требуемые документы:

- 1. постановления о рассмотрении дела каждого из заявителей прокуратурой Чеченской республики РФ от 8 августа 2002 года;

- 2. распоряжение об объявлении заявителей в международный розыск, принятое российскими властями 15 августа 2002 года;

- 3. соответствующим образом заверенные копии судебных постановлений о предварительном заключении каждого из заявителей, который были приняты 16 августа 2002 года на основании статьи 108 нового Уголовно-процессуального кодекса судом первой инстанции Старопромысловского района г. Грозного по требованию следователя, ведущего дело;

- 4. выдержки из уголовного дела, возбужденного против заявителей в России и обвинения, выдвинутые против них;

- 5. фотографии;

- 6. копии паспортов с фотографиями;

- 7. копии формуляров N 1[3]

- 8. другая информация, касающаяся национальности и личностей заявителей.

65. Грузинское правительство предоставило Суду только копии документов, перечисленных в пунктах 1, 2 и 3. Документы, приведенные в пункте 4, были классифицированы российскими властями как " конфиденциальные" в целях надлежащего осуществления правосудия.

66. В соответствии с постановлениями от 8 августа 2002 года, представленными Суду грузинским правительством, в России против заявителей было возбуждено уголовное дело по обвинению в посягательстве на жизнь сотрудников правоохранительных органов – преступление, за которое предусмотрено наказание в виде пожизненного заключения или смертной казни (статья 317 Уголовного кодекса, параграф 260), в организации незаконных вооруженных формирований и участии в этих формированиях при отягчающих обстоятельствах (предусмотрено наказание в виде лишения свободы до пяти лет на основании п. 2 статьи 208 того же кодекса), незаконный сбыт оружия при отягчающих обстоятельствах (предусмотрено наказание в виде лишения свободы от двух до шести лет на основании п. 2 статьи 222 Уголовного кодекса РФ) и незаконное пересечение Государственной границы Российской Федерации при отягчающих обстоятельствах в июле 2002 года (предусмотрено наказание в виде лишения свободы до пяти лет на основании п. 2 статьи 322 того же кодекса). (Те же документы, представленные российским правительством датированы, в случае господ Адаева и Виситова, 13 августа 2002 года).

67. Учитывая статью 6 грузинского Уголовного кодекса, запрещающую выдачу лица государству, где преступление, в котором оно обвиняется, наказуемо смертной казнью (параграф 256), Генеральная прокуратура запросила у российской стороны гарантии того, что это наказание не будет применено к заявителям.

68. В письме от 26 августа 2002 года господин В.В. Колмогоров, временно исполняющий обязанности Генерального прокурора России, проинформировал своего грузинского коллегу о том, что в ответ на нападение незаконных вооруженных формирований 27 июля 2002 года в пограничной зоне на соединения российской армии, было начато расследование в России. Узнав о задержании тринадцати лиц в Грузии, незаконно пересекших границу вскоре после этого нападения, и после опроса трех свидетелей, российские власти возбудили в отношении них уголовные дела. Они были вооружены при пересечении границы, и, принимая во внимание другие доказательства, российские власти посчитали, что речь шла об организаторах вышеупомянутого нападения. Господин Колмогоров напомнил, что грузинская сторона объявила о своей готовности экстрадировать заявителей, в случае предоставления российской стороной необходимых документов. Предоставив все документы 19 августа 2002 года, российские власти повторили свой запрос на выдачу данных лиц, в соответствие с Минской Конвенцией, заключенной в рамках Содружества Независимых Государств ("СНГ", параграф 266). Господин Колмогоров уверил, что эти лица не будут приговорены к смертной казни, так как мораторий на смертную казнь вступил в силу в России в 1996. Взамен он потребовал, чтобы уголовное дело в отношении заявителей в Грузии было передано российским властям, которые взяли бы на себя последующее уголовное преследование.

69. 27 августа 2002 года господин В.И. Зайцев, помощник российского Генерального прокурора, проинформировал грузинскую сторону о том, что в России действует мораторий на применение смертной казни и что в силу Постановления Конституционного суда от 02 февраля 1999 года (параграф 262), ни в одном субъекте федерации, никто не может быть приговорен к смертной казни ни одним судом.

70. 22 сентября 2002 года пункты обвинения против заявителей принятые в России были пересмотрены и расширены. Им были также предъявлены обвинения в терроризме. Эти постановления, принятые индивидуально по отношению к каждому из заявителей, представляют собой идентичные тексты наподобие текстов от 8 августа 2002 года (параграф 66).

71. В своем письме от 27 сентября 2002 года господин Колмогоров проинформировал своего грузинского коллегу о том, что заявителям предъявлены также обвинения в терроризме и бандитизме при отягчающих обстоятельствах – преступлениях, подлежащих лишению свободы от восьми до двадцати лет (ч. 3 статьи 205 и ч. 2 ст. 209 Уголовного кодекса РФ). Он заверил, что российская Генеральная прокуратура «гарантирует грузинской стороне, что, в соответствии с нормами международного права, этим лицам будут предоставлены все права защиты, предусмотренные законом, среди которых право на помощь адвоката, что они не будут подвергнуты пыткам, жестокому, бесчеловечному или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию». Кроме того, он напомнил, что «с 1996 действует мораторий на смертный приговор и, в силу этого, экстрадированным лицам не грозит быть приговоренными к смертной казни». В этом письме, так же как и в письме от 26 августа 2002, все тринадцать заявителей без исключения упомянуты поименно.

72. Продолжая рассмотрение документов, предоставленных российскими властями, информации, предоставленной грузинским Министерством безопасности, а также доказательств полученных во время задержания, грузинская Генеральная прокуратура идентифицировала, в первую очередь, господ: Абдул-Вахаба Ахмедовича Шамаева, Хосиина Хамидовича Хаджаева, Хусейна Мухамедовича Азиева, Резвана Вахидовича Виситова и Адлана Лешиевича Адаева (орфография имен соответствует орфографии, фигурирующей в решениях об экстрадиции). Учитывая тяжесть обвинений, выдвинутых против них в России, 2 октября 2002 годапомощник грузинского Генерального прокурора подписал решения об их выдаче. 3 октября 2002 года господин П. Мсхиладзе, начальник отдела международных отношений при Генеральной прокуратуре, обратился в письменном виде Управление исполнения наказаний Министерства юстиции для выполнения решений об экстрадиции (параграф 178). Перевод пяти заявителей из СИЗО в аэропорт был назначен на 4 октября 2002 года на 9 часов.

73. Кроме того, вечером 3 октября 2002 господин Габаидзе, адвокат нескольких заявителей во внутренних судебных инстанциях, выступил по телевидению и подтвердил, что получил из конфиденциального источника тревожную информацию о неизбежной выдаче некоторых заявителей (параграфы 124, 214 и 216). На следующее утро, адвокаты и близкие родственники заявителей, а также представители чеченского меньшинства в Грузии, забаррикадировали окрестности СИЗО и организовали демонстрацию.

2. Период, последовавший за обращением в Суд 4 октября 2002

74. 4 октября 2002 года в 22.10 пятеро заявителей были переданы представителям российской Федеральной Службы безопасности (ФСБ) в аэропорту г. Тбилиси. Представители заявителей произвели видеозапись некоторых эпизодов выдачи, показав их на грузинском канале "Рустави-2" вечером 4 октября 2002 года. На записи показаны четыре заявителя, которых сажают в самолет грузинские спецслужбы. Последние грубо поднимают им подбородки перед камерами. Господ Шамаева, Адаева, Виситова и Хаджиева можно узнать на основании фотографий, которыми располагает Суд (параграф 20). Господин Азиев на видеосъемке не появляется. Господин Хаджиев демонстрирует рану на носу, а так же красные пятна вокруг челюсти. У господина Виситова рана на левом глазу. Однако, по указанной видеозаписи невозможно оценить тяжесть этих телесных повреждений. Запись показывает также прибытие заявителей в Россию. Экстрадированных заявителей с завязанными глазами вывели из самолета лица в военной форме и в масках. Они шли по обе стороны от заключенных и вели их, заломив им руки за спину, согнув их и пригнув головы к земле.

75. Грузинский журналист завершает репортаж следующими словами: «(...) Если грузинские власти срочно не докажут, что они не передали России невиновных и неидентифицированных лиц, будет ясно, что эта выдача является подарком господину Путину в канун саммита стран – членов СНГ», [имевшем место в Кишиневе 6 и 7 октября 2002].

76. 8 октября 2002 года господин Устинов проинформировал Уполномоченного Российской Федерации в Суде, что российские власти предоставили своим грузинским коллегам все необходимые гарантии надлежащего обращения с заявителями в случае их выдачи. По его словам «пять из тринадцати чеченских террористов были переданы», «грузинская сторона безосновательно задерживает выдачу других, лишь на том основании, что их личности должны быть установлены».

77. В своем письме от 16 октября 2002 года помощник российского Генерального прокурора поблагодарил грузинскую сторону «за положительный ответ на просьбу о выдачи пяти террористов». Он подтвердил, что по прибытии в Россию, заявители были осмотрены врачами, что «их состояние здоровья было признано удовлетворительным», что им «предоставили» адвокатов, что расследование было проведено «в строгом соответствии с требованиями российского уголовно-процессуального законодательства» и «существуют документы, доказывающие, что они русские по национальности». Он повторил гарантию, «много раз предоставленную грузинским властям», что «в соответствии с требованиями статей 2 и 3 Конвенции и Протокола N 6, эти лица не будут приговорены к смертной казни, не будут подвергнуты пыткам, бесчеловечному, жестокому или унизительному обращению или наказанию». К тому же, при проведении процедуры идентификации неэкстрадированных заявителей по их фотографиям, последних удалось идентифицировать как организаторов нападения на российскую армию 27 июля 2002 года в Итум-Калинском районе (Чеченская республика). Заверив, что «с момента их выдачи были предприняты другие исчерпывающие процедуры опознания», помощник российского Генерального прокурора повторил запрос об экстрадиции заявителей, содержащихся в г. Тбилиси, в соответствии со статьями 56, 67 и 80 Минской Конвенции.

78. 28 октября 2002 года российская Генеральная прокуратура снова направила грузинским властям судебные постановления в отношении господ Гелогаева (упомянутого под именем Мирджоев), Хашиева и Баймурзаева, и потребовала их выдачи. (Адвокаты подчеркивают, что к этому моменту эти три заявителя уже опровергли свои первоначальные отчества, сообщенные ими грузинским властям.)

79. В своем ответном письме от 29 октября 2002 года грузинский Генеральный прокурор отметил, что имена, приведенные в постановлениях о предварительном заключении, вынесенных российским судом по отношению к восьми заявителям, содержащимся в г. Тбилиси, не содержали их настоящих отчеств, и что необходимо их идентифицировать, прежде чем соглашаться на их выдачу. Он объяснил, что «в отличие от пяти лиц, экстрадированных 4 октября 2002 года», имена шестерых заключенных, затребованных российской стороной, вызывают «серьезные сомнения» и что седьмого и восьмого заключенных, под именами Тепсаев и Байсаров, зовут в действительности Маргошвили и Куштаношвили. Они родились в Грузии, а не в Чечне. Грузинский Генеральный прокурор сожалел, что «российские власти настаивают на выдаче господ Тепсаева и Баймурзаева, прекрасно зная, что Тепсаев не является Тепсаевым, а Баймурзаев не является Баймурзаевым». Для него, это также ставило под сомнение истинность данных, предоставленных российскими властями в отношении шести других заявителей .

80. 21 ноября 2002 года господа Гелогаев, Магомадов, Куштанашвили, Исаев, Ханчукаев, Баймурзаев и Хашиев обратились к Президенту Грузии и к председателю грузинского Парламента с просьбой не экстрадировать их в Россию. Они утверждали что «абсолютно уверены, что они будут подвергнуты пыткам и бесчеловечному обращению российскими властями, военными и другими, и что они будут расстреляны без всякого суда ».

81. В декларации от 15 октября 2002 года министерство иностранных дел «Чеченской Республики Ичкерия» заявило, что 5 октября 2002 года господин Хусейн Азиев, экстрадированный заявитель, погиб вследствие жестокого обращения. В ответ, 18 октября 2002 года, российское правительство опровергло эту информацию в Суде и подтвердило, что все экстрадированные заявители, в том числе и господин Азиев, целы, невредимы и в добром здравии, и что они содержатся в хороших условиях в одном из СИЗО Ставропольского Края. 23 октября 2002 года Суд потребовал точный адрес этого учреждения, чтобы связаться с заявителями (параграф 15).

82. Представители заявителей сомневаются в достоверности ответа российского правительства. Они упоминают, что некий Хусейн Юсупов, лицо чеченского происхождения, содержавшийся в министерстве безопасности Грузии до конца сентября 2002 года, впоследствии исчез. Согласно грузинским властям, он был освобожден. Согласно матери господина Юсупова, пришедшей на встречу в день его освобождения, ее сын не вышел из тюрьмы. Адвокаты подозревают, что он мог быть «неофициально» передан российским властям для того, чтобы "заменить" скончавшегося заявителя. Они обратили внимание Суда на жестокое обращение, якобы применявшееся по отношению к господину Азиеву перед его выдачей (параграфы 125 и 135).

3. Процедура экстрадиции после отмены Судом временной меры 25 ноября 2002 года

83. Заключив, что господа Баймурзаев, Мирджоев и Хашиев были соответственно Алханов Хусейн Моладинович, Гелогаев Руслан Ахмедович и Елихаджиев Рустам Османович, и что они были русскими по национальности, 28 ноября 2002 года грузинская Генеральная прокуратура согласилась на их выдачу России. В решении об экстрадиции было четко указано, что заявители будут уведомлены, и им будет объяснено, что они имеют возможность обжаловать это решение в судебных инстанциях.

84. 29 ноября 2002 года эти заявители обратились в суд первой инстанции Кртсаниси-Мтхатсминда. Их адвокаты подчеркивали, что запрос об экстрадиции не содержал настоящих имен их клиентов и что он содержал фотографии, сделанные грузинскими властями во время их заключения в СИЗО N 5 г. Тбилиси. Они утверждали, что в постановлениях о заключении их клиентов под стражу, выданных 16 августа 2002 года судом г. Грозного (параграф 64), не упоминается срок заключения, а судебный процесс, приведший к этим решениям, совершенно не учитывал право заявителей на защиту. Ввиду этих нарушений, они потребовали, чтобы оспариваемое решение об экстрадиции было отменено. Адвокаты, кроме того, основывали свою аргументацию на отсутствии ратификации Россией Протокола N 6 Европейской Конвенции о правах человека и заключили, что российских гарантий совершенно недостаточно для дачи согласия на экстрадицию. С их точки зрения, чтобы стать достаточными, эти гарантии должны были исходить от Президента Российской Федерации.

85. 5 декабря 2002 года требования адвокатов были отклонены. 25 декабря 2002 года Верховный суд Грузии признал это решение недействительным и направил дело на навое судебное разбирательство.

86. 13 марта 2003 года суд, которому дело было направлено, признал законной выдачу господ Хашиева и Гелогаева. Впервые выяснилось, что 27 октября 2000 года и 1-го ноября 2001 года (1-го февраля 2002 года согласно Верховному суду, параграф 88 ), на грузинской территории был предоставлен статус беженцев господам Баймурзаеву и Гелогаеву, соответственно. Временно исполняющий обязанности Министра по делам беженцев подтвердил в суде, что статус был предоставлен на основании закона о беженцах (параграф 257). Установив, что господин Баймурзаев никогда не лишался своего статуса беженца в порядке, установленном законом, суд посчитал его выдачу России невозможной. Что касается господина Гелогаева, суд констатировал, что решением от 25 ноября 2002 года Министерство по делам беженцев лишило его статуса беженца на основании письма из Министерства внутренних дел от 20 ноября 2002 года и доклада Комиссии по делам беженцев.

87. Основываясь на заключениях судебной экспертизы и на объяснениях представителей генеральной прокуратуры, суд счел установленным тот факт, что запрос российских властей об экстрадиции сопровождался фотографиями заявителей, сделанными 7 августа 2002 года грузинскими властями во время содержания данных лиц в следственном изоляторе N 5 г. Тбилиси. Согласно суду, отсылка этих фотографий российским властям была необходима для их идентификации.

88. 16 мая 2003 года Верховный суд оставил в силе решение о невозможности экстрадиции господина Баймурзаева. Он вынес также решение об отсрочке экстрадиции господина Гелогаева до конца административного процесса, в ходе которого обжаловалось решение от 25 ноября 2002 года о лишении его статуса беженца. Что касается господина Хашиева, то Верховный суд констатировал, что его фотография, сделанная грузинскими властями, была отправлена российской стороне для его идентификации, которая тем не менее не состоялась. К тому же, защита предоставила копию российского паспорта, согласно которой господина Хашиева зовут в действительности ни Хашиев, ни Елихаджиев, а Мулкоев (см. параграфы 83 и 101). По просьбе грузинской Генеральной прокуратуры, российские власти проверили достоверность этой копии и 6 мая 2003 года ответили, что такой паспорт никогда не выдавался. Учитывая эти обстоятельства, Верховный суд посчитал, что личность господина Хашиева не установлена, и решил приостановить его экстрадицию, передав эту часть дела на доследование в Генеральную прокуратуру.

B. Уголовные дела, возбужденные против заявителей грузинскими и российскими властями

1. Дело о нарушении границы в грузинских судебных инстанциях.

89. Представшие перед судом г. Тбилиси для судебного разбирательства по вышеупомянутому делу, господа Ханчукаев и Магомадов были оправданы 15 июля 2003 года в связи с отсутствием состава преступления в их действиях. В частности, было установлено, что эти заявители, раненые, были вынуждены нарушить российско-грузинскую границу в условиях «крайней необходимости», состоявшей в попытке избежать конфронтации с российскими вооруженными силами, а также осады, в которой они находились с 25 июля 2002 года. Суд считает, что этих лиц вынудили пойти на преступление, так как у них не было иного выхода и «нарушенное общественное благо [национальной безопасности, границы, и т.д.] естественно воспринималось ими как менее важное по сравнению с сохраненным благом – их собственными жизнями». Было отмечено, что следственные органы не допросили пограничников и привлекли к ответственности обоих заявителей только на основании их собственных показаний. Суд допросил пограничников, согласно показаниям которых, в том месте, где заявители проникли на территорию Грузии, граница не была отмечена даже флагом, и, не будучи четко определенной, она была приблизительно установлена обоими заинтересованными государствами. Они подтвердили, что на тот момент, пограничные зоны и граница были подвергнуты бомбардировкам российской армии и что заявители сдались без какого-либо сопротивления, запросив убежища в Грузии.

90. Это решение было оставлено в силе кассационной инстанцией 2 декабря 2003 года, но господа Ханчукаев и Магомадов не могли быть освобождены, ввиду их временного заключения под стражу 18 декабря 2002 года по уголовному делу по факту применения насилия в отношении представителей власти в ночь с 3 на 4 октября 2002 года(параграфы 96 и след.).

91. По тем же основаниям, что и господа Ханчукаев и Магомадов, 9 октября 2003 года господин Исаев был также оправдан судом г. Тбилиси в деле о нарушении границы. Суд точно установил, что когда он проник на территорию Грузии, у него были две огнестрельные раны на левом предплечье. Он встретил в лесу Хаджиева и Азиева, двух других заявителей которые также убегали от бомбардировок российской армии. Они нашли убежище в доме грузинского пастуха, по имени Леван. Там же укрылась другая группа чеченцев. Узнав у пастуха, что они оказались уже на грузинской территории, уцелевшие послали своего хозяина к грузинским пограничникам, чтобы попросить у них помощи. Они добровольно сдали оружие и запросили убежища в Грузии. Эти факты были подтверждены пограничниками в судебном заседании (параграф 89).

92. Кроме того, суд установил, что сведения о задержании господина Исаева были доведены до российских властей грузинским Министерством безопасности. В то же время, после своего задержания господин Исаев трижды менял свое отчество, прежде чем, наконец, было установлено, что он Мовлиевич. По ходу этих изменений, российские власти также вносили изменения в документы, подтверждающие их запрос об экстрадиции этого заявителя. Суд посчитал, что «документы, предоставленные российской Генеральной прокуратурой, фигурирующие в деле, казалось, были созданы искусственно для того, чтобы достигнуть выдачи обвиняемого лица». Но, из этого никак не следует, что этот заявитель «был известен российским государственным властям (...) до его задержания в Грузии».

93. Этот оправдательный приговор был оставлен в силе кассационной инстанцией 11 декабря 2003 года. Тем не менее, господин Исаев не мог быть освобожден, поскольку против него было возбуждено уголовное дело по факту применения насилия в отношении представителей власти (параграфы 96 и след.).

94. 8 апреля 2003 года господа Куштанашвили и Маргошвили, грузинские граждане, были оправданы по обвинению в незаконном хранении, ношении и перевозке оружия. По остальным пунктам предъявленного обвинения (нарушение границы и таможенных правил) дело было отослано на дополнительное расследование. Предварительное заключение указанных заявителей было заменено на иную, более мягкую, меру пресечения и они были освобождены в зале суда. 20 мая 2003 года господин Куштанашвили был снова задержан, с учетом его предварительного заключения 28 февраля 2003 года по делу о применении насилия в отношении представителей власти (параграфы 96 и след.).

95. 6 февраля 2004 года господа Гелогаев, Хашиев и Баймурзаев были также оправданы судом г. Тбилиси по обвинению в нарушении границы. 16 апреля 2004 года Верховный суд Грузии отменил это решение и вернул дело на новое рассмотрение.

2. Дело о применении насилия в отношении представителей власти Республики Грузия

96. 4 октября 2002 года в 9 часов господин Р. Маркелия, следователь, в присутствии двух свидетелей, установил состояние камеры N 88, где содержались десять заявителей, до того их из нее вывели несколькими часами раньше (параграф 123). Был установлен факт нанесения ущерба, а именно разобранная мебель и поврежденные стены. 9 октября 2002 года было возбуждено уголовное дело. 1-го ноября 2002 года Генеральная прокуратура провела экспертизу некоторых объектов, чтобы установить, являлись ли они частью движимого имущества камеры N 88. Отчет экспертизы от 25 декабря 2002 года идентифицировал следующие объекты: куски металла в виде палок и металлических дисков, вырванные механическим путем от решеток с окон и двухъярусных кроватей из камеры N 88; стойку вентилятора, из той же камеры; куски кирпичей из стен той же камеры, помещенные в джинсы, завязанные на концах; заточенную ложку, зафиксированную на пластиковой зажигалке, которая образовывала таким образом нож; столовую ложку, заточенную с одной стороны, и другие предметы, являвшиеся частью камеры и движимого имущества, содержащегося в ней.

97. 29, 30 ноября и 16 декабря 2002 года неэкстрадированных заявителей, за исключением господина Маргошвили, допросили по делу об организованном сопротивлении сотрудникам государственных органов, совершенном группой заключенных по предварительному сговору с применением насилия, и по делу об отказе повиноваться законным требованиям сотрудников исправительной системы с целью воспрепятствовать функционированию учреждения. 30 ноября и 16 декабря 2002 года постановления о возбуждении уголовного дела с их переводом на русский язык были доведены до заявителей.

98. 24 мая 2004 года господа Куштанашвили, Магомадов, Исаев и Ханчукаев были приговорены судом первой инстанции к четырем годам заключения каждый. В соответствии с судебным разбирательством, заключенные камеры N 88 узнали по телевидению, что "некоторые чеченцы" будут экстрадированы, но, не зная, кого из них это коснулось, они оказали сопротивление сотрудникам тюремной администрации, пришедшим вывести их из камеры. Они были вооружены предметами из металла, частями кроватей и трубопроводной арматурой, а так же оружием, изготовленным из кусков кирпичей, завернутых в материю и одежду. Они ранили работников СИЗО и сотрудников спецслужб. 26 августа 2004 года апелляционный суд г. Тбилиси оставил в силе это решение. На основании кассационной жалобы этих заявителей 25 ноября 2004 года Верховный суд Грузии изменил постановление апелляционной инстанции и приговорил обвиняемых к наказанию в виде лишения свободы на два года и пять месяцев. Период заключения с момента задержания был вычтен из срока этого наказания. Господин Ханчукаев был освобожден 5 января 2005 года, господа Магомадов и Исаев 6 января 2005 года, господин Куштанашвили 18 февраля 2005 года.

99. По тому же делу, 6 февраля 2004 года, господа Гелогаев, Хашиев и Баймурзаев были приговорены судом первой инстанции к году лишения свободы. Это наказание было вычтено из срока предварительного заключения, и три заявителя были освобождены из-под стражи в зале суда. 16 апреля 2004 года Верховный суд отменил это решение и направил дело на новое рассмотрение .

a) Исчезновение господ Хашиева (Елихаджиева, Мулкоева) и Баймурзаева (Алханова) после их освобождения

100. Освобожденные 6 февраля 2004 года, эти заявители с господином Гелогаевым устроились у родственника в г. Тбилиси. 16 февраля 2004 года они вышли из дома, чтобы явиться на встречу в Министерство по делам беженцев, но, так и не прибыв туда, они исчезли. 25 февраля 2004 года грузинские средства массовой информации, ссылаясь на российское медиа-агентство,, сообщили, что пропавшие содержатся в российской тюрьме города Ессентуки за незаконное пересечение российско-грузинской границы. 5 марта 2004 года госпожа Мухашаврия проинформировала об этом Суд и выразила озабоченность состоянием здоровья господина Баймурзаева, которому требовалась операция челюсти. Она объяснила, что после своего освобождения три заявителя не выходили из дома без сопровождения своих представителей. Но после заверений, что им нечего опасаться в г. Тбилиси, господа Хашиев и Баймурзаев впервые осмелились выйти на улицу в тот же день.

101. 13 марта 2004 года года грузинское правительство подтвердило, что, согласно результатам расследования Министерства внутренних дел, оба заявителя исчезли 16 февраля 2004 года года в 10 час. 30 минут. Позже они были задержаны российскими властями около деревни Ларси (Республика Северная Осетия) за то, что они незаконно пересекли границу. 29 марта 2004 года года, российское правительство подтвердило, что оба заявителя были задержаны 19 февраля 2004 года в Ларси Федеральной службой безопасности России на основании того, что они фигурировали в списке разыскиваемых лиц. Во время задержания у господина Хашиева был поддельный паспорт на имя Мулкоева (параграф 88). Под именами Рустам Усманович Елихаджиев и Хусейн Моладинович Алханов, 20 февраля 2004 года господам Хашиев и Баймурзаев было предъявлено обвинение и они были помещены в следственный изолятор г. Ессентуки на основании решения суда Старопромысловского суда г. Грозного. Переведенные 6 марта 2004 года в СИЗО города A, 22 марта 2004 года они были возвращены в Ессентуки в целях следствия.

102. 8 апреля 2004 года российское правительство предоставило фотографии этих заявителей, так же как фотографии их камер в СИЗО города A (зал для душа, медицинское отделение, кухня). Господа Хашиев и Баймурзаев содержались отдельно, каждый в камере 16,4 м ² с окном, туалетом и радио. Эти камеры, предусмотренные на четырех человек, могли бы содержать четырех заключенных. Из «карты заключенного» господина Хашиева понятно, что он был под усиленным наблюдением. Заявители никогда не жаловались на условия своего заключения. На фотографиях они в фас и профиль в двух различных комнатах, которые, по всей видимости, не являются камерами, изображенными на вышеупомянутых фотографиях.

103. Согласно актам медицинского освидетельствования от 24 марта 2004 года, «состояние здоровья господина Хашиева хорошее; недавних телесных повреждений не имеется». Господин Баймурзаев страдал от перелома нижней челюсти, осложненного остеомиелитом. В 2000 году он получил осколок снаряда в подбородок, и его челюсть была прооперирована в 2002 году. Он снова сломал себе ту же кость в 2003. 12 марта 2004 года в России ему был сделан рентген, 15 марта 2004 года он был проконсультирован стоматологом, который посоветовал ему стационарное хирургическое лечение.

104. В ходе слушаний в суде в г. Тбилиси, господин Гелогаев сообщил о своей тревоге, вызванной исчезновением двух своих товарищей, и утверждал, что они могли быть экстрадированы тайно, в обмен на некоторые политические уступки, полученные грузинским Президентом в течение его первого официального визита в Россию после выборов в январе 2004 года.

105. Из документов грузинского правительства иот 19 сентября 2004 года следует, что 28 марта 2004 года Прокуратура г. Тбилиси начала расследование обстоятельств задержания в качестве заложников господ Хашиева и Баймурзаева. Правительство не предоставило никаких объяснений по этому вопросу.

106. 5 и 30 ноября 2004 года госпожа Мухашаврия представила постановления, вынесенные Верховным судом Чеченской республики 14 сентября и 11 октября 2004 года соответственно, по делу господ Хашиева (Елихаджиева, Мулкоева) и Баймурзаева (Алханова). Она их получила при помощи близких родственников заявителей. В этих постановлениях господин Хашиев упоминался под именем Елихаджиев Рустам Усманович, а господин Баймурзаев под именем Алханов Хусейн Моладинович (параграф 83). Первый родился в 1980 году в г. Грозный, второй в 1975 году в деревне Аки-Юрт в Ингушетии. В ходе процесса, господин Хашиев заявил, что 16 февраля 2004 года он был задержан не на границе с Россией, а на улице Руставели в г. Тбилиси. Затем он был переведен в г. Ессентуки (параграф 101). Согласно результатам судебного разбирательства, господа Хашиев и Баймурзаев являлись членами вооруженного бандформирования, созданного в Панкисском ущелье в Грузии неким Исабаевым для уничтожения сотрудников федеральных сил в Чечне, а так же местных жителей, сотрудничавших с ними. В июле 2002 года они незаконно направились в Итум-Калинский район Чечни с еще около шестидесятью членами данного вооруженного бандформирования. 27 июля 2002 года, окруженные российскими пограничниками, члены бандформирования открыли огонь и атаковали их. Восемь российских солдат было убито, другие были ранены. Учитывая отсутствие доказательств их прямого участия в этом нападении, господа Хашиев и Баймурзаев были оправданы по обвинению в терроризме и преступлениях, предусмотренных п. 2 статьи 205 и статьей 317 Уголовного кодекса РФ. (параграфы 66 и 71). Они были также оправданы по обвинению в преступлениях, предусмотренных ч. 4 статьи 188 и п. 2 статьи 208 того же кодекса (параграф 66) за отсутствием состава преступления в их действиях. Господин Хашиев был приговорен к тринадцати годам, а господин Баймурзаев - к двенадцати годам лишения свободы с отбыванием наказания в исправительном учреждении строгого режима за участие в незаконном вооруженном бандформировании, за незаконное пересечение границы, а также за незаконное хранение, ношение и перевозка оружия. Господин Хашиев был также осужден за использование заведомо подложного паспорта на имя Мулкоева (параграф 101). Определяя эти меры наказания, Верховный суд заявил, что принимает в расчет возраст обвиняемых и то, что они никогда ранее не привлекались к уголовной ответственности. В случае господина Баймурзаева его состояние здоровья (серьезная деформация нижней челюсти) также было принято в расчет. Допускалось обжалование этих постановлений в Верховном суде Российской Федерации.

3. Уголовное дело, возбужденное против заявителей, экстрадированных в Россию

107. По утверждениям российского правительства господа Шамаев, Хаджиев, Виситов и Адаев были переданы «летом 2003 года» Ставропольскому Краевому суду для вынесения приговора. Господин Азиев был передан тому же суду 26 августа 2003 года. 24 февраля 2004 года в г. Тбилиси российское правительство устно проинформировало Суд, что 18 февраля 2004 года Ставропольский Краевой суд вынес свое решение в отношении первых четырех заявителей. Прокуратура потребовала 19 лет лишения свободы для господ Шамаева и Хаджиева и 18 лет лишения свободы для господ Виситова и Адаева. Суд приговорил господ Шамаева и Хаджева на три года и шесть лет лишения свободы, соответственно, в исправительной колонии общего режима, господина Виситова на десять лет лишения свободы с отбыванием наказания в исправительном колонии общего режима, а господина Адаева на один год и шесть месяцев лишения свободы с отбыванием наказания в исправительном колонии общего режима. Господин Адаев уже отбыл свое наказание и был освобожден в зале суда. Что касается господина Азиева, то ввиду того, что он попросил помощь переводчика и сформулировал некоторое число процедурных требований, его дело было выделено в отдельное производство, и информация по нему продолжала поступать.

108. Российское правительство заявило, что не может предоставить Суду копию решения от 18 февраля 2004 года, так как новый Уголовно-процессуальный кодекс, принятый российскими законодателями согласно рекомендациям Совета Европы, позволяет получать копию приговора только осужденному лицу. Правительство высказало готовность сотрудничать с Судом, но сожалело, что в данном случае, это сотрудничество невозможно ввиду рекомендаций Совета Европы. Чтобы получить этот документ, оно посоветовал Суду направить письмо в российскую судебную инстанцию, занимающуюся этим вопросом. Из письма российского правительства от 8 апреля 2004 года Суд узнал, что приговор от 18 февраля 2004 года был оспорен в кассационном порядке (параграф 48). В своих объяснениях от 20 июля 2004 года правительство дало понять, что кассационный суд отменил данное решение в полном объеме (параграф 272).

109. 25 февраля 2004 года в г. Тбилиси российское правительство предоставило Суду фотографии СИЗО города B и фотографии соответствующих камер четырех экстрадированных заявителей, задержанных 19 февраля 2004 года (господин Адаев, пятый заявитель, был освобожден накануне). На них представлены кухня и прачечная, просторные и оборудованные, а также душевая. Камеры заявителей просторные и освещенные, в каждой - большое окно. Установлены длинные столы и скамьи. Туалет открытый, но отделен небольшой стеной от остального пространства. Видны умывальники с мылом и зубными пастами, щетки, резервуары с водой в каждой камере, также трубы отопления под окнами. В некоторых камерах радиоприемники. В том же конверте Правительство предоставило видеокассету. На пленке показаны четыре камеры, такими, какими они описаны выше. Согласно фотографиям заявителей, которыми располагает Суд (параграф 20), можно идентифицировать господина Шамаева в камере N 22. Господина Хаджиева можно узнать в камере N 15. Однако, очень трудно, практически невозможно, идентифицировать господина Виситова в камере N 18, учитывая отсутствие крупного плана и свет, падающий сзади. Согласно голосу, комментирующему изображение, господин Азиев отказался сниматься. Видеокамера, однако, показывает камеру N 98, где невозможно различить лица заключенных, видны только их силуэты. В каждой камере, число коек равно или превышает число заключенных, присутствующих во время съемки.

C. Информация, собранная Судом

1. Личности заявителей, заслушанных Судом

110. Господин Хамзад(т) Мовлиевич Исиев (Исаев) он же Хамзат Мовлитгалиевич Исаев заявил, что его настоящее имя Хамзат Мовлиевич Исаев, что он этнический чеченец и родился 18 октября 1975 года в деревне Самашки в Чечне.

111. Господин Сеибюль (Фейсул) Байсаров заявил, что его зовут Гиорги Куштанашвили. Он является гражданином Грузии, кистом по этнической принадлежности, рожден в деревне Дуисси Ахметского района Грузии.

112. Господин Аслан Ханоев подтвердил, что его настоящее имя Асламбек Атуевич Ханчукаев. Он является гражданином России чеченского происхождения, родился 25 февраля 1981 года в деревне Сельноводск в Чечне.

113. Господин Адлан (Алдан) Усманов заявил, что в действительности его зовут Ахмед Лечаевич Магомадов. Рожден 4 июля 1955 года в городе Павлодар в Казахстане, этнический чеченец.

114. Господин Руслан Мирджоев подтвердил, что его настоящее имя Руслан Ахмедович Гелогаев. Чеченец, родился 16 июля 1958 года.

115. Господин Тепсаев подтвердил, что его зовут в действительности Робинзон Маргошвили, сын Парола, что он грузин по национальности, народности кист, родился 19 апреля 1967 года в деревне Дуисси Ахметского района Грузии.

116. За исключением господина Маргошвили, содержавшегося в тюремной больнице (параграф 60), эти заявители подтвердили, что узнали экстрадированных заявителей в СИЗО, и что содержались с ними в одной камере. Фотографии заявителей, сделанные правительствами 23 и 25 ноября 2002 года были представлены им для установления личности. Имена на них были предварительно скрыты канцелярией Суда.

117. Каждый из них (за исключением господина Маргошвили) признал себя на фотографии, представленной грузинским правительством. Господин Робинзон Маргошвили (прежде, Руслан Тепсаев) идентифицировался другими заявителями как Руслан четыре раза и как Руслан Тепсаев один раз.

118. Что касается господ Тимура (Руслана) Баймурзаева, он же Хусейн Алханов и Ислама Хашиева, он же Рустам Елихаджиев, он же Бекхан Мулкоев, двух пропавших заявителей (параграф 43), первый был признан как Баймурзаев один раз, как Тимур один раз, как Хусейн два раза и как Хусейн Алханов один раз. Второй идентифицировался как Ислам два раза, как Бекхан два раза, как Мулкоев один раз и как Бекхан Мулкоев один раз.

119. Что касается экстрадированных заявителей, четыре заявителя идентифицировали Абдул-Вахаба и один заявитель Абдул-Вахаба Шамаева на фотографии, представленной российским правительством как фотография господина Абдул-Вахаба Шамаева. Фотография господина Хусейна Хаджиева была признана как фотография Хусейна три раза, как Хусейна Хаджиева один раз и как Хусейна Нахаджаева один раз. Три заявителя идентифицировали Хусейна Азиева и два заявителя - Хусейна на фотографии, представленной как фотография господина Хусейна Азиева. Господин Адлан (Аслан) Адаев (Адиев) был идентифицирован как Аслан Адаев два раза и как Аслан три раза. Однако, на фотографии, представленной российским правительством как фотография господина Резвана (Ризвана) Виситова, все пять заявителей идентифицировали некого Мусу.

2. Представление заявителей, заслушанных Судом и цель допроса

120. На основании полномочий, полученных 9 октября 2002 года, шесть неэкстрадированных заявителей представлены перед Судом госпожами Мухашаврия и Дзамукашвили. На основании полномочий, датированных 4 августа 2003 года, эти заявители, за исключением господина Маргошвили, также представлялись госпожой Кинцурашвили.

121. Во время заседаний суда в г. Тбилиси, на которых присутствовали только Мухашаврия и Кинцурашвили, пять заявителей подтвердили, что они, при помощи Мухашаврия и Дзамукашвили, подали жалобу в Суд, направленную против Грузии и России для того, чтобы воспрепятствовать процедуре своей экстрадиции и получить ее отсрочку. Они подтвердили, что настаивают на своей жалобе, и в последующем судопроизводстве были представлены в Суде теми же адвокатами (или, для некоторых, адвокатами, присутствующими в зале). Довольно посредственно зная грузинский язык, господин Маргошвили, шестой заслушанный заявитель, столкнулся с затруднениями в понимании вопросов, поставленных Судом. Он утверждал, что он сожалеет о своем задержании под чеченским именем Тепсаев, в то время как он простой грузинский пастух. Господин Маргошвили подтвердил, что подал жалобу в Суд, что адвокаты, присутствующие в зале, были его представителями и что он настаивает на свой жалобе.

3. О фактах, относящихся к экстрадиции от 4 октября 2002года

a) Факты, изложенные заявителями, заслушанными Судом

i) Факты, общие для всех заявителей

122. Пять заявителей были заслушаны Судом на русском языке, с переводом на английский язык – один из двух официальных языков Суда. Господин Маргошвили, шестой заявитель, принес клятву на грузинском языке, утверждая, что не умеет читать по-русски. Высказывался он также на грузинском языке.

123. В течение нескольких недель до 4 октября 2002 года одиннадцать заявителей содержались в одной и той же камере N 88 СИЗО N 5 г. Тбилиси. В общей сложности, там содержалось 14 заключенных. Господа Адаев и Маргошвили, двенадцатый и тринадцатый заявители, находились в тюремной больнице.

124. В камере заявителей был телевизор. Даже если некоторое время и ходили слухи об их возможной экстрадиции в Россию, только 3 октября 2002 года из телевизионных новостей в 23 часа на "Рустави-2", они узнали о неизбежной выдаче пяти или шести из них (параграф 216). Так как ни одно имя не было названо, они не знали, к кому конкретно относится эта мера. Они не получили заранее никакой информации, ни официального извещения по этому поводу. Заявители поняли, что информация, услышанная по телевидению, соответствует действительности, когда между тремя и четырьмя часами утра сотрудники тюрьмы пришли вывести их из камеры для дезинфекции (или обыска, согласно господину Куштанашвили). Так как заявители отказались повиноваться, начальник тюрьмы назвал четыре имени, попросив этих лиц выйти. В ответ заявители потребовали дождаться наступления дня и позвать их адвокатов, в чем им было отказано. Пятнадцать сотрудников подразделения специального назначения грузинского Министерства юстиции ("спецназ"), в масках, ворвались в камеру и вывели из нее заключенных одного за другим. Они использовали дубинки и электрошокеры. Заявителей уложили на пол в коридоре и начали избивать. Четыре заявителя, которых должны были экстрадировать, были тотчас же увезены, а всех других поместили в изолятор. К четырем часам утра, господин Адаев, пятый заявитель, подлежащий экстрадиции, был приведен прямо из тюремной больницы.

125. Все заслушанные заявители подтвердили, что отказ покинуть камеру был заявлен ими только в устной форме. Они жаловались, что сотрудники спецназа избивали их, оскорбляли и «обращались с ними как с животными». Господин Исаев заявил, что в результате этого нападения у него оказались сломаны два ребра и поврежден глаз, от чего шрам остался до сих пор. У господина Куштанашвили были телесные повреждения после ударов, полученных дубинкой. Господин Ханчукаев был весь в кровоподтеках. У господина Магомадова был сломан зуб, разорвано ухо, разбита лобная кость, а так же имелись кровоподтеки на спине и на ногах. У господина Гелогаева были кровоподтеки и другие телесные повреждения (плечо и щека), а также он страдал от воспаления левой почки и ран, которые он сам назвал «незначительными» (см. параграфы 200, 201 и 211). Все заключенные были более или менее тяжело ранены. Заявители упомянули также о сломанных ребрах, о сломанных плечах у одних и залитых кровью головах у других. Согласно господам Куштанашвили и Ханчукаеву, заявителей, подлежащих экстрадиции, избили наиболее сильно. Господа Исаев, Магомадов и Ханчукаев решили, что господин Азиев умер от ран. Согласно господину Гелогаеву, у господина Азиева вероятно был разбит позвоночник, исходя из того, что он не мог идти, и что по коридору его тащили два сотрудника спецназа. У него также был поврежден глаз. Господин Гелогаев думает, что фотография господина Азиева, якобы сделанная после его выдачи российскими властями, была, возможно, копией со старой фотографии.

126. После того как неэкстрадированных заявителей поместили в изолятор, их посетил врач, который составил на бумаге список телесных повреждений каждого. Он точно замерил их кровоподтеки с помощью линейки, не оказав при этом никакой помощи. Заявители подтвердили, что впоследствии им также не предоставили никакой медицинской помощи.

127. Все заявители отрицали факт доведения до их сведения сотрудниками Генеральной прокуратуры информации о процедуре их экстрадиции. Они все подтвердили, что в тюрьме их посещали множество лиц (адвокаты, назначенные судом, следователи и прокуроры), чьих имен они не помнят. Заявители вспоминают, что встретили однажды, в отсутствие своих адвокатов, господина и девушку (параграфы 162-166), которые попросили их подписать документы, составленные на русском языке (на грузинском языке, согласно господину Куштанашвили). Заявители отказались это сделать.

128. Все заявители (за исключением господ Куштанашвили и Маргошвили) подтвердили, что они проникли в Грузию, чтобы избежать вооруженных боев в Чечне и найти там убежище. Они отрицали, что были вооружены, когда пересекли границу. Они не думали, что их задержат на границе, видя, что они добровольно шли к грузинским пограничникам, чтобы попросить о помощи. Последние перевязали им раны, прежде чем вызвать вертолет, чтобы отправить их в г. Тбилиси.

129. Все заявители подтвердили, что назвались грузинским властям вымышленными именами. За исключением господ Куштанашвили и Маргошвили (параграфы 135 и 143), они действовали так, чтобы их не экстрадировали в Россию и чтобы не подвергнуть опасности свои семьи и близких, оставшихся в этой стране, в случае своего ареста российскими властями. Господин Исаев подтвердил даже, что он устал от десяти лет войны в Чечне и чтобы не быть больше в опасности, он «с удовольствием изменил бы не только свое имя, но и свое лицо». Он утверждал, что убежден в том, что избежать экстрадиции ему удалось благодаря использованию вымышленного имени.

130. Господа Гелогаев и Ханчукаев подтверждают, что их адвокаты, назначенные судом (госпожа Маградзе, согласно господину Ханчукаеву), так же как и следователь Министерства безопасности, посоветовали заявителям сказать, что они были вооружены, пересекая границу, так как в этом случае их будут содержать в Грузии и судить здесь же. Заявители последовали этому совету.

131. Все заявители категорически отрицали, что они оказали сопротивление представителям государственной власти в ночь с 3 на 4 октября 2002 года.

ii) Особые факты, изложенные каждым из заявителей

132. Господин Исаев высказался против своей выдачи России, потому что «там нет различий между мирными гражданскими лицами, террористами и боевиками». Перед представителями прокуратуры, приходившими в тюрьму, он и его сокамерники всегда выражали желание не быть экстрадированными в Россию из-за страха перед жестоким обращением с ними в этой стране. Они попросили судить их в Грузии. У них не было никакого доступа к документам об экстрадиции. Согласно господину Исаеву (также согласно господину Куштанашвили), адвокаты, назначенные судом, следователь и представители прокуратуры попросили заявителей сообщить им свои настоящие имена, чтобы они помогли им избежать экстрадиции. Те, кто их предоставил, были сразу же экстрадированы.

133. До своего ареста в августе 2002 года господин Исаев безуспешно пытался получить статус беженца в Грузии.

134. Господин Куштанашвили подтвердил, что он по происхождению кист, грузинский пастух в пограничной зоне с Чечней. Во время бомбардировок этого региона российскими вооруженными силами в августе 2002 года он встретил семь раненных чеченцев, убегающих от опасности. Он спустился с ними по склону пограничных гор и привел их к убежищу пастухов. Сам он был ранен в ту ночь в голову. Он неоднократно заявлял, что смутно помнит обсуждаемые события из-за этой травмы.

135. Господин Куштанашвили объяснил, что, не располагая никакими финансовыми средствами, он назвал грузинским властям и врачам чужое чеченское имя для того, чтобы выжить и воспользоваться бесплатной медицинской помощью. Его грузинская национальность не стала препятствием в его экстрадиции, и он снова оказался в опасности из-за своего чеченского происхождения. В своем письме, направленном Суду 13 ноября 2002 года, этот заявитель подтвердил, что в ночь с 3 на 4 ноября 2002 года заявители выразили желание увидеть своих адвокатов, прежде чем выйти из камеры, как того требовали. Начальник тюрьмы ответил, что не будет «ни адвоката, ни следователя, и что лучше выйти по доброй воле, прежде чем он использует силу». Кроме того, господин Куштанашвили свидетельствовал в том же письме, что господина Азиева сильно ударили по голове, и его глаз практически выпал из орбиты. В последний раз он мельком успел заметить, как сотрудник спецназа «тащил его по коридору, как труп».

136. Господин Ханчукаев подтвердил, что вскоре после ареста «начали говорить об экстрадиции». Опасаясь пыток в России, он подписал документы, содержания которых он не помнит, надеясь таким образом быть осужденным в Грузии и избежать экстрадиции. Иногда, в случаях отказа поставить подпись, заявителям угрожали экстрадицией. После 4 октября 2002 года он написал грузинскому Президенту, попросив его не давать согласия на экстрадицию (параграф 80). Он подтвердил, что он все время опасался экстрадиции и жил в неопределенности. На начальной стадии делопроизводства этот заявитель подтвердил в Суде, что он не мог вернуться в Россию, принимая во внимание «геноцид чеченского народа, который Россия» якобы осуществляет «в масштабе всей страны».

137. Господин Ханчукаев не смог узнать объяснительные показания от 23 августа 2002 года, которые он отказался подписывать, согласно господину Дарбаидзе (параграфы 163-164).

138. Господин Магомадов подтвердил, что не знает, на какой стороне границы он был ранен, учитывая, что в этом месте, граница не была указана (параграф 89). Раненного осколком снаряда в голову и парализованного, его несли товарищи. Какой-то грузинский генерал прибыл на вертолете и представился начальником штаба пограничных войск. Он гарантировал заявителам, что он лично сообщит факты Президенту Грузии, и что статус беженцев будет им предоставлен. Но перед этим, генерал распорядился, чтобы об заявителах позаботились в больнице.

139. В ходе встречи с господином и девушкой из Генеральной прокуратуры (параграфы 162-166), заявителей просили подписать документы, однако без ознакомления с их содержанием. Все неэкстрадированные заявители встречались с этими лицами, но небольшими группами. Сам господин Магомадов был препровожден на эту встречу с Асланом [Ханоев он же Ханчукаев] и Бекханом [Хашиев он же Мулкоев] (см. параграф 419). Он подтвердил, что постоянно опасался экстрадиции.

140. Господин Гелогаев подтвердил, что у него был статус беженца в Грузии с февраля 2002 года (параграф 86), и что он получил этот статус в Ахметском районе, пограничном с Чечней. Затем он был снова законным путем отправлен в Чечню, через Баку (Азербайджан), надеясь перевезти свою семью в Грузию. Оказавшись на месте, господин Гелогаев начал поиск своего близкого родственника, пропавшего без вести более года назад и прибыл в Итум-Калинский район. Там он стал свидетелем вооруженных боев, между российской федеральной армией и чеченскими боевиками, которые были окружены 25 июля 2002 года. Единственный выход из этого тупика проходил через Грузию. Он получил осколок снаряда в ногу, но, тем не менее, дошел до грузинской границы и пересек ее 3 августа 2002 года. Он попросил убежища у грузинских военных и занял свое место в вертолете. В больнице в г. Тбилиси он был прооперирован, а спустя два дня его перевели в тюремную больницу.

141. Господин Маргошвили подтвердил, что в августе 2002 года он был ранен на пограничных пастбищах, в то время как пас своих баранов. Он не знает, кем он был ранен: грузинами, русскими или чеченцами. Отправленный в г. Тбилиси, господин Маргошвили лечился в тюремной больнице, где оставался в течение трех месяцев. Согласно информации, которую ему предоставили, он был задержан, потому что был вооружен. Он утверждает, что был задержан «не с оружием, а с пуховой курткой и сапогами пастуха».

142. Господин Маргошвили подтвердил, что в больнице, он был в одной палате с господином Адаевым, пятым экстрадированным заявителем. Он не упомянул о телевизоре или другом информационном источнике, откуда господин Адаев мог узнать, по примеру других экстрадированных заявителей, об угрозе быть переданным российским властям в ближайшем будущем. К четырем часам утра 4 октября 2002 года господина Адаева увезли. Господин Адаев встал и, не говоря ни слова, проследовал за служащим больницы. Лица в масках не входили в больницу, но ждали его во дворе. Когда они говорили во время пребывания в больнице, господин Адаев часто просил его отрезать ему язык, думая, что таким образом он легче перенес бы допросы в случае его экстрадиции. Господин Маргошвили твердо отказался это сделать.

143. Господин Маргошвили подтвердил, что он не сам приписал себе чужое имя. Привезенный в больницу в тяжелом состоянии, очнувшись, он обнаружил, что был назван господином Тепсаевым. Даже если он поначалу и был рад бесплатному медицинскому уходом благодаря этому имени, вскоре он оспорил применение к нему этого имени в больнице, а затем и в суде.

b) Факты, изложенные сотрудниками государственных органов

i) сотрудники тюрьмы

144. Суд заслушал господина А. Далакишвили, оперативного инспектора СИЗО N 5 г. Тбилиси, работавшего в ночь с 3 на 4 октября 2002 года, господина Бучукури, сотрудника Управления исполнения наказаний при Министерстве юстиции, также работавщего в ту ночь, господина Е. Кердикошвили, главного инспектора службы конвоя иностранных граждан Управления исполнения наказаний, и господина Н. Чиквиладзе, сотрудника Управления исполнения наказаний, начальника службы безопасности СИЗО N 1.

145. Все эти лица согласованно заявили, что они не были официально информированы о грядущей экстрадиции заявителей и лишь позднее, утром 4 октября 2002 года, они узнали о том, что пять чеченских заключенных должны быть экстрадированы. Господа Бучукури и Далакишвили подтвердили, что, будучи на службе, они не могли смотреть телевизор и быть в курсе дела. Согласно господину Чиквиладзе, только начальник тюрьмы, его помощники и глава секретариата тюрьмы («специальный отдел») были информированы о неизбежной выдаче заявителей. Сам он узнал из средств массовой информации, что четыре или пять чеченских заключенных будут экстрадированы, но никто из тюремных сотрудников не знал их имен.

146. Вышеупомянутые лица подтвердили, что 13 или 14 чеченских заключенных находились в одной камере. Согласно господину Чиквиладзе, так было решено ввиду их религиозных убеждений, чтобы заключенным было легче выполнять их ежедневные обряды.

147. 4 октября 2002 года к четырем часам утра, вышеупомянутым тюремным сотрудникам сообщили о громком шуме, доносившемся из камеры N 88. Господин Далакишвили попросил надзирателя проверить, что там происходит. Последний, посмотрев в глазок двери, увидел, что заключенные разбирали кровати, что-то выкрикивая на иностранном языке. Согласно господину Чиквиладзе, с определенного момента, надзиратель не смог больше следить за событиями в камере, так как заключенные закрыли глазок изнутри. Господин Далакишвили в письменном виде доложил о ситуации начальнику тюрьмы, который все еще находился на работе. По его приказу господа Далакишвили, Бучукури и Чиквиладзе, так же как и другие сотрудники, в сопровождении помощника начальника тюрьмы, направились в камеру, чтобы выяснить обстановку. Начальник приказал открыть камеру. Согласно господину Далакишвили, они надеялись поговорить с заключенными. Когда дверь приоткрылась, они обнаружили камеру в беспорядке, услышали крики и увидели, как в их направлении бросают куски металла и кирпичей. Господин Чиквиладзе, крича, приказал немедленно закрыть дверь. Он приказал не открывать ее до тех пор, пока он не доложит о положении дел начальству Управления исполнения наказаний. Что касается господина Далакишвили, то он не понял причин такого необузданного поведения и посчитал, что скоро поднимется бунт. Исходя из этого, он усилил штат надзирателей на этом этаже.

148. Вернувшись в администрацию, господин Чиквиладзе увидел, что начальник Управления исполнения наказаний был уже на месте в сопровождении десятка лиц. Тогда ему официально заявили, что четырех заключенных должны увезти ввиду их экстрадиции. Транспорт ожидал в соседнем дворе, и администрация аэропорта была предупреждена. В сопровождении начальника Управления исполнения наказаний начальник тюрьмы и его помощники, сотрудники тюрьмы, вновь вернулись к камере. Начальник тюрьмы вошел туда первым, держа в руке четыре досье с сургучной печатью, на заключенных, которые подлежали экстрадиции. Лица, сопровождающие его, проследовали за ним. Согласно господину Кердикошвили, заключенные стояли на своих постелях и бросали чашки, тарелки и другие предметы в их направлении. Начальник сообщил им, что в камере должна быть проведена уборка, и что камеру надо освободить. По словам господина Чиквиладзе начальник сослался на необходимость обыска в камере. Заключенные отказались повиноваться, сразу же перейдя к нападению.

149. Заслушанные работники тюрьмы единогласно подтвердили, что заявители были вооружены кусками металла, вырванными из кроватей, частями арматуры из решеток, и брюками с кирпичами, завязанными на концах и использованными в качестве оружия.

150. По этому вопросу господин Чиквиладзе пояснил, что здание СИЗО N 5 построено в 1887 году, и его стены до такой степени разрушены, что кирпичи можно легко вытащить рукой. Господин Далакишвили также подтвердил, что стены там ветхие и что кирпичи можно достать голыми руками. Впоследствии, присутствуя на месте происшествия в исправительном учреждении (параграф 96), господин Чиквиладзе констатировал поврежденные стены камеры и искореженные металлические каркасы кроватей. Водопроводная труба над умывальником была вырвана.

151. После того, как вход начальника тюрьмы в камеру спровоцировал открытую атаку, сотрудники сил специального назначения в масках, скрывавшиеся до этого на лестницах, вмешались по приказу начальника. Господа Далакишвили и Чиквиладзе считают, что использование спецназа было необходимо, учитывая интенсивность сопротивления, оказанного заключенными. Они единогласно заявили, что в камере началась рукопашная схватка между заключенными и сотрудниками спецназа. Согласно господину Бучукури, последние, предоставляемые в распоряжение администрации тюрьмы в случае необходимости, обычно вооружены только дубинкой и практически не могут войти в тюрьму вооруженные иначе.

152. Согласно господину Далакишвили, заявители узнали о выдаче по телевидению. Господин Чиквиладзе предполагает, что они могли незаконно иметь при себе мобильные телефоны или могли слушать радио в камере. В соседних камерах были телевизоры и содержавшиеся там лица могли легко сообщить заявителям эту новость.

153. Господин Далакишвили подтвердил, что, когда он вошел в камеру, следуя за начальником тюрьмы, он был ранен в локоть и в колено ударом импровизированного "копья" сделанного заключенными (параграф 205). Тем не менее, он возвратился в свой кабинет, куда были приведены для осмотра неэкстрадированные заключенные. Господин Далакишвили отметил тогда, что все заявители были очень грязными, но ни у кого не шла кровь. Он считает, что он бы заметил, если бы у господина Магомадова было порвано ухо (параграф 125). Не выявив никаких телесных повреждений у заключенных и убедившись, что заключенные не нуждаются в медицинской помощи, господин Далакишвили не стал немедленно вызывать врача. Заключенные, подлежащие экстрадиции, были приведены позже, он не видел их в своем кабинете и, таким образом, не мог видеть господина Азиева.

154. В конце своего дежурства господин Далакишвили, обнаружив демонстрантов перед зданием тюрьмы, узнал, что речь идет о выдаче заключенных. Все же учитывая свои функции, он удивился, что не был введен администрацией в курс дела, чтобы как обычно предупредить накануне подлежащих переводу заключенных. Он объяснил Суду, что обычно подписанное и запечатанное письменное извещение направляется ему начальником секретариата тюрьмы, который заведует личными делами заключенных. В ответ на это извещение он, со своей стороны, проверяет документы, за которые он отвечает и предупреждает заинтересованное лицо о часе его отправления, чтобы тот мог подготовиться. В данном деле эта процедура не была соблюдена.

155. Господин Бучукури подтвердил, что он был ранен в ногу металлическим предметом (параграф 204), кровь текла из раны, и он сразу вернулся в здание администрации СИЗО, чтобы его перевязали. Рана не была серьезной, и на лечение потребовалось только десять дней.

156. Господин Кердикошвили дал показания, что по прибытии в тюрьму, он узнал о том, что заключенные отказались покинуть камеру, но никто не объяснил ему причин этого отказа и необходимости вывести их. Последовав за начальником СИЗО в камеру, он был ранен в руку (параграф 204) и немедленно спустился в санчасть. Другие сотрудники СИЗО также были ранены, и тюремный врач оказал им помощь.

157. Согласно господину Чиквиладзе, после входа начальника СИЗО в камеру, двое или трое заключенных встали наверх двухъярусных кроватей, вооруженные металлическими предметами. Один из них много раз целился в господина Чиквиладзе, но все-таки не попал в него. Тогда один из сотрудников спецназа отодвинул его, чтобы защитить. Четверо заключенных, чьими запечатанными документами размахивал начальник, проявили больше всего агрессии и двое других заключенных напрасно пытались их успокоить.

158. Он считает, что заключенные могли быть ранены, как и сотрудники государственных органов, учитывая рукопашную схватку в камере.

ii) Сотрудник сил специального назначения Министерства юстиции

159. М.З. Шешберидзе объяснил, что специальные силы располагаются в здании около тюрьмы N 5, куда их сотрудники могут добежать за десять минут. В рассматриваемую ночь, он и около пятнадцати его коллег участвовали в урегулировании ситуации в камере N 88. Не зная причин беспорядков, группа расположилась на лестницах около камеры, откуда доносились шум и крики на иностранном языке. Начальник СИЗО направился к камере, но возвратился несколькими минутами позже с просьбой вмешаться. Они исполнили и завершили свою миссию «после небольшого сопротивления». Заключенные были вооружены металлическими предметами, и чем-то вроде оружия, изготовленного из брюк, заполненных плотной массой. Господин Шешберидзе объяснил, что он и его коллеги действительно были в масках, в соответствии с инструкциями. Однако они не носили жилетов или другого защитного обмундирования. Каждый был вооружен только резиновой дубинкой, у них не было электршокеров или другого вооружения. Они уложили заключенных в коридоре и передали их работникам тюрьмы, прежде чем уйти. Вечером он узнал по телевидению, что заключенные были выведены из камеры для экстрадиции.

160. Господин Шешберидзе подтвердил, что получил небольшую рану (параграф 204 ). Он опроверг тезис, согласно которому он и его коллеги беспощадно избили заявителей и оскорбили их.

iii) Представители Генеральной пПрокуратуры

161. Суд заслушал господина Л. Дарбаидзе и госпожу А. Надареишвили, на момент событий являлись прокурорами-стажерами Генеральной прокуратуры, господина П. Мсхиладзе, директора отдела международных отношений Генеральной прокуратуры, и господина Н. Габричидзе, экс-генерального прокурора Грузии.

162. Господин Дарбаидзе пояснил, что под контролем господина Мсхиладзе, своего начальника, он отвечал за выполнение различных задач в рамках дела о спорной экстрадиции. Господин Мсхиладзе, в частности, попросил его нанести визит заявителям в следственный изолятор, проинформировать их о том, что вопрос об их экстрадиции рассматривается Генеральной прокуратурой и попросить у них объяснений, касающихся их национальности. Он осуществил этот визит 23 августа 2002 года со своей коллегой стажером, госпожой Надареишвили, без присутствия адвокатов, так как речь «не шла о допросе, а об информационном расследовании». В тот день они встретились только с пятью заявителями.

163. В отдельной комнате господин Дабраидзе побеседовал вначале с господином Ханчукаевым на русском языке. Последний дал устные объяснения, но отказался подписать соответствующий документ и тем самым формально подтвердить свои слова (параграф 137). Препровожденный в комнату, где находились другие заключенные, господин Ханчукаев сказал им что-то по-чеченски. Тогда заключенные коллективно отказались «давать требуемые объяснения и подписывать соответствующий документ», по причине отсутствия адвоката и переводчика с чеченского языка.

164. Обсуждаемый документ, который господин Ханчукаев отказался подписать, является объяснениями для Генерального прокурора. Он содержит слова этого заявителя, который подтвердил, что является чеченцем и что родился в 1981 году в г.Грозный. Прибыв в Грузию 4 августа 2002 года, он был задержан грузинскими властями. После нескольких дней в следственном изоляторе Министерства безопасности, он был переведен в следственный изолятор N 5 г. Тбилиси. Во время ареста его проинформировали, что он задержан за незаконное пересечение границы. В конце документа, читаем: «Заключенный отказался подписать этот документ, требуя помощи адвоката». Документ составлен господином Л. Дарбаидзе, прокурором-стажером. Согласно протоколу той же встречи, подписанному только господином Дарбаидзе и госпожой Надареишвили, они напрасно пытались «добиться от заявителя объяснений по вопросу его выдачи».

165. Столкнувшись с отказом вступить в контакт, господин Дарбаидзе был вынужден отложить обсуждение для того, чтобы найти переводчика. Господин П. Мсхиладзе, его начальник, договорился с бригадой следователей из Министерства безопасности (см. параграф 190) чтобы после допроса, назначенного на 13 сентября 2002 года, господин Дарбаидзе встретился с заявителями. Он гарантировал господину Дарбаидзе, наличие адвокатов и переводчика с чеченского языка.

166. 13 сентября 2002 года в сопровождении госпожи Херьяновой, его коллеги, господин Дарбаидзе отправился в следственный изолятор. Он встретился с господином Саидаевым, переводчиком, нанятым Министерством безопасности (параграф 189). Он объяснил ему «что ввиду текущего производства по делу об экстрадиции, он хотел бы получить объяснения от чеченских заключенных, чтобы, наконец, установить их гражданство». Переводчик перевел эти слова, но, не зная чеченского, господин Дарбаидзе не смог оценить точность данного перевода. В ответ заявители снова отказались предоставить информацию, так же как и подписывать соответствующие документы, составленные на русском языке. Тем не менее, эти документы были им зачитаны.

167. Представители заявителей отметили, что господин Дарбаидзе не фигурировал ни в одном из двух «реестров посещения граждан, адвокатов и следователей в следственном изоляторе N 5» в периоды с 5 августа по 12 сентября и с 13 сентября по 17 октября 2002 года. В ответ, господин Дарбаидзе объяснил, что 23 августа и 13 сентября 2002 года его имя было внесено не в эти реестры, а в «реестр посещения комнаты для допроса» следственного изолятора. Так как прокурорам не требуется пропуск как остальным посетителям, адвокатам и следователям, и они могут попасть в следственный изолятор просто при наличии профессионального удостоверения, его имя не могло фигурировать в реестрах посещений, упомянутых адвокатами. В соответствии с этим, его имя также не значится в «реестре запросов на привод заключенного», принимая во внимание, что оба раза, он обнаружил заявителей в комнате для допроса, куда те были приведенны туда по просьбе следователей Министерства безопасности (параграф 190).

168. Господин Дарбаидзе объяснил, что Министерство юстиции, ответственное за исполнение решений об экстрадиции, было проинформировано сразу после принятия соответствующего решения от 2 октября 2002 года (параграф 178). Господин П. Мсхиладзе в тот же день лично проинформировал по телефону адвокатов заявителей во внутренних судебных инстанциях и, более того, в письменном виде уведомил их о решении об экстрадиции. Господин Дарбаидзе указал, что припоминает, что он вроде бы обращался по этому вопросу в контору адвокатов.

169. Согласно господину Дарбаидзе, ни грузинский Уголовно-процессуальный кодекс, ни какой-либо иной нормативный акт не устанавливал, на время событий, процедуры обжалования решения об экстрадиции. В ч. 4 статьи 259 этого кодекса дается лишь неясный намек на это (параграф 254). Этот недостаток был исправлен в ходе рассмотрения дела Алиева в Верховном Суде Грузии (параграф 258).

170. Господин Дарбаидзе пояснил, что в ответ на возражения адвокатов, утверждающих, что ни их клиенты, ни они сами не были проинформированы о процедуре и решениях об экстрадиции, он связался с господином Сайдаевым в декабре 2002 года, попросив его дать нотариально удостоверенные показания о том, что он действительно был в тюрьме 13 сентября 2002 года и поставил в известность заявителей о процедуре их экстрадиции. Он представил в Суде данный нотариальный акт (параграф 196).

171. Госпожа Надареишвили подтвердила, что в Генеральной прокуратуре она занималась делом экстрадиции, о которой идет речь. 23 августа 2002 года она вместе с господином Дарбаидзе встретилась лишь с пятью из заявителей в комнате для допросов следственного изолятора N 5 г. Тбилиси. Столкнувшись с отказом сотрудничать, они не попросили привести других заявителей, как планировалось ранее. Они хотели получить информацию, касающиюся дат и мест рождения заявителей, а также их гражданства. Они проинформировали заявителей, что занимаются в Генеральной прокуратуре вопросами их экстрадиции, и не являются следователями. Если изначально заявители делали вид, что не говорят по-русски, то потом они подтвердили на этом языке, что не хотят возвращаться в Россию, и что некоторые из них являются грузинами по национальности. Этот разговор проходил без адвокатов и переводчика.

172. Объясняя отсутствие своего имени в реестре посетителей следственного изолятора, госпожа Надареишвили заявила, что не знает процедуры доступа в изолятор, потому что в тот день она пошла туда в первый и последний раз.

173. Господин Мсхиладзе, вышестоящий начальник господина Дарбаидзе и госпожи Надареишвили, пояснил, что грузинская Генеральная прокуратура не была удовлетворена документами, представленными российскими властями для обоснования запроса об экстрадиции заявителей, и полученными в рамках визита господина Устинова в Грузию (параграфы 62 и 63). Подтвердив факты, изложенные в параграфах 62-64, 67-69 и 71-72, господин Мсхиладзе подчеркнул тот факт, что грузинские власти потребовали от своих российских коллег твердых гарантий, касающихся судьбы заявителей в случае их выдачи. Он напомнил, что речь шла не о гарантиях общего порядка, а об индивидуальных гарантиях, полученных для каждого из них, поименно упомянутых в письмах. Принимая во внимание, что эти заверения исходили от российской Генеральной прокуратуры, и что прокуратура поддерживает обвинение в ходе уголовных процессов в России, грузинские власти имели все основания полагать, что применение смертного приговора в отношении заявителей не будет затребовано. Они также приняли в расчет тот факт, что с 1996 года в России действует мораторий на применение смертной казни, и что применение этого наказания было запрещено Постановлением Конституционного суда Российской Федерации от 2 февраля 1999 года. Учитывая «некоторые сомнения», которые у них были, грузинские власти потребовали тех же гарантий в отношении бесчеловечного или унижающего человеческое достоинство обращения. Только получив достаточные гарантии, грузинская Генеральная прокуратура приступила к рассмотрению запроса об экстрадиции.

174. Господин Мсхиладзе не отрицал, что Генеральная прокуратура послала российским властям фотографии заявителей, сделанные в Грузии, но он твердо отклонил версию о том, что российская сторона использовала эти те же фотографии в своем запросе на экстрадицию или в документах, приложенных к этому запросу. На самом деле, российские власти предоставили фотографии заявителей, фигурирующие на формулярах N 1 (см. примечание на странице 12). Согласно господину Мсхиладзе, эта версия возникла из-за того, что по просьбе бригады следователей Министерства безопасности, ответственной за ведение дела о нарушении границы, Генеральная прокуратура представила российской стороне запрос о помощи в данном уголовном деле в соответствии с Минской Конвенцией. Этот запрос, сопровождаемый фотографиями заявителей и дактилоскопической пленкой, должен был способствовать установлению личностей обвиняемых и был бы оформлен в конце августа 2002 года. Поскольку запрос об экстрадиции с фотографиями заявителей и другие документы были представлены 6 августа 2002 года, то это не могли быть одни те же фотографии.

175. Что касается идентификации экстрадированныхзаявителей, то господин Мсхиладзе пояснил, что постановления о возбуждении уголовных дел в России включали их настоящие имена, и что сами заявители никогда не оспаривали этот факт. В то же время, их личности были установлены посредством актов установления личности, составленных в России, фотографиям, удостоверениям личности и формуляру N 1, представленному российскими властями. Более того, согласно Министерству юстиции Грузии, эти лица не являются и никогда не являлись грузинскими гражданами. Министерство по делам беженцев подтвердило также, что они не фигурируют в списке беженцев. Таким образом, решение об экстрадиции от 2 октября 2002 года не было результатом поспешной процедуры. В течение двух месяцев, Генеральная прокуратура внимательно изучала детали, доказывающие, что заявители действительно обвиняются в серьезных преступлениях в России, что они действительно граждане Российской Федерации, и что они защищены твердыми гарантиями, данными российскими властями.

176. Господин Мсхиладзе считает, что процедура выдачи была достаточно прозрачной. Прокуроры-стажеры, которых он контролировал, проинформировали заявителей в соответствие с требованиями о процедуре экстрадиции и получили информацию об ихгражданстве. Заявители также были проинформированы при помощи средств массовой информации. Адвокаты экстрадированных заявителей могли, таким образом, воспользоваться ч. 4 статьи 259 Уголовно-процессуального кодекса (параграф 254) и обратиться в суд на любой стадии производства по делу, поскольку такое ходатайство приостановило бы исполнение решений об экстрадиции. Однако господин Мсхиладзе согласился, что он не знает случаев применения вышеупомянутой ч. 4 статьи 259, до дела Алиева (параграф 258). Он напомнил, что в последующем решении Верховного суда по этому делу, три заявителя имели возможность оспорить решение о своей экстрадиции (параграфы 83 и 84).

177. Что касается доступа к документам об экстрадиции, то господин Мсхиладзе объяснил, что хотя адвокаты заявителей и просили их для ознакомления, в доступе им было отказано, на том основании, что у самих сотрудников Генеральной Прокуратуры, ведущих дело была потребность в изучении этих документов. В любом случае, адвокаты не смогли бы их изучить, кроме как в случае обращения в суд с заявлением об оспаривании процедуры экстрадиции.

178. Господин Мсхиладзе подтвердил, что к 13 часам 2 октября 2002 года лично передал копии решений об экстрадиции, сделанные в тот же день в полдень, уполномоченному лицу из Министерства юстиции для исполнения. Он также проинформировал по телефону госпожу Хиджакадзе и Габаидзе (параграфы 212 и след.), адвокатов заявителей. Так как он не мог связаться с госпожой Арабидзе, он попросил своих коллег передать ей это известие. Затем, он доставил этим адвокатам письмо с копиями решений в приложении. Господин Мсхиладзе предоставил Суду копию этого письма – уведомления, которое в то же время информирует адвокатов, что они имеют право обратиться в суд в интересах их клиентов. Так как он не смог послать копию письма факсом ввиду проблем с электричеством, частых в Грузии, господин Мсхиладзе попросил господина Дарбаидзе предоставить письмо адвокатам для ознакомления (параграф 168). Так как последние отсутствовали, господин Дарбаидзе передал послание работнику офиса. На копии письма, предоставленной господином Мсхиладзе Суду, подпись внизу страницы почти полностью стерта и неразборчива, ей предшествуют слова «подтверждаю получение 2 октября 2002 года».

179. Господин Мсхиладзе категорически отклонил версию вышеупомянутых адвокатов, согласно которой экстрадиция происходила тайно. Он считает, что и в отсутствие точного указания даты исполнения решения об экстрадиции, между 2 и 4 октября адвокаты располагали достаточным временем, чтобы обратиться суд.

180. Что касается якобы вызывающего тревогу состояния господина Азиева, господин Мсхиладзе не исключил, что он был ранен во время сопротивления, оказанного сотрудникам отряда специального назначения, и что журналисты не захотели снимать его в аэропорту. В любом случае, в аэропорту представители Красного Креста осмотрели каждого из заявителей. Господин Азиев был впоследствии показан по российскому телевидению и заснят на пленку в момент заключения под стражу.

181. Господин Мсхиладзе отклонил аргумент госпожи Мухашаврия, которая считает, что заключение заявителей под стражу было напрямую связано с подачей господином Устиновым запроса об их экстрадиции.

182. Господин Габричидзе сообщил, что 6 августа 2002 года господин Устинов отправился в Грузию, сопровождаемый своим помощником, несколькими сотрудниками российской Генеральной прокуратуры и специальной охраной. Главная причина его визита состояла в том, чтобы обсудить тревожное положение в Панкисском ущелье в Грузии, которое граничит с Чечней. По этому случаю, он представил запрос об экстрадиции заявителей, подкрепленный определенными документами. Господин Габричидзе сразу отказал в этой просьбе по причинам, изложенным выше в параграфах 62 и 63. Господин Устинов не оспорил этого решения, попросив, тем не менее, ускорить процедуру.

183. Согласно господину Габричидзе, процесс экстрадиции проходил в атмосфере максимальной прозрачности, с учетом того, что об этом говорили средства массовой информации, а Генеральная прокуратура регулярно организовывала пресс-конференции по этому вопросу. Во время этого процесса от российских властей были получены твердые гарантии, исключающие применение смертной казни и бесчеловечного и унижающего человеческое достоинство обращения, а также гарантии доступа к квалифицированной юридической помощи. Был также принят во внимание тот факт, что с 1996 года в России действовал мораторий на применение смертной казни, и применение этого наказания было практически невозможным согласно Постановлению Конституционного суда от 2 февраля 1999 года. Сам он, исполняя обязанности Генерального прокурора, не имел никакой причины сомневаться в надежности гарантий страны-члена Совета Европы.

184. Когда он решил, что в его распоряжении достаточно оснований, чтобы согласиться на выдачу пяти заявителей, он связался со своим российскм коллегой, попросив его лично проконтролировать ход предварительного расследования в России и позаботиться о том, чтобы процессуальные права этих лиц были полностью соблюдены. Он даже созвонился по телефону с господином С.Н. Фридинским, помощником российского Генерального прокурора, ответственного за Северно–Кавказкий федеральный округ, который предоставил ему устные гарантии и уверил его в соблюдении тех гарантий, которые уже были даны в письменном виде.

185. После того, как решение об экстрадиции пяти заявителей было принято, его исполнение зависело только от прибытия российского самолета. Господин Габричидзе попросил господина Мсхиладзе немедленно проинформировать об этом решении адвокатов заявителей. Он полагал, что поставленные в известность адвокаты могли бы оспорить решение об экстрадиции в суде. В то же время, господин Габричидзе выяснил, что единственное положение Уголовно-процессуального кодекса по этому вопросу сформулировано в общих чертах, не определяет ни процедуры, ни сроков отсрочки и не определяют суд, которому надлежит рассматривать дело. Он согласился, что в условиях этого законодательного пробела и при совершенном отсутствии практики, упущение возможности обратиться в суд нельзя вменять в вину исключительно адвокатам. Между датой ратификации Грузией Минской Конвенции в 1996 году и октябрем 2002 года в Грузии не было ни одного случая судебного ходатайства против решения об экстрадиции. Господин Габричидзе подчеркнул необходимость реформировать грузинское законодательство по этому вопросу.

186. В ответ на слухи, касающиеся смерти господина Азиева, господин Габричидзе позвонил своим российским коллегам и был успокоен господином Фридинским, что этот заключенный жив и его состояние здоровья удовлетворительное. После этого он регулярно звонил господину Фридинскому, который информировал его о ходе процесса вплоть до предоставления ему мельчайших деталей. Это позволило господину Габричидзе считать, что господин Фридинский, как и обещал, внимательно следит за делом и держит ситуацию заявителей под контролем. В завершение, господин Габричидзе подтвердил, что, если бы грузинские власти имели намерение подвергнуть заявителей незаконной экстрадиции, они бы передали их 6 августа 2002 года господину Устинову, сопровождаемому для этой цели специальной охраной (параграф 182).

iv) Главный следователь, ответственный за уголовное дело о нарушении границы

187. Сотрудник Министерства безопасности, господин Бакашвили, руководил бригадой следователей в деле о нарушении границы, возбужденном против заявителей. Он лично вел дела господ Ханчукаева, Гелогаева, Хашиева, Магомадова, Баумурзаева и Адаева. Среди этих заявителей только у господина Адаева был советский паспорт, свидетельствующий, что он является Асланом Лечиевичем Адаевым, гражданином Российской Федерации, рожденным 22 июля 1968 года. Личности других вышеупомянутых заявителей были установлены вначале согласно их собственным утверждениям. Затем через Генеральную прокуратуру российским властям был направлен запрос о помощи в уголовном деле (см. параграф 174). На основании «протоколов опознания по показаниям третьих лиц при помощи фотографий», показаний соседей и близких родственников заявителей и других документов, предоставленных российскими властями, стало возможным установить, что господин Ханоев является Ханчукаевым Асланбеком Атуевичем, господина Миржоева зовут в действительности Гелогаев Руслан Ахмедович, господина Хашиева зовут Мулкоев Бекхан Сейдхатаневич, господин Усманов является Магомадовым Ахмадом Лечиевичем, а господина Баймурзаева зовут Алханов Хусейн Мовладиевич.

188. По поводу утаивания своих настоящих имен заявители сообщили следователю, что опасались преследования своих семей и близких, оставшихся в Чечне. Они признали, что они были вооружены, когда пересекали грузинскую границу и готовы сотрудничать со следователем. Они не заявляли открыто о своем страхе быть экстрадированными в Россию, а просто подтвердили много раз, что не желают этого.

189. Расследование проводилось на чеченском языке с помощью господина Саидаева, переводчика, нанятого на основании трудового соглашения. Все заявители очень хорошо говорили на русском языке и вне допросов беседовали с ним на русском.

190. Господин Бакашвили пояснил, что однажды он находился с переводчиком и адвокатами заявителей, чьи дела он рассматривал, в комнате для допроса СИЗО N 5. Другие следователи его группы работали с другими заявителями в соседних помещениях. Переводчик помогал каждому из следователей по очереди. Когда он уже уходил, выходя из комнаты, он встретил господина Дарбаидзе, в сопровождении коллеги, который ему объяснил, что запрос об экстрадиции заявителей был рассмотрен в Генеральной прокуратуре, и что ему нужно получить информацию по поводу их гражданства. Господин Бакашвили ответил, что он не уполномочен заставлять переводчика или адвокатов помогать прокурору в решении этой задаче. Он ему посоветовал переговорить непосредственно с ними.

191. Господин Бакашвили подтвердил, что в отличие от следователя, прокурор не нуждается в пропуске и может войти в тюрьму при наличии своего профессионального удостоверения

c) Факты, изложенные переводчиком

192. Господин Т. Сайдаев, студент факультета международного права, подтвердил, что был нанят переводчиком следственной группой Министерства безопасности. Он подтвердил, что он встречал господина Дарбаидзе в СИЗО N 5 единственный раз 13 сентября 2002 года (параграф 166). В этот день он находился в комнате для допросов с пятью или шестью чеченскими заключенными. Господин Дарбаидзе, сопровождаемый коллегой, пришел как представитель Генеральной прокуратуры. Он ему объяснил на грузинском языке, что занимается вопросом об экстрадиции и нуждается в информации, касающейся гражданства этих заключенных (см. параграф 166). По случаю господин Дарбаидзе спросил его, где он так хорошо научился говорить на грузинском и чеченском языках. Считая, что до сих пор речь шла просто о взаимном представлении, господин Сайдаев спросил прокурора, что ему нужно перевести заключенным. Тогда господин Дарбаидзе попросил его узнать, согласны ли заявители предоставить ему информацию, необходимую для установления их гражданства. Переводчик перевел этот вопрос на чеченский. Заключенные ответили, что они не дадут никакой информации по этому вопросу. Услышав перевод этого ответа, господин Дарбаидзе сразу же ушел.

193. Господин Сайдаев подтвердил, что адвокаты не присутствовали во время этого разговора, и что никакая индивидуальная беседа с заявителями прокурором не велась. Господин Дарбаидзе попросил его задать вышеупомянутый вопрос заключенным и вышел из комнаты после их отказа. Он не передавал им никакого документа. Господин Сайдаев утверждал, что в тот день он оказал господину Дарбаидзе полностью случайную услугу, не обусловленную договорными или дружескими отношениями.

194. Господин Сайдаев показал, что во время расследования заявители много раз говорили между собой на чеченском языке о процедуре экстрадиции и, по его словам, уже одно это слово их пугало. Эти разговоры всегда вскрывали сомнения и опасения. В течение встречи, предшествующей встрече 13 сентября 2002 года, господин Бакашвили спросил заявителей об их пожеланиях, а также об их потребности в услугах врача. Заключенные ответили, что они в чем не нуждаются, кроме как в том, чтобы не быть экстрадированными. Они пояснили, что смотрели телевизор в своей камере и услышали, что могут быть экстрадированны в Россию.

195. По вопросу нотариального акта от 6 декабря 2002 года (параграф 170), господин Саидаев пояснил, что после их встречи 13 сентября 2002 года, господин Дарбаидзе приходил к нему домой, прося его засвидетельствовать у нотариуса, что в его присутствии он встречался с заявителями и они отказались разговаривать. Он нуждался в этом подтверждении из-за проблем с вышестоящим начальством.

196. В указанном нотариально заверенном акте, озаглавленному «Заявление заместителю Министра юстиции» и составленному господином Сайдаевым от руки, последний свидетельствует:

«13 сентября 2002 в СИЗО N 5 г. Тбилиси я помогал в качестве переводчика следователям Министерства безопасности в рамках дела господина А. Адаева, господина T. Баймурзаева и других (в общей сложности 13 лиц). По окончании работы следователей господин Л. Дарбаидзе, прокурор-стажер Отдела международных отношений при Генеральной прокуратуре, пришел, чтобы допросить этих чеченских заключенных. Вначале он их проинформировал, что вопрос их выдачи является предметом рассмотрения Генеральной прокуратурой, а затем попросил их предоставить ему объяснения, необходимые для установления их национальности. Чеченские заключенные отказались от этого, о чем господин Дарбаидзе составил протокол и предложил им его подписать. Заключенные отказались подписать этот документ. Прокурор и заключенные общались при моем посредничестве.»

197. Господин Сайдаев пояснил Суду, что у нотариуса господин Дарбаидзе продиктовал ему этот текст. Он подтвердил, что совершил ошибку, не обратив внимания на фразу об экстрадиции, проскользнувшую в текст. Поскольку господин Дарбаидзе сказал ему, что необходимо просто подтвердить его присутствие в тюрьме 13 сентября 2002 года, а также отказ заявителей предоставить информацию, то господин Сайдаев сконцентрировался на этих двух пунктах и пренебрег остальным текстом, не зная, какие последствия это за собой повлечет.

198. В завершение господин Сайдаев подчеркнул, что 13 сентября 2002 года заявители не были проинформированы господином Дарбаидзе с его помощью о процедуре их экстрадиции.

d) Факты, изложенные медицинским экспертом

199. Господин K. Ахалкацишвили провел обзор отчетов, которые он предоставил 4 октября 2002 года по результатам медицинского осмотра господ Ханчукаева, Гелогаева, Хашиева, Иссаева и Баймурзаева, заявителей, господина Шешберидзе, сотрудника сил специального назначения и господ Кердикошвили, Далакишвили, Бучукури, Самадашвили и Ковзиридзе, работников тюрьмы. Он пояснил, что, действуя по инструкции Управления исполнения наказаний Министерства юстиции, он также принял в расчет в этих докладах протоколы врача СИЗО N 5.

200. Из этих отчетов следует, что у господина Ханчукаева были телесные повреждения на правом боку, многочисленные кровоподтеки на спине и плечах, размерами соответственно 9x1 см, 9x4 см, 6x3 см, 3,5x3 см, 5x1 см, 4,5x1 см, 12x1 см, 12,2x1 см, 10x1 см и 10x0,8 см, пять кровоподтеков на лице вокруг носа и губ, и кровоподтек на правом колене. У господина Гелогаева было пять кровоподтеков на лбу, размерами соответственно 2x0,5 см, 1x0,1 см, 0,5x0,1 см, 2,5x0,2 см и 3x0,8 см, кровоподтек 3x2 см на щеке, кровоподтек 4x1,5cm вокруг челюсти и кровоподтек 4x3 см на правом плече. У господина Магомадова был кровоподтек 3x1 см на лбу, кровоподтек 4x3 см на щеке, кровоподтек, покрывающий полностью ухо, кровоподтек 4x4 см на правом виске, кровоподтеки вокруг суставов на запястьях обеих руках, кровоподтек 22x2 см на левом боку и кровоподтек 5x2 см на левом колене (см. эти протоколы с заявлениями заявителей; параграф 125).

201. Эти телесные повреждения господ Ханчукаева, Гелогаева и Магомадова явились следствием ударов, нанесенных твердыми тупыми предметами, и действительно были получены 4 октября 2002 года. Они квалифицировались, как легкие телесные повреждения, ненаносящие ущерб здоровью.

202. У господ Хашиева и Баймурзаева не было никаких жалоб или следов ударов или насилия.

203. У господина Исаева была большая гематома вокруг правого глаза и два кровоподтека на лбу, каждый размером 1x1 см (параграф 125). Эти телесные повреждения явились следствием ударов, нанесенных твердыми тупыми предметами и относились к легким телесным повреждениям, не наносящим вреда здоровью.

204. У господина Кердикошвили была рана 6x0,1 см на правом плече и две раны, каждая 0,5x1 см и 0,3x0,1 см, вокруг левого запястья. Эти телесные повреждения явились следствием ударов, нанесенных острым предметом, и относились к легким телесным повреждениям, не причинившим ущерб здоровью. Господин Шешберидзе испытывал боли при ходьбе. У него были два кровоподтека 3x2,5 см и 0,8x0,5 см на опухшей левой лодыжке. У господина Далакишвили опухшее левое колено в области сустава и кровоподтек 3x2,5 см. У господина Бучукури был кровоподтек 3x2 см на левой лодыжке и кровоподтек 1x1 см на левом яичке. У господина Самадашвили был кровоподтек 5x3 см на правой стороне груди и кровоподтек 1,5x1 см на правой лодыжке. У господина Ковзиридзе был кровоподтек 2x1,5 см на правой руке и кровоподтек 3,5x3 см на левой ноге. Эти телесные повреждения явились следствием ударов, нанесенных твердыми тупыми предметами, и были нанесены 4 октября 2002 года. Они были отнесены к легким телесным повреждениям, ненаносящим ущерб здоровью.

205. Господин Далакишвили передал в Суд материалы медицинского обследования, а также свидетельство, согласно которому он был прооперирован в декабре 2003 года на левом колене ввиду нарушения крестообразного сухожилия.

e) Отрывки из «личных дел заключенных» заявителей

206. В ответ на запрос Суда грузинское правительство предоставило в его распоряжение в г. Тбилиси личные дела заключенных заявителей. Таким образом, выявилась следующая медицинская информация.

207. Из медицинской справки от 6 августа 2002 года, составленной врачом следственного изолятора Министерства безопасности, следует, что состояние здоровья господина Ханчукаев было удовлетворительным, за исключением опухших ног. Запись от 4 октября 2002 года в его медицинской карте констатирует многочисленные кровоподтеки, величина которых варьируется от 1x1cm до 20x5 см, а так же перелом в области левого плеча. Из этой записи не следует то, что помощь была предоставлена заявителу в тот же день. Согласно следующей записи от 8 октября 2002 года, тюремный врач лечил господина Ханчукаева от болей с помощью промывания ран. Из записи от 12 октября 2002 года следует, что заявитель был под контролем хирурга.

208. Согласно медицинским справкам от 6 августа 2002 года, господин Исаев носил повязки на левом плече и правой голени после хирургической операции, сделанной накануне. У господина Хашиева была деформирована левая нижняя челюсть, на которой также имелся шрам от операции, проведенной годом раньше. Кроме того, у него были опухшие и больные ноги. Деформация нижней челюсти была также отмечена у господина Баймурзаева, также как и опухшие голени, вызывающие проблемы при ходьбе. Из его документов следует, что ввиду проблем с челюстью господин Баймурзаев находился под медецинским контролем, начиная с декабря 2002 года и что 10 октября 2003 года он был помещен в тюремную больницу в связи с обследованием общей деформации кости подбородка.

209. Выяснилось, что 7 августа 2002 года господин Маргошвили по просьбе Министерства безопасности был перевезен из гражданской больницы в тюремную.

210. В соответствии с актами медицинского осмотра от 7 августа 2002 года, осуществленного по просьбе Министерства безопасности в гражданской больнице в связи с переводом господина Магомадова в тюремную больницу, этот заявитель страдал от заражения раны с правой стороны шеи (параграф 138) и имел многочисленные ссадины на теле. Ему были прописаны дезинфекция и перевязки каждый день или через день. Согласно записи от 5 октября 2002 года в его медицинской карте, объектом лечения являлись засвидетельствованные ссадины.

211. Запись от 4 октября 2002 года в медицинской карте господина Гелогаева подтверждает телесные повреждения, установленные медицинским экспертом (параграф 200). Из справки не следует, что заявитель воспользовался медицинской помощью в тот же день. Однако, в соответствии с записью от 10 октября 2002 года он получил «симптоматическую терапию», а также успокоительные средства от болей.

f) Факты, изложенные в письменном виде адвокатами заявителей во внутренних судебных инстанциях

212. Не имея возможности предстать перед Судом в г. Тбилиси (параграф 44), 17 апреля 2004 года Арабидзе, Хиджакадзе и Габаидзе проинформировали Суд в письменном виде, что они не получали письма господина Мсхиладзе (параграф 178). Они подтвердили, что ознакомились с ним в первый раз в апреле 2004 года после его отправления Судом представителям заявителей.

213. Являясь руководителем адвокатской конторы, куда было доставлено спорное письмо, господин Хиджакадзе подтвердил, что подпись, приложенная к этому документу, не принадлежала лицам, работающим с ним. Он отметил также, что письмо не имело никакого регистрационного номера, который обычно присваивается любой корреспонденции при ее получения. По его словам речь шла о поддельном документе, который пользовался правительством, чтобы вменить адвокатам в вину необращение в суд с заявлением об обжаловании экстрадиции их клиентов. Два других адвоката также не признали подписи, подтверждающей получение письма.

214. Господин Габаидзе пояснил, что вечером 3 октября 2002 года его друг, работающий в Министерстве безопасности (чье имя является конфиденциальным, в соответствии с просьбой адвоката) сообщил ему по секрету, что осуществлялась подготовка «выдачи нескольких чеченцев». После этого, господин Габаидзесвязался с чеченским представителем в Грузии и отправился с ним в Генеральную прокуратуру. Их попытки получить информацию закончились ничем. Господин В.М, прокурор, их проинформировал по телефону, что он ничего не знает и попросил не звонить больше. Госпожа Л.Г., другой прокурор, сказала им, что она не может ничего сказать по телефону.

215. После этих неудачных попыток господин Габаидзе отправился на канал "Рустави-2" для того, чтобы публично заявить о том, что осуществляется тайная экстрадиция чеченских заключенных (параграф 124). В 9 часов следующего дня он отправился в тюрьму чтобы попытаться встретиться со своими клиентами, но тюрьма была закрыта и телефоны выключены. Он не знал, ни кого из клиентов затронула экстрадиция, ни того, произошла ли уже выдача или нет.

216. Запись телевизионных новостей в 23:00, показанных "Рустави-2" 3 октября 2002 года, воспроизведенная в Суде грузинским правительством, действительно содержит интервью с господином Габаидзе. В этом интервью адвокат заявляет, что, согласно надежному источнику экстрадиция нескольких чеченских заключенных, задержанных с 3 по 5 августа на российско-грузинской границе, предусмотрена на следующий день. Он заявил, что не знает имен этих заключенных, что телефоны в Генеральной прокуратуре выключены, и что вся процедура проходит в тайне. Он считал, тем не менее, что граждане Грузии не будут экстрадированы.

D. Сведения об экстрадированных заявителях

1. Их личности

217. 15 ноября 2002 года следователь по "особо важным делам" принял постановления об «установлении личности обвиняемого» по отношению к каждому из заявителей. Согласно этим постановлениям, содержашим идентичные формулировки, «в течение допроса были получены документы, среди которых паспорта» которые доказывают, что упомянутые обвиняемые это Аслан Лечиевич Адаев, рожденный 22 июля 1968 в деревне Орехово Ачхой-Мартановского района; Хусейн Мухидович Азиев, рожденный 28 сентября 1973 года в деревне Рошни-Чу Урус-Мартановского района; Ризван Вахидович Виситов, рожденный 1-ого октября 1977 года в деревне Гойти Урус-Мартановского района, и Хусейн Хамитович Хаджиев, рожденный 8 ноября 1975 года в деревне Самашки Ачхой-Мартановского района (см. параграф 72). «Эти данные были подтверждены, кроме того самими заявителями, а также другими деталями личных дел». Российское правительство не предоставило подобного документа, относительно личности господина Шамаева, пятого экстрадированного заявителя. Он фигурирует во всех документах под именем Абдул-Вахаб Ахмедович Шамаев.

2. Представительство в российских судебных инстанциях

218. 11 ноября 2002 года российское правительство предоставило Суду имена адвокатов экстрадированных заявителей в российских судебных инстанциях. После повторного запроса Суда 19 ноября 2002 года оно предоставило также их адреса. 22 января 2003 года, подтверждая, что эти адвокаты имели неограниченный доступ к своим клиентам, правительство предоставило даты и число их встреч.

219. Из документов следует, что 15 ноября 2002 года господин Шамаев отклонил помощь господина Залужина, предоставленную ему 5 октября 2002 года, и попросил, чтобы ему был назначен «любой другой представитель». Этот письменный запрос господина Шамаева фигурирует в документах. В тот же день госпожа Кучинская была назначена на основании приказа начальника бюро юридической консультации г.Минводы. С 21 февраля 2003 года господин Шамаев пользовался помощью другого адвоката, господина Л. Тимиргаева, адвоката коллегии адвокатов Чеченской Республики.

220. 5 октября 2002 года начальники бюро юридической консультации г.г. Минводы и Ессентуки назначили господ Мельникову и Молотчикова представителями на предварительном следствии господ Хаджева и Виситова, соответственно,. 15 ноября 2002 года господин Хаджиев попросил, ввиду длительного отсутствия госпожи Мельниковой, «чтобы ему был назначен любой другой адвокат». В тот же день, начальник вышеупомянутого бюро г. Минводы назначил его представителем госпожу Кучинскую.

221. 5 октября 2002 года господин Залужин был назначен представителем господина Адаева на время следствия. 22 октября 2002 года господин Адаев отклонил его помощь и поросил, чтобы «ему был назначен любой другой представитель». 16 и 21 октября 2002 года близкие родственники господина Адаева предложили нанять господина Лебедева (адвокатская контора "Новация" Коллегии адвокатов Москвы) и господина Хорошева (ассоциация адвокатов "Иск" Одинцовского района Московской области) для представления его интересов. Полномочия, предоставленые только господину Лебедеву, заверенные директором "Новации", фигурируют в документах.

222. 5 октября 2002 года начальник бюро юридической консультации г. Ессентуки назначил господина Молочкова представлять господина Азиева в Генеральной прокуратуре. Полномочия были переданы 21 октября 2002 года господину Хорошеву. С 31 января 2003 года господин Азиев пользовался помощью господина И. Тимишева, адвоката коллегии адвокатов Республики Кабардино-Балкария (параграф 238).

3. Представительство в Суде

223. До 4 октября 2002 года господа Хаджиев, Адаев и Азиев были представлены в грузинских судебных инстанциях господином Г. Габаидзе, господин Виситов - господином Р. Хиджакадзе, а господин Шамаев - господином Г. Чхатарашвили. Эти адвокаты оплачивались президентом чеченско-кистской общины Грузии (контракты о юридической помощи от 5 и 6 августа 2002 года).

224. Адвокаты показали, что 4 октября 2002 года в 9 часов утра они пытались встретиться со своими клиентами, но в доступе в СИЗО им отказали. «Не зная, как обратиться в Суд», они попросили своих коллег, госпожу Мухашаврия и Дзамукашвили, подать жалобу от имени их клиентов. Но последние также не были допущены к заключенным и не смогли, таким образом, получить полномочия от их имени. В условиях крайней срочности и с согласия президента чеченско-кистской общины господа Габаидзе, Хиджакадзе и Чхатарашвили составили акты о передаче полномочий (которые фигурируют в документах) в пользу своих двух коллег, которые сразу обратились в Суд.

225. 22 ноября 2002 года госпожа Мухашаврия и Дзамукашвили представили по факсу подтверждение своих полномочий, дающих им право представлять в Суде экстрадированных заявителей. Эти полномочия, упоминающие Грузию в качестве государства – ответчика, были подписаны членами семьи и близкими родственниками заявителей, живущими в России.

226. Адвокаты показали, что 28 октября 2002 года они обратились в консульство России в г. Тбилиси для того, чтобы получить визы и навестить своих экстрадированных клиентов. Они были устно проинформированы, что для того, чтобы получить визу, им нужно письменное приглашение соответствующего учреждения исполнения наказаний. 29 октября 2002 года адвокаты настойчиво попросили помощи у Уполномоченного Российской Федерации в Суде. Он им объяснил, что не может дать никакого ответа без указания Суда. Тогда адвокаты попросили Суд ходатайствовать перед российскими властями, чтобы им предоставили визу.

227. 5 декабря 2002 года российское правительство подтвердило, что госпожи Мухашаврия и Дзамукашвили не могут претендовать на то, чтобы быть представителями экстрадированных заявителей по вопросу жалобы, направленной против России, так как полномочия упоминали только Грузию в качестве государства-ответчика. Более того, согласно российскому законодательству, иностранный адвокат не имеет права выполнять функции защиты в России ни в ходе предварительного расследования, ни в судах. Тем не менее, «после соответствующего ходатайства в адрес российской Генеральной прокуратуры», эти адвокаты «могли, теоретически, навестить экстрадированных заявителей». «Эти, так называемые представители», «защищающие международных террористов в России не рассматриваются российскими властями, как представители заявителей в Суде и заявители не будут контактировать с ними в этом качестве ».

228. 17 июня 2003 года Суд решил указать российскому правительству, в соответствии со статьей 39 Регламента Суда, на необходимость разрешить госпожам Мухашаврия и Дзамукашвили свободный доступ к экстрадированным заявителям для подготовки слушания на предмет приемлемости жалобы (параграф 24). 4 августа 2003 года госпожа Мухашаврия обратилась к Уполномоченному Российской Федерации с просьбой упростить, в силу этого решения Суда, получение визы в Россию, а также получение права на посещение заявителей в тюрьме. В ответ, 21 августа 2003 года, представитель Российской Федерации напомнил ей, при посредничестве Суда, что его правительство не считает ее представителем экстрадированных заявителей. По его мнению грузинские адвокаты вправе ходатайствовать о своем допуске к участию в деле в качестве защитников перед тем судом, к подсудности которого отнесено дело их заявителей, а само правительство не вправе предпринять каких-либо шагов в этом направлении.

229. 22 августа 2003 года Суд вновь потребовал от российского правительства соблюдения временной меры, утвержденной 17 июня 2003 года. 1-ого сентября 2003 года российское правительство изложило те же доводы отказа, что и в своем вышеупомянутом письме от 21 августа.

230. На слушании на предмет приемлемости российское правительство представило отчет графологической экспертизы, переданый 29 августа 2003 года Центром судебной экспертизы при Министерстве юстиции РФ. Согласно эксперту, полномочия господ Шамаева, Адаева и Азиева, которые предоставили Суду госпожи Мухашаврия и Дзамукашвили, не были подписаны этими заявителями (параграф 225). В случае господина Виситова было невозможно определить принадлежала ли ему эта подпись. Что касается господина Хаджиева, то экспертное заключение по его подписи было невозможным, вследствие очень короткого и неполного образца, подвергнутого анализу.

231. В ответ госпожа Мухашаврия напомнила, что эти заявители были экстрадированы без предоставления им встречи со своими адвокатами. После их прибытия в Россию она безуспешно пыталась встретиться с ними. После этого она обратилась к членам их семей и близким родственникам, авторам подписей.

4. Попытки Суда вступить в коммуникацию с экстрадированными заявителями по переписке

232. 20 ноября 2002 года канцелярия Суда проинформировала господ Молочкова, Кучинскую, Хорошева и Лебедева (параграфы 218-222), что 4 октября 2002 года их клиенты попытались подать прошение в Суд. Их попросили связаться с ними, чтобы они подтвердили или опровергли свое намерение обратиться в Суд. 9 декабря 2002 года Уполномоченный Российской Федерации сам ответил Суду, что эти адвокаты «проигнорировали попытки Суда связаться с ними». Действительно, господа Хорошев и Лебедев так и не ответили. Господа Молочков и Кучинская ответили только в августе 2003 года (параграф 241).

233. В последствии и с разрешения Председателя Секции (параграф 16), 10 декабря 2002 года канцелярия Суда отправила письма на адрес СИЗО города A с уже приложенными формулярами жалобы, с рекомендацией подтвердить их получение непосредственно экстрадированными заявителями. 16 января 2003 года Суд получил пять подтверждений о получении, подписанных 24 декабря 2002 года начальником секретариата тюрьмы. В сентябре 2003 года российское правительство предоставило справку, выданный без определенной даты ответственным лицом администрации упомянутого СИЗО, согласно которому, ни одно письмо Суда, направленное экстрадированным заявителям, не дошло до этого учреждения. В ответ на сообщение Суда о вышеупомянутых подтверждениях в получении российское правительство предоставило другие объяснения (параграф 239).

234. Господа Шамаев, Виситов и Адаев не ответили Суду по поводу подтверждения или опровержения своего намерения обратиться в Суд 4 октября 2002 года.

235. 27 октября 2003 года Суд получил формуляр с жалобой господина Хусейна Хамитовича Хаджиева, заполненный должным образом и датированный 8 октября 2003 года, указывающий как Грузию, так и Россию в качестве государств-ответчиков. Формуляр был отправлен 9 октября 2003 года администрацией СИЗО города B (параграф 53). Господин Хаджиев возложил полномочия на имя господина С. Котова, адвоката. В отличие от формуляра, в документе, удостоверяющем эти полномочия в качестве государства-ответчика упоминается только Грузия. Формуляр содержит требования, направленные против Грузии и России (параграфы 388, 439 и 484).

236. 19 декабря 2003 года эти документы были направлены правительствам, так же как и госпожам Мухашаврия и Дзамукашвили. Господин Котов был приглашен предоставить определенную дополнительную информацию, включая информацию об обращении его клиента в Суд в вечер экстрадиции и о представительстве его интересов в Суде грузинскими адвокатами. Его также попросили уточнить, кто будет представлять его клиента в Суде в той части его жалобы, которая направлена против России.

237. До настоящего времени Суд не получил никакого ответа от господина Котова.

238. Что касается господина Хусейна Мухидовича Азиева, пятого экстрадированного заявитела, то он не отослал в Суд формуляр жалобы, направленный ему 10 декабря 2002 года. Однако, 19 августа 2003 года он подал в Суд другую жалобу, направленную только против России (Азиев против России, N 28861/03). Представленный господином Тимишевым (параграф 222), он утверждал, что в России отсутствует суд, компетентный рассматривать его дело, а также возражал против поведения своего российского адвоката, назначенного ему после незаконной выдачи этому государству. Изначально не упомянув о жалобе, в которой он обжаловал свою экстрадицию, господин Азиев только 9 октября 2003 года подтвердил, что обращался в Суд с такой жалобой и потребовал, чтобы документ N 28861/03 был приобщен к настоящему прошению. В письме от 31 октября 2003 года, направленном в Суд в рамках прошения N 28861/03, он подтвердил, что узнал от своего адвоката и из средств массовой информации, что российское правительство отрицает факт его обращения в Суд при помощи госпожи Мухашаврия для обжалования своей незаконной экстрадиции из Грузии. Он подтвердил, что одобряет все действия, совершаемые этим адвокатом от его имени, даже допуская, что некоторые из них никогда с ним не согласовывались.

239. 3 декабря 2003 года российское правительство объяснило недоразумение, касающееся получения писем Суда экстрадироваными заявителями и подтвердило, что доставленные лично заявителям, эти письма были в их распоряжении, не будучи зарегистрированными в личных делах. Отсутствие записи в этих делах объясняет, по его словам, утверждение ответственного тюремной администрации о неполучении спорной корреспонденции учреждением (параграф 233). В этой связи правительство представило в Суд материалы административной проверки отчётности СИЗО, а также письма господ Шамаева, Адаева, Хаджиева и Висситова от 3 ноября 2003 года, написанные ими от руки.

240. В этих письмах господин Шамаев подтверждает, что получил письмо Суда, но сам на него не ответил. Однако он не исключает, что его адвокат послал жалобу в Суд от его имени. Господин Адаев подтверждает, что в конце 2002 года он получил уведомление Суда и доверил ответ своим адвокатам. Он утверждает также, что послал жалобу в Суд из Грузии при помощи представителя. Господин Хаджиев утверждает, что, будучи в Грузии, он послал жалобу в Суд при помощи адвоката. 24 декабря 2002 года он получил извещение Суда в СИЗО в России. Господин Виситов подтверждает, что он послал жалобу в Суд из Грузии при помощи представителя. Впоследствии, он получил письмо Суда в России, но первоначально оно не дошло, поскольку его перевели в другую камеру. Никакого письма от имени господина Азиева не последовало. Вместо этого, Правительство предоставило объяснения сотрудника администрации СИЗО Ставропольского края, утверждаюшего, что допрошенный 3 ноября 2003 года господин Азиев подтвердил, что получил письмо Суда в конце 2002 года. Господин Азиев не написал разъяснительного письма как другие заявители, потому что он плохо говорит по-русски и не умеет писать на этом языке.

241. 26 августа 2003 года господа Молочков и Кучинская ответили на письмо Суда от 20 ноября 2002 года (параграф 232). Они подтвердили, что господа Шамаев, Хаджиев, Виситов и Азиев, их бывшие клиенты, никогда не жаловались на нарушение их прав и никогда не выражали желания обратиться в Суд. Не имея указаний с их стороны, они не могли обратиться в Суд по своей собственной инициативе. У них было время и благоприятные условия, необходимые для подготовки защиты своих клиентов, а также возможность встречи с ними без присутствия охранников.

242. 15 сентября 2003 года российское правительство предоставило фотографии четырех экстрадированных заявителей, сделанные в их камерах СИЗО города B, и фотографию господина Азиева от 23 августа 2003 года, содержавшегося тогда в СИЗО города A (параграф 53). В отличие от других заявителей, господин Азиев сфотографирован только один раз и виден вдалеке на общем плане его камеры. Кроме констатации факта, что условия заключения оказались лучше, чем в первом вышеупомянутом СИЗО, фотографии камер, приложенных к этому посланию, не вызвали дальнейшего интереса Суда.

243. 8 января 2004 года российское правительство подтвердило, что требования жалобы направленной господином Хаджиевым Суду (параграф 235) вызвали кардинальные изменения в производстве по настоящему делу, и найден выход из процессуального тупика. Оно подтвердило, что у него нет никакого сомнения, что на этот раз господин Хаджиев действительно обратился в Суд и что, следовательно, рассмотрение так называемых сообщений, ранее дошедших до Суда от его имени, а также от имени других четырех экстрадированных лиц, не имеет больше никакого смысла. Российское правительство подтвердило, что признает полномочия, возложенные господином Хаджиевым на господина Котова в его жалобе, направленной против Грузии. Оно настояло, чтобы эта жалоба была рассмотрена в "обычном порядке", чтобы ему об этом сообщили, а все предшествующее производство по его жалобе было аннулировано. С их точки зрения, это прекратит «внепроцессуальную деятельность в этом деле». 5 и 13 февраля 2004 года Суд напомнил правительству, что требования господина Хаджиева уже были сообщены правительствам-ответчикам до рассмотрения вопроса об их приемлемости и что новые извещения излишни.

244. Что касается попыток заслушать пятерых экстрадированных заявителей, а также двух заявителей, пропавших в г. Тбилиси и содержащихся в настоящее время в России, то Суд ссылается на параграф 27 и нижеследующие параграфы.

5. Состояние здоровья экстрадированных заявителей

245. Согласно медицинскому департаменту Министерства юстиции Грузии, заявители не имели телесных повреждений 4 октября 2002 года.

246. 14 ноября 2002 года в условиях строгой конфиденциальности, российское правительство представило их медицинские свидетельства, составленные 4 ноября 2002 года, то есть месяц спустя после их экстрадиции. Согласно тюремному врачу, они не имели «никаких жалоб на состояние своего здоровья и были, в целом, в хорошем состоянии здоровья». 22 января 2003 года правительство представило новые медицинские справки от 15 января 2003 года, подписанные кардиологом, невропатологом, терапевтом и хирургом. 1-ого сентября 2003 года оно представило другие медицинские справки, составленные 11 августа 2003 года. Последние медицинские справки, представленные 25 февраля 2004 года, датированы 20 февраля 2004 года и были составлены врачами гражданской больницы города B Ставропольского края.

247. Согласно медицинским справкам от 4 ноября 2002 года и 15 января 2003 года, господин Виситов жаловался на сухость в горле и сухой кашель. Состояние было признано «в целом удовлетворительным». Было рекомендовано медицинское наблюдение. Согласно медицинской справке от 11 августа 2003 года, господин Виситов не жаловался ни на состояния своего здоровья, ни на телесные повреждения. У него была катаракта левого глаза, и в июле 2003 года был констатирован перелом кости носа. Психиатрическая экспертиза от 13 февраля 2003 года констатировала хорошее психическое состояние. Медицинские снимки 18 октября 2002 года и 24 июля 2003 года не обнаружили никакой патологии в области грудной клетки. Ни разу в течение своего заключения, господин Виситов не просил медицинской помощи. Согласно медицинской справке от 20 февраля 2004 года терапевт выявил дистонию.

248. К 15 января 2003 года господин Хаджиев болел уже два дня. Он жаловался на приступы жара, на кашель и озноб. Прослушивались шумы в легких, были констатированы: острая дыхательная вирусная инфекция, осложненная трахео-бронхитом, вероятная пневмония правой стороны. Состояние было признано «в целом удовлетворительным». Медицинское лечение было признано необходимым.

249. Медицинское свидетельство от 11 августа 2003 года констатирует старый след от перелома кости носа, операцию от аппендицита в 1998 года, и огнестрельную рану в правом бедре, датируемую июлем 2002 года. Психиатрическая экспертиза от 13 февраля 2003 года констатировала хорошее психическое состояние. Медицинские снимки от 18 октября 2002 года и 24 июля 2003 года не обнаружили никакой патологии в области грудной клетки. Господин Хаджиев потребовал медицинскую помощь 20 февраля (острая дыхательная вирусная инфекция) и 3 апреля 2003 года (острый ларингит). Кроме этих требований, он не просил медицинской помощи. Согласно медицинской справке от 20 февраля 2004 видетельству, терапевт выявил дистонию и мигрень.

250. Согласно медицинским справкам от 4 ноября 2002 года и 15 января 2003 года, господин Шамаев жаловался на общую слабость, на острые боли в бедрах, на сухость горла и рта, и сухой кашель. В результате, неделю до 15 января 2002 года он страдал от острой дыхательной вирусной инфекции. Было установлено следующее: шумы в легких в норме, ремиссия хронического холецистита (воспаление желчного пузыря). Состояние было признано «в целом удовлетворительным». Согласно медицинской справке от 11 августа 2003 года, господин Шамаев не имел жалоб на состояние своего здоровья. В его медицинской карте зафиксирована гематома в области левого плеча. Психиатрическая экспертиза от 13 февраля 2003 года констатировала хорошее психическое состояние. Медицинские снимки от 18 октября 2002 года и 24 июля 2003 года не обнаружили никакой патологии в области грудной клетки. Ни разу в течение своего заключения, господин Шамаев не требовал медицинской помощи. Согласно медицинской справке от 20 февраля 2004 года, терапевт выявил гипомоторную дискинезию пищеварительного тракта.

251. Согласно медицинским справкам от 4 ноября 2002 года и 15 января 2003 года, господин Адаев не имел жалоб на состояние своего здоровья. Состояние было признано «в целом удовлетворительным». Медицинское свидетельство от 11 августа 2003 года констатирует бледно-розовую гематому на груди, огнестрельную рану на левом плече, датируемую 1994 годом и травму копчика, датируемую 1986 годом. Психиатрическая экспертиза от 13 февраля 2003 года констатировала хорошее психическое состояние. Медицинские снимки от 13 марта и 24 июля 2003 года не выявили никакой патологии в области грудной клетки. 9 декабря 2002 года господин Адаев был осмотрен врачом на предмет наличия гипертонии и посттравматического неврита левого плеча. Он прошел медицинское лечение 21 февраля и 17 марта 2003 года.

252. Согласно медицинским справкам от 4 ноября 2002 года, 15 января и 11 августа 2003 года, господин Азиев не имел жалоб. Состояние было признано «в целом удовлетворительным». Ни разу в течение своего заключения, господин Азиев не требовал медицинской помощи. 20 февраля 2004 года терапевт не выявил никакой патологии.

II. СООТВЕТСТВУЮЩИЕ ВНУТРЕННЕЕ ПРАВО И ПРАКТИКА,

A. Грузинское внутреннее право, относящееся к делу

253. Конституция

Статья 13 ч. 4

«Не допускается выдача гражданина Грузии другому государству, кроме случаев, предусмотренных международными договорами. Решение о выдаче гражданина может быть обжаловано в суде..»

Статья 18 ч.ч. 3 и 5

«(...)Задержанное или иным образом ограниченное в свободе лицо должно предстать по подсудности перед соответствующим судом не позднее 48 часов. Если в течение последующих 24 часов суд не примет решения об аресте или ином ограничении свободы, лицо незамедлительно должно быть освобождено.

Задержанному или арестованному лицу сразу же разъясняются его права и основания ограничения свободы. (...)»

Статья 42 ч. 1

«Каждый человек имеет право обратиться в суд за защитой своих прав и свобод»

254. Уголовно-процессуальный кодекс (УПК)

Статья 159 § 1

«Никто не может быть задержан без постановления судьи или другого судебного решения; (...)»

Статья162 § 2

«Срок заключения в течение предварительного следствия ограничивается тремя месяцами, этот срок исчисляется с даты ареста или задержания обвиняемого. Дата направления дела в суд прокурором, входит в срок этого заключения.»

Та же статья предусматривает возможность продления срока ареста соответствующим судом, но оно ни при каких обстоятельствах не может превысить девять месяцев (срок, гарантированный также Конституцией).

Статья 242 § 1

«1. Могут быть оспорены в суде действия или решение лица, производящего расследование, следователя, или прокурора, если обвиняемый признает их необоснованными или незаконными когда речь идет: a) о постановлении об отсутствии состава преступления, принятом следственными органами, следователем или прокурором; b) постановлении об отсутствии события преступления, принятом следственными органами, следователем или прокурором. »

Статья 256 §§ 1, 2, 4, 6 и 7

« 1. На основании международного договора о юридической помощи иностранное государство может запросить выдачу своего гражданина, находящегося на территории Грузии, если этот гражданин подозревается в совершении преступления на территории его страны, или если он приговорен судом его страны за совершение преступления, или если он совершил преступление, направленное против его страны на территории Грузии.

2. Запрос об экстрадиции должен соответствовать требованиям, определенным соответствующим международным договором и должен исходить от соответствующего органа.

4. Если Генеральный прокурор Грузии расценивает запрос об экстрадиции обоснованным и законным, он дает указание на ее исполнение и может потребовать, в противном случае, помощь Министерства иностранных дел Грузии.

6. (...) Если гражданин, чья экстрадиция запрошена, находится под следствием за совершение преступления на территории Грузии, его выдача может быть перенесена, до вынесения решения в отношении его или до отбытия наказания, или по другой законной причине до его освобождения.

7. В случаях, предусмотренных в параграфе 6 настоящей статьи, Верховный суд Грузии вправе по ходатайству полномочных органов иностранного государства, разрешить временную передачу им их гражданина. Если же лицу, выданному подобным образом, грозит вынесение более строгого наказания в своей стране или наказания, равного тому, которое ему осталось отбыть в Грузии, он будет отбывать наказание в своей стране и не будет возвращен.»

Статья 257 § 1

«Запрещено экстрадировать иностранца, если ему было предоставлено политическое убежище в Грузии.»

Статья 259

« 1. Задержание или арест (...) лица, подлежащего экстрадиции возможны только, если запрос на его выдачу сопровожден мандатом (приказом, постановлением), должным образом удостоверенным компетентным государственным органом, для выполнения процессуальных мер, ограничивающих его права и свободы ..., гарантированные Конституцией.

2. Орган, от которого исходит запрос на экстрадицию, тотчас же информируется о принятии мер упомянутых в предыдущем параграфе.

3. Задержанный иностранный гражданин в силу запроса на свою экстрадицию может содержаться под стражей в течение не более трех месяцев, если только не будет представлен новый судебный мандат (приказ) о продлении его заключения.

4. Лицо, подлежащее выдаче имеет право обратиться в суд, для защиты своих прав.»

255. Уголовно-процессуальный кодекс не содержит какого-либо положения, касающегося прав лица, подлежащего выдаче, на доступ к материалам дела об экстрадиции.

256. Уголовный кодекс

Согласно статье 6 Уголовного кодекса, при соблюдении условий международного договора запрещено экстрадировать гражданина или лицо без гражданства, имеющее постоянный адрес в Грузии, для уголовного преследования или исполнения наказания в ином государстве. Также, запрещено экстрадировать кого-либо в государство, в котором преступление, за совершение которого он осужден, карается смертной казнью.

257. Закон, относящийся к беженцам

Беженец - это лицо, не имеющее гражданства Грузии, для которого Грузия не является страной его рождения, вынужденное покинуть страну, гражданином которой он является, по причине преследования из-за расовой, религиозной, национальной принадлежности, членства в какой-либо социальной группе или политических взглядов и которое не может или не желает пользоваться защитой этой страны (статья 1 § 1). Лицо признанное беженцем должно проходить ежегодную регистрацию в Министерстве по делам беженцев (статья 4 § 3). Запрещено высылать беженца в его страну, до прекращения обстоятельств, приведенных в статье 1 (статья 8 § 2). Беженец теряет свой статус, если эти обстоятельства перестали существовать. Решение о прекрашении или лишении статуса принимается Министерством по делам беженцев (статья 10).

B. Постановление Верховного суда Грузии по делу Алиева

258. В постановлении от 28 октября 2002 года, вынесенного по делу Алиева, в Коллегии по уголовным делам Верховного суда, сказано:

« (...) в соответствии со статьей 42 § 1 Конституции, любое лицо имеет право обратиться в суд, чтобы защитить свои права и свободы. Статья 259 § 4 уголовно-процессуального кодекса постановляет, что лицо, подлежащее экстрадиции, имеет право защищать свои права в судебном порядке. Однако уголовно-процессуальный кодекс не определяет последующей процедуры во время рассмотрения такого прошения. (...) Тем не менее, этот пробел законодательства не может лишить индивида реализации свого права, принятого Конституцией и уголовно-процессуальным кодексом (...). Коллегия считает, что запрос господина Алиева должен быть рассмотрен на основании интерпретации по аналогии со статьей 242 Уголовно-процессуального кодекса, согласно которой действие или решение лица, производящего расследование, следователя, или прокурора могут быть оспоренны судебным путем, если обвиняемый признает их необоснованными или незаконными. Так как решение об экстрадиции господина Алиева было принято Генеральной прокуратурой, его прошение должно быть рассмотренно судом первой инстанции Кртсанисси-Мтхатсмин г. Тбилиси, к территориальной подсудности которого оно отнесено. »

С. Российское внутреннее право, относящееся к делу

259. Конституция

Статья 15 ч. 4

«Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора.»

Статья 20 ч. 2

«Смертная казнь впредь до ее отмены может устанавливаться федеральным законом в качестве исключительной меры наказания за особо тяжкие преступления против жизни при предоставлении обвиняемому права на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей.»

260. Уголовный кодекс (Глава 32 - Преступления против порядка управления)

Статья 317

«Посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа, военнослужащего, а равно их близких в целях воспрепятствования законной деятельности указанных лиц по охране общественного порядка и обеспечению общественной безопасности либо из мести за такую деятельность - наказывается лишением свободы на срок от двенадцати до двадцати лет либо смертной казнью или пожизненным лишением свободы.»

На основании дополнения от 21 июля 2004 года, последняя фраза этой статьи читается следующим образом:

«(...) наказывается лишением свободы на срок от двенадцати до двадцати или пожизненным лишением свободы, либо смертной казнью.»

261. Указ Президента от 16 мая 1996 года «О поэтапном сокращении применения смертной казни в связи с вхождением России в Совет Европы»

В соответствии с рекомендациями Парламентской Ассамблеи Совета Европы и с учетом положений статьи 20 Конституции Российской Федерации о временном характере применения смертной казни в качестве исключительной меры наказания за особо тяжкие преступления против жизни постановляю:

1. Правительству Российской Федерации в месячный срок подготовить для внесения в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации проект федерального закона о присоединении Российской Федерации к Протоколу N 6 от 22 ноября 1984 г. к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г.

2. Рекомендовать палатам Федерального Собрания Российской федерации:

ускорить принятие Уголовного кодекса Российской Федерации, Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации и Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации;

обсудить при рассмотрении проекта Уголовного кодекса Российской Федерации вопрос о сокращении составов преступлений, за совершение которых может быть назначена смертная казнь.

262. Соответствующие положения постановления Конституционного суда от 2 февраля 1999 года

5. С момента вступления в силу настоящего Постановления и до введения в действие соответствующего федерального закона, обеспечивающего на всей территории Российской Федерации каждому обвиняемому в преступлении, за совершение которого федеральным законом в качестве исключительной меры наказания установлена смертная казнь, право на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей, наказание в виде смертной казни назначаться не может независимо от того, рассматривается ли дело судом с участием присяжных заседателей, коллегией в составе трех профессиональных судей или судом в составе судьи и двух народных заседателей.

263. Федеральный закон о прокуратуре от 17 января 1992 года

Статья 13 п. 1

(...)Прокуроры субъектов Российской Федерации подчинены и подотчетны Генеральному прокурору Российской Федерации и освобождаются им от занимаемой должности.

Статья 17 п. 1

« Генеральный прокурор руководит системой прокуратуры Российской Федерации, предписывает приказы, указания, инструкции и постановления, регулирующие вопросы организации деятельности системы прокуратуры, обязательные для исполнения всеми работниками органов и учреждений прокуратуры. »

Статья 32

(Глава 4 – Надзор прокуратурой за исполнением законов администрациями органов и учреждений, исполняющих наказание (...), администрациями мест содержания задержанных и заключенных под стражу)

« Предмет надзора:

- законность содержания заключенных в местах задержания и предварительного заключения, исправительно-трудовых и иных органах и учреждениях, исполняющих наказание и меры принудительного характера, назначаемые судом;

-соблюдение прав и обязанностей задержанных, заключенных под стражу, осужденных и лиц, подвергнутых мерам принудительного характера, так же как порядка и условий их содержания, установленных законодательством Российской Федерации ; (...) »

Статья 33

« При осуществлении надзора за исполнением законов прокурор вправе:

- посещать в любое время органы и учреждения, указанные в статье 32;

- опрашивать задержанных, заключенных под стражу, осужденных и лиц, подвергнутых мерам принудительного характера; (...)

- требовать от администрации создания условий, обеспечивающих права задержанных, заключенных под стражу, осужденных и лиц, подвергнутых мерам принудительного характера; проверять соответствие законодательству (...) предписанных учреждениями, перечисленных в статье 32; требовать объяснения от должностных лиц; вносить протесты и представления; возбуждать уголовные дела или производства об административных правонарушениях; (...) »

Статья 34

« Постановления или требования прокурора, относительно порядка и условий содержания задержанных, заключенных под стражу, осужденных, лиц, подвергнутых мерам принудительного характера (...)установленные законом, подлежат обязательному исполнению администрацией (...) »

Статья 35 п. 2

« Осуществляя уголовное преследование в суде, прокурор выступает в качестве государственного обвинителя. »

264. Уголовно-процессуальный кодекс (УПК), вступил в силу 1 июля 2002 года

Статья 1 п. 3

«Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью законодательства Российской Федерации, регулирующего уголовное судопроизводство. Если международным договором установлены иные правила, чем предусмотренные настоящим Кодексом, то применяются правила международного договора..»

Статья 2 п. 3

«Производство по уголовному делу, независимо от места совершения преступления, ведется на территории Российской Федерации в соответствии с настоящим кодексом, если международным договором Российской Федерации не установлено иное. »

Статья 30

« 1. Рассмотрение уголовных дел осуществляется судом коллегиально или судьей единолично.

2. Суд первой инстанции рассматривает уголовные дела в следующем составе: (...)

2)судья федерального суда общей юрисдикции и коллегия из двенадцати присяжных заседателей - по ходатайству обвиняемого уголовные дела о преступлениях, указанных в части третьей статьи 31 настоящего Кодекса (...) »

Для преступлений, указанных в п. 3 статьи 31 УПК, санкции установлены, помимо прочих, статьями 205, 209, 317 и п. 2 статьи 322 Уголовного кодекса (параграфы 66 и 71).

Статья 108 п.п. 1 и 5

« 1. Заключение под стражу в качестве меры пресечения применяется по судебному решению в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступлений, за которые уголовным законом предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше двух лет при невозможности применения иной, более мягкой, меры пресечения (...)

5. Принятие судебного решения об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу в отсутствие обвиняемого допускается только в случае объявления обвиняемого в международный розыск.. »

Статья 109 п. 1

«Содержание под стражей при расследовании преступлений не может превышать 2 месяца.»

Этот первоначальный срок может быть продлен впоследствии судом или судьей соответствующего уровня при особых обстоятельствах, только в случаях особой сложности уголовного дела, но ни при каких обстоятельствах не может превысить 18 месяцев.

Статья 312

«В течение 5 суток со дня провозглашения приговора его копии вручаются осужденному или оправданному, его защитнику и обвинителю. В тот же срок копии приговора могут быть вручены потерпевшему, гражданскому заявителу, гражданскому ответчику и их представителям при наличии ходатайства указанных лиц.. »

265. Федеральный закон от 27 декабря 2002 года "О внесении изменений в Федеральный закон "О введении в действие уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации "

Пункт 2 части второй статьи 30 Уголовно - процессуального кодекса Российской Федерации вводится в действие: с 1 июля 2002 года - в (…) Краснодарском и Ставропольском краях, (…), (…)с 1 января 2007 года - в Чеченской Республике.

Эта последняя дата соответствует окончанию введения судов присяжных в Российской Федерации.

D. Международные документы

266. Грузия и Российская Федерация - участники Конвенции от 22 января 1993 года «О правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам» («Минская Конвенция »), а также Европейской Конвенции о выдаче

a) Статьи 56 и 80 Минской Конвенции

Обязанность выдачи

«Договаривающиеся стороны обязуются в соответствии с условиями, предусмотренными настоящей Конвенцией, по требованию выдавать друг другу лиц, находящихся на их территории, для привлечения к уголовной ответственности или для приведения приговора в исполнение, оглашенного в отношении их.

Выдача для привлечения к уголовной ответственности производится за такие деяния, которые по законам запрашивающей и запрашиваемой Договаривающихся Сторон являются наказуемыми, и за совершение которых предусматривается наказание в виде лишения свободы на срок не менее одного года и более тяжкое.

Выдача для приведения приговора в исполнение производится, если лицо, выдача которого требуется, было приговорено к лишению свободы на срок не менее шести месяцев или к более тяжкому наказанию за такие деяния, которые в соответствии с законодательством запрашивающей и запрашиваемой Договаривающихся Сторон являются наказуемыми.»

Особый порядок сношений

«Сношения по вопросам выдачи и уголовного преследования осуществляются генеральными прокурорами (прокурорами) Договаривающихся Сторон.

Сношения по вопросам исполнения процессуальных и иных действий, требующих санкции прокурора или суда, осуществляются органами прокуратуры в порядке, установленном генеральными прокурорами (прокурорами) Договаривающихся Сторон.»

б) Европейская Конвенция о выдаче вступила в силу в Грузии 13 сентября 2001 года и в России - 9 марта 2000 года

Статья 11 – Смертная казнь

«Если преступление, в связи с которым запрашивается выдача, наказуемо смертной казнью в соответствии с законом запрашивающей Стороны и если в отношении такого преступления смертная казнь не предусматривается законом запрашиваемой Стороны или обычно не приводится в исполнение, в выдаче может быть отказано, если запрашивающая Сторона не предоставит таких гарантий, которые запрашиваемая Сторона считает достаточными, о том, что смертный приговор не будет приведен в исполнение…»

Статья 28 пп. 1 и 2

Отношения между настоящей конвенцией и двусторонними соглашениями

« Настоящая Конвенция в отношении тех стран, к которым она применяется, заменяет собой положения любых двусторонних договоров, конвенций или соглашений, регулирующих выдачу между любыми двумя договаривающимися Сторонами.

Договаривающиеся Стороны могут заключить между собой двусторонние или многосторонние соглашения только для того, чтобы дополнить положения настоящей Конвенции или облегчить применение содержащихся в ней принципов. »

Оговорки, внесенные в документ о ратификации, заявленные Грузией 15 июня 2001 года

«Грузия заявляет, что она не осуществит выдачу никакого лица, совершившего особо тяжкие преступления, наказуемые смертной казнью в соответствии с законом запрашивающей Стороны »

E. Международные тексты и доклады

267. Совет Европы

a) Заключение N 193 (1996) Парламентской Ассамблеи, «По заявке России на вступление в Совет Европы

« (...)Парламентская ассамблея принимает к сведению, что Российская Федерация полностью разделяет ее видение и толкование принимаемых на себя обязательств (...) и что Россия намерена: (...) ii. подписать в течение одного и ратифицировать не позднее, чем через три года с момента вступления, Протокол N 6 к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, касающихся отмены смертной казни в мирное время, и установить со дня вступления мораторий на исполнение смертных приговоров (...) »

b) Резолюция 1315 (2003) Парламентской Ассамблеи

« (…) 4. Относительно ситуации с правами человека в Чеченской Республике Ассамблея по-прежнему глубоко озабочена количеством убийств политически активных граждан, продолжающимися исчезновениями и неэффективностью властей в их расследовании, а также широко распространенными сообщениями и сведениями о жестокости и насилии в отношении мирного населения республики.

5. Складывается впечатление, что российские власти не способны остановить грубые нарушения прав человека в Чечне. Ассамблея не может не прийти к выводу, что органы уголовного преследования не желают либо не в состоянии найти и привлечь к ответственности виновных. Ассамблея осуждает обстановку безнаказанности, которая воцарилась в связи с этим в Чеченской Республике, делая нормальную жизнь в ней невозможной. »

c) Резолюция 1323 (2003) парламентской Ассамблеи

«7. Мандат Группы содействия ОБСЕ в Чечне не был возобновлен российским правительством. Комитет Совета Европы по предупреждению пыток ставил вопрос о недостаточном сотрудничестве с ним российской стороны. Публикация докладов Комитета Россией пока не санкционирована. Рекомендации комиссара Совета Европы по правам человека выполняются Россией, в лучшем случае, со значительным опозданием. Европейский суд по правам человека, призванный рассматривать отдельные нарушения прав человека, не имеет в рамках индивидуального подхода шансов эффективно справиться с систематическими нарушениями прав человека в тех масштабах, которые имеют место в Чечне. С сожалением приходится отметить, что ни одна из государств-участников или никакая группа государств-участников пока не решаются обратиться в Европейский суд с межгосударственным иском. (....)»

d) Резолюция 1403 (2004) парламентской Ассамблеи

«(...) 6. Неблагополучное состояние прав человека в Чеченской Республике, описанное в документах, принятых Ассамблеей в апреле 2003 года, с тех пор, к сожалению, не улучшилось. (...).Количество «спецопераций» или «поисковых мероприятий», проводимых силами безопасности, с конца 2003 года сократилось, но необоснованные заключения под стражу, за которыми зачастую следуют «исчезновения», пытки и жестокие избиения задержанных, расхищение или уничтожение имущества граждан силами безопасности (чеченскими и федеральными), а также некоторыми группами повстанцев - эти акты по-прежнему носят массовый характер, особенно с учетом малочисленности населения Чеченской Республике и понесенных им потерь в предыдущие годы. (...)

11. Ассамблея возмущена совершением тяжких преступлений в отношении лиц, подавших жалобы в Европейский суд по правам человека, и их родственников. Такие акты совершенно недопустимы, поскольку они могут служить препятствием к подаче жалоб в Суд, который является центральным элементом правозащитных механизмов, созданных в соответствии с Европейской конвенцией о правах человека

e) Официальное заявление европейского Комитета по предупреждению пыток и наказаний или бесчеловечному или унизительному обращенению («КПП») от 10 июля 2001

« (...) данные, собранные делегацией КПП в течение визитов февраля / марта и апреля 2000 года показали, что значительное количество лиц лишенных свободы в Чеченской Республике с начала конфликта, было подвергнуто физическому насилию членами российских вооруженных или правоохранительных сил. (...) В течение последнего визита в Чеченскую Республику в марте 2001, снова были собраны многочисленные внушающие доверие свидетельства жестокого обращения со стороны федеральных сил; в некоторых случаях, эти свидетельства были подкреплены медицинскими доказательствами. Делегация КПП чувствовала осязаемую атмосферу страха; множество лиц, с которыми жестоко обращались, и свидетели этих нарушений не решались подать жалобу властям. Они опасались репрессий на местном уровне, и возникало общее впечатление, что правосудие не осуществляется. (...)

Согласно данным, собранным в течение визита в марте 2001 года, на некоторых телах имелись явные следы того, что смерть наступила вследствие жестокой расправы; кроме того, некоторые из тел были идентифицированы близкими родственниками как тела лиц, исчезнувших после их ареста российскими силами. (...)

В своем ответе от 28 июня 2001 года российские власти указали, что они не готовы ни предоставить запрошенные данные, ни начинать обсуждение с КПП вышеперечисленных пунктов; они подчеркнули, что эти вопросы не входят, в соответствие с Европейской Конвенцией по Предупреждению Пыток и Бесчеловечного или Унижающего Достоинство Обращения или Наказания, в компетенцию Комитета. Такой подход несовместим с предметом и целью международного соглашения, учреждающего КПП и создает препятствия для сотрудничества с Комитетом. »

f) Официальное заявление КПП от 10 июля 2003

« (...) 2. 10 июля 2001 года КПП выступил с официальным заявлением, относящимся к Чеченской Республике. (...) Впоследствии наблюдался некоторый прогресс. (...)

3. Тем не менее, (...) в течение визитов КПП в Чеченскую Республику в 2002 году и, позднее, с 23 по 29 мая 2003 года многие лица, с которыми делегация Комитета беседовала отдельно в различных местах, ссылались на жестокое обращение во время их заключения со стороны сил правопорядка. Утверждения были подробными и непротиворечивыми, и указывали на применение таких тяжких методов как «жестокое избиение задержанных», применение электротока и удушение при помощи пластикового мешка или противогаза. В многочисленных случаях эти утверждения были подкреплены медицинскими доказательствами. Некоторые лица, осмотренные врачами делегации, имели следы насилия на теле или состояние вполне соответствующее их утверждениям. (...) »

1. Human Rights Watch

Доклады, озаглавленные « Russia/Chechnya, Torture, Forced disappearances, and extrajudicial killings during sweep operations in Chechnya » (Vol. 14, No 2 (D), февраль 2002) («Россия / Чечня, Пытка, Принудительные исчезновения, и внесудебные убийства во время зачисток в Чечне»), «Confessions at any cost, police torture in Russia» («Признания любой ценой, пытки в милиции в России») (ноябрь 1999), и « Welcome to Hell, Arbitrary detention, torture, and extortion in Chechnya » («Добро пожаловать в ад, Произвольные аресты, пытки, и вымогательства в Чечне») (октябрь 2000) констатируют пытки, а также казни чеченских заключенных без судебного разирательства. Многие числятся пропавшими без вести. Серьезной опасности истребления подвергнут целый народ. Помимо этих протоколов, доклады содержат около шестидесяти интервью чеченцев, содержавшихся в десятках «тюрем» по всей Чечне и пограничных районах Кавказа, которые пережили пытки, изнасилования и жестокое обращение. Они были освобождены благодаря вину, которым они расплатились с российскими солдатами. Доклады показывают различные типы пыток, осуществлявшиеся в этих центрах. Доклад «Welcome to Hell (...)» представляет свидетельства пыток и жестокого обращения, которому подвергаются чеченские заключенные в СИЗО Ставропольского Края (...). Среди обычных методов жестокого обращения и пыток, применяемых в этих СИЗО, фигурируют: метод «живой корридор» (рукавица), «избиение заключенных согнутых и поставленных на колени», «избиение голых заключенных дубинкой в душевых», и т.д. Все бывшие чеченские заключенные, которые дали свидетельские показания предстваителям организации Human Rights Watch носят вымышленные имена и фигурируют там под псевдонимами в кавычках.

269. Международная амнистия и Группа Комиссара по Правам человека в России

Согласно документу Амнистии, появившемуся в 2004 года[4] оба учреждения, куда изначально поместили экстрадированных заявителей и где они содержатся в настоящее время, образовывают «фильтрационный лагерь». Международная Амнистия составила список различных форм пыток, применяемых в «фильтрационных лагерях» в рамках конфликта, который разрушаеи Чечню. «Собранные данные констатируют изнасилования (как мужчин, так и женщин), применение электротока, ударов молотка и дубинки, а также использование слезоточивого газа. Другие формы казней состоят в том, чтобы пилить жертвам зубы или бить их до того, как лопнут барабанные перепонки».

Группа Комиссара по правам человека в России подтверждает эту информацию и цитирует выдержки из административного акта, в силу которого сортировочные центры («фильтрационные лагеря») были временно устроены в обоих учреждениях, где заявители содержались и содержатся, для того, чтобы приступить к проверке личности заключенных и определить их роль в вооруженных боях, против армии и внутренних войск (информация, опубликованная российским движением "Мемориал").

270. Специальный докладчик ООН по вопросу о пытках (E / CN.4 / 2002 / 76, 14 марта 2002 года, §§ 6 и 10; E / CN.4 / 2002 / 76 / Add.1§§ 1268-1310)

Большинство дел, вынесенных на рассмотрение Правительства, касалось лиц, содержащихся российскими властями в Чечне. Были отмечены следующие случаи пыток и жестокого обращения: содержание в темной камере; следы ударов дубинки или приклада ружья на всем теле; глубокие ножевые порезы ног; травля собаками; принуждение жертвы стоять на коленях в течение 8 часов; применение электротока; удары кулаком; сдирание кожи и скальпирование; изуродованные конечности; разрезы кончиков пальцев или носа; стрельба по жертве в упор; содержание заключенных в течение нескольких дней в неподвижных и неотапливаемых транспортных средствах; лишение пищи; отказ в доступе к санузлам; изнасилование или угроза изнасилования содержащихся женщин; удары ножом по всему телу; вырванные глаза; сдирание кожи; скальпирование; ожоги на ногах и руках.

271. Международная Хельсинкая Федерация Прав Человека, Доклад от 15 сентября 2004 года:

----

« (...) E. Преследование заявителей, обращающихся в Европейский Суд по правам человека

(...) Поскольку российская судебная система не в состоянии разобраться с преступлениями, совершенными в Чечне, остается возможность обратиться в ЕСПЧ. (...) В то же самое время, многим заявителям угрожали, их запугивали, задерживали, или даже насильственно устраняли и убивали. Некоторые из случаев, особенно дело Липхана Базаева, который является и активистом, и заявителем, были уже упомянуты. В 2003 и 2004 гг. наблюдалось резкое увеличение случаев преследования заявителей. Это частично можно объяснить фактом растущего числа заявителей. Но даже если принять это во внимание, количество нападений, кажется, растет непропорционально количеству заявителей – факт, который указывает, что преследование заявителей - появляющаяся тенденция. (...)

Некоторые из организаций, которые представляют заявителей из Чечни в ЕСПЧ, а именно «Мемориал», «Европейский Центр Защиты Прав Человека», и «Правовая Инициатива по Чечне», сообщили о других инцидентах, нацеленных на некоторых из их клиентов. В письмах к ЕСПЧ они упоминают 13 случаев, с общим количеством злоупотреблений равным 29, в которых различные заявители преследовались в связи с тем, что обратились к правосудию.

В целом, случаи преследования заявителей в ЕСПЧ включают и устные и письменные угрозы, иногда против членов их семей. В одном случае заявитель потерял работу. В двух случаях, солдаты незаконно обыскали дом заявителя. По крайней мере, один из заявителей был ограблен. В четырех случаях, заявители были избиты. В одном случае, заявитель вынужден был скрываться. По крайней мере, в двух случаях заявители рассматривают возможность отозвать свои заявления из Суда. Формально двое уже сделали это. О большинстве угроз и избиений сообщалось в 2003 и 2004 гг. Предположительно федеральные силы связаны со всеми этими случаями. Организации, представляющие заявителей, утверждают, что уведомления об инцидентах от ЕСПЧ российским властям в некоторых случаях имели положительный эффект, ослабляя давление на частных заявителей и их семьи. (...)»

Доклад описывает обстоятельства, при которых некоторые из заявителей, среди которых Зура Битиева (убитая, жалоба N 57953/00), Марзет Имакаева (преследуемая, жалоба N 7615/02) и Шарфудин Самбиев (преследуемый, жалоба N 38693/04) подверглись насилию.

« F. Преследование Иностранных Защитников Прав человека

В июне 2001 года Организация по Безопасности и Сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) открыла представительство в с. Знаменское (Чечня), но Российская Федерация отказалась продлить мандат Консультативной Группе ОБСЕ, по его истечении в конце 2002 года. В то время в Чечне было немного иностранцев, некоторые международные и гуманитарные организации открыли свои офисы в Ингушетии. Однако многие иностранные представители уехали из Ингушетии после нападений в июне 2004 года. Международное присутствие на Северном Кавказе становится все более и более редким, что приводит практически к отсутствию свидетелей и помощи со стороны».

ПРАВО

I. ВОЗРАЖЕНИЯ, ВЫДВИНУТЫЕ РОССИЙСКИМ ПРАВИТЕЛЬСТВОМ

A. О невозможности рассмотрения дела по существу и требование аннулирование процесса

1. Аргументы Правительства

272. В своем последнем заключении от 20 июля 2004 года (параграф 50) российское правительство подчеркивает, что принятие Судом постановления в настоящем деле невозможно с процессуальной точки зрения. Оно привело следующие аргументы. Во-первых, уголовное дело господ Шамаева, Хаджиева, Адаева и Виситова всегда находилось во внутренней юрисдикции (параграф 108) и, прежде чем Суд вынесет решение, необходимо, чтобы суд исправил нарушения, указанные кассационной инстанцией. Во-вторых, вышеупомянутые заявители никогда не обращались в Суд, учитывая фальсификацию их подписей госпожами Мухашаврия и Дзамукашвили (параграф 230). Более того, Суд нарушил права господина Хаджиева, поскольку не коммуницировал его жалобу в том виде, в каком ее представил господин Котов государствам-ответчикам (параграф 235). Поскольку адвокат, выбранный им, не был допущен к процессу, несмотря на то, что не прибегал к фальсификациям, то, соответственно, у Суда нет никаких процессуальных оснований для рассмотрения дела по существу.

273. В завершение, российское правительство потребовало, чтобы Суд аннулировал все материалы по этому делу. Оно утверждает, что если постановление будет вынесено до завершения рассмотрения дела четырех вышеупомянутых заявителей внутренними судами, то это нарушит принципы Конвенции, среди которых - принцип субсидиарности, и может поощрить террористические акты в Европе.

274. В любом случае, российское правительство не видит, в чем состоит нарушение со стороны России положений Конвенции. Оно считает, что настоящая жалоба являет собой заявление in abstracto, поданную так называемыми представителями заявителей, которые злоупотребили правом обращения в Суд.

2. Оценка Суда

275. Суд сразу напоминает, что он уже отклонил предварительные возражения российского правительства, относительно анонимности и неправомерности жалобы (Шамаев и 12 других против Грузии и России (декабрь), N 36378/02, 16 сентября 2003 года). Он также считает, что настоящая жалоба подана реальными, конкретными лицами, личность которых установлена, и что их жалобы о нарушениях прав, гарантированных Конвенцией, основываются на реальных фактах, среди которых многие не были оспорены ни одним из государств-ответчиков. На этой стадии Суд не видит никакого "особого обстоятельства", предписывающего новое рассмотрение аргументов, касающихся абстрактности дела и злоупотребления правами (Stankov and the United Macedonian Organisation Ilinden v. Bulgaria, №№ 29221/95 и 29225/95, §§ 55 и 57, ECHR 2001-IX).

276. В отношении недопустимности рассмотрения Судом жалобы заявителей по существу ввиду якобы незаконченного производства по уголовному делу в российских судебных инстанциях, необходимо напомнить, что российское правительство не привело никаких доказательств в поддержку своего довода. Оно довольствуется постоянным утверждением, что дело все еще находится в производстве (параграфы 48, 107, 108 и 272), но не предоставило ни копии постановления от 18 февраля 2004 года, ни копии кассационного определения, в соответствии с которым дело было направлено в первую инстанцию. Не указывая соответствующее положение внутреннего законодательства, согласно которому запрещено предоставление копий постановлений любому лицу за исключением самого осужденного, правительство переложило на Совет Европы ответственность за эту «невозможность сотрудничать» (параграф 108). Несмотря на наличие соответствующей нормы в законодательстве (см., например, статью 312 Уголовно-процессуального кодекса, параграф 264), Суд не принимает аргументов российского правительства и напоминает, что любому государству-участнику Конвенции надлежит предоставлять Суду, через своего Уполномоченного, соответствующий документ.

277. Даже допуская тот факт, что уголовное дело действительно все еще находится в процессе рассмотрения в российских судебных инстанциях, Суд напоминает, что данная процедура, как таковая, не оспаривается в рамках настоящей жалобы. Здесь идет речь о процедуре экстрадиции заявителей, проведенной грузинскими властями, выдачи пяти из них, а также о непредоставлении заявителям свободного выбора адвокатов по прибытии в Россию. Конечно, положение экстрадированных заявителей позволяет оценить недостаточность гарантий, предоставленных российскими властями их грузинским коллегам (параграф 20), но предположительная незавершенность производства по делу, возбужденному в отношении в них в России, в данном случае не мешает Суду выносить решение по жалобе, направленной против России (параграфы 480 и нижеследующие). Таким же образом обстоят дела с жалобой на нарушение статей 2, 3, 5 и 13 Конвенции, поданной против Грузии.

278. В любом случае, рассмотрение приемлемых жалоб против России по существу становится в части невозможным прежде всего по другим причинам (параграф 491) и Суд не считает необходимым более рассматривать вопрос о неисчерпанности внутренних средств защиты, поднятый российским правительством.

279. Что касается отсутствия обращения в Суд экстрадированными заявителями и спорного представления их интересов в Суде, Суд напоминает, что 16 сентября 2003 года (вышеупомянутое решение по делу Шамаева и 12 других) эти два возражения были присоединены к процедуре рассмотрения дела по существу. Суд их рассмотрит отдельно далее (параграфы 290 и след.).

280. Относительно отсутствия «официального обращения» в деле господина Хаджиева и отказа допустить господина Котова к процессу, Суд напоминает, во-первых, что с момента подачи настоящей жалобы он неоднократно пытался вступить в контакт с экстрадированными заявителями, а также с их российскими адвокатами (параграфы 29 и след., 232 и след.). На письмо Суда, отправленное 20 ноября 2002 года господам Молочкову и Кучинской, первым адвокатам господина Хаджиева, ответило именно российское правительство, подтверждая, что эти адвокаты «игнорируют попытки Суда связаться с ними». Тогда Суд доставил экстрадированным заявителям, в том числе и господину Хаджиеву, письма с формулярами жалобы непосредственно в места заключения. Их попросили подтвердить или опровергнуть намерение обратиться в Суд 4 октября 2002 года. Несмотря на получение 24 декабря 2002 года этого сообщения СИЗО города A, российское правительство оспаривало до 3 декабря 2003 года получение этого письма заявителями (параграфы 233 и 239).

281. Только 8 октября 2003 года господин Хаджиев ответил на письмо Суда при посредничестве тюремной администрации, отослав заполненный формуляр жалобы (дошедший до Суда 27 октября 2003 года). К этой дате жалобы, представленные 22 октября 2002 года госпожами Мухашаврия и Дзамукашвили (параграф 14), были уже объявлены приемлемыми после коммуницирования их государствам-ответчикам (параграфы 6 и 16) и проведения слушания по вопросу приемлемости (параграф 25).

282. Учитывая содержание формуляра жалобы господина Хаджиева, которого представлял господин Котов, в которой, главным образом, оспаривалось то, как была проведена процедура его выдачи в Грузии и сообщалось о других нарушениях его прав в Грузии и в России (параграф 235 и параграфы 388, 439 и 484 ), этот документ с приложениями был включен в дело в качестве неотъемлемой части настоящеей жалобы. Ответив Суду, пусть и с задержкой, господин Хаджиев подтвердил свое намерение оспаривать в Суде процедуру своей выдачи.

283. 19 декабря 2003 года формуляр жалобы господина Хаджиева от 8 октября 2003 года с приложениями был передан государствам-ответчикам, так же как и госпожам Мухашаврия и Дзамукашвили. Грузинское правительство и адвокаты не представили никаких комментариев. К той же дате господина Котова попросили предоставить некоторые дополнительные сведения, включая сведения об обращении в Суд господином Хаджиевым вечером в день его выдачи и о его представлении в Суде грузинскими адвокатами. Господин Котов так и не ответил. Суд также был лишен возможности заслушать господина Хаджиева в период выездного расследования в России (параграфы 28 и след.). С этого момента, он решил вынести постановление по этим жалобам, исходя из тех фактов, которыми будет располагать к дате рассмотрения дела по существу (параграф 49).

284. Отвечая на письмо Суда от 19 декабря 2003 года, российское правительство выразило удовлетворение фактом подачи формуляра жалобы господина Хаджиева от 8 января 2004 года и потребовало прекращения «внепроцессуальной деятельности в этом деле», рассмотрения жалобы в "общем порядке" и аннулирования производства по настоящей жалобе, имевшего место до 27 октября 2003 года (параграф 243). В своих письмах от 5 и 13 февраля 2004 года Суд напомнил правительству, что о жалобе господина Хаджева ему было сообщено до того, как она была объявлена приемлемой, и что формуляр жалобы, полученный Судом 27 октября 2003 года, не требует каких-либо дополнительных процессуальных мер.

285. На просьбу Суда предоставить свои возражения по существу жалобы заявителей (параграф 50), российское правительство не дало никакого комментария по поводу требований господина Хаджиева, представленных в оспариваемом формуляре жалобы, и ограничилось требованием полного аннулирования производства в этой части.

286. Ввиду вышеизложенных обстоятельств, Суд заключил, что требования господина Хаджиева, представленные госпожами Мухашаврия и Дзамукашвили, были сообщены государствам-ответчикам вовремя, и они имели возможность представить возражения на них как в письменной, так и в устной форме в процессе слушания по вопросу приемлемости. Так как с ним было сложно связаться в России спустя год после подачи жалобы, господин Хаджиев подтвердил своим формуляром от 8 октября 2003 года, что он действительно жаловался на свою экстрадицию в Россию и что он обвинял как Грузию, так и Россию. На приглашение Суда принять участие в процессе в Суде господин Котов, его российский адвокат, так и не ответил. Российское правительство не представило никаких комментариев по требованиям господина Хаджиева, представленных господином Котовым, ни в ответ на письмо Суда от 19 декабря 2003 года (параграф 236), ни в ответ на письмо от 4 мая 2004 года (параграф 50).

287. В этих условиях, у российского правительства нет оснований для утверждения, что его не известили о требованиях, изложенных в жалобе господина Хаджиева, и что господин Котов не был допущен к процессу в Суде.

288. Суд окончательно и настоятельно напоминает, что никакое положение Конвенции и его Регламента не предусматривает аннулирования в части или полностью процедуры, имевшей место в деле. Таким образом, в ответ на жалобу суд не может предпринять каких-либо иных процессуальных действий, непредусмотренных этими актами,. В любом случае, условия, определенные статьями 37 и 39 Конвенции (в силу которых Суд может в ряде обстоятельств исключить жалобу из реестра дел, назначенных к рассмотрению), не имели место в данном случае, и Суд не видит какой-либо причины прекращать рассмотрение дела по существу.

289. По вышеизложенным причинам возражения российского правительства о невозможности рассмотрения настоящей жалобы по существу, также как и его требование аннулировать производство по этому делу, должны быть отклонены.

B. Возражения об отсутствии обращения в Суд экстрадированных заявителей

1. Аргументы сторон

290. Российское правительство утверждает, что экстрадированные заявители никогда не обращались в Суд. Во-первых, это утверждение основано на том факте, что 26 августа 2003 года Суд получил письма Кучинской и Молочкова, первых адвокатов в российском суде господ Шамаева, Виситова, Хаджиева и Азиева, в которых утверждалось, что их клиенты никогда не жаловались на нарушение своих прав, гарантированных Конвенцией и никогда не выражали желания обратиться в Суд (параграф 241). Во-вторых, Правительство подчеркивает тот факт, что доверенности, на которых Мухашаврия и Дзамукашвили сфальсифицировали подписи экстрадированных заявителей, упоминают лишь Грузию в качестве государства-ответчика. В этих условиях, экстрадированные лица не могут считаться заявителями по смыслу Конвенции, во всяком случае по жалобе против Российской Федерации.

291. Госпожа Мухашаврия возражает против доводов, представленных российским правительством, и утверждает, что в доступе к этим заявителям вечером в день их выдачи грузинскими властями ей было отказано, и что, впоследствии, российское правительство запретило любой контакт с ними. Она считает, что эти лица, содержащиеся в России в изоляции от внешнего мира, не выдержали бы губительных последствий нарушения государствами-ответчиками их права обратиться в Суд.

2. Оценка Суда

292. Суд напоминает, что в своих постановлениях от 14 октября 2003 года и 21 апреля 2004 года Ставропольский Краевой суд подтвердил, как и российское правительство, что господа Шамаев, Виситов, Адаев и Азиев никогда не обращались в Суд. Господин Хаджиев подал в Суд жалобу, но только против Грузии (параграф 29).

293. Суд настоятельно напоминает, что только он уполномочен решать вопрос о своей компетентности в интерпретации и применении Конвенции и ее Протоколов (статья 32 Конвенции) и в особенности пункта, который касается оценки того, является ли заинтересованное лицо заявителем по статье 34 Конвенции, и соответствует ли его жалоба требованиям Конвенции. Чтобы его действия не были расценены как противоречащее статье 34 Конвенции, в случае, если правительство сомневается в достоверности жалобы, оно должно сообщить об этом Суду и не пытаться решать вопрос самостоятельно (mutatis mutandis , Tanrıkulu v. Turkey [GC], N 23763/94, § 129, CEDH 1999-IV; Orhan v. Turkey, N 25656/94, § 409, 18 июня 2002 года).

294. В данном деле, Суд не считает доводы российского правительства убедительными, и факты, имеющиеся у Суда, свидетельствуют об обратном.

295. Заслушанные в Тбилиси, сокамерники экстрадированных заявителей подтвердили факт обращения в Суд против процедуры выдачи (параграф 121). Разумно предположить, что, пребывая в сходных условиях изоляции, сомнений и тревоги, в ночь с 3 на 4 октября 2002 года шестеро заявителей пожелали обратиться в Суд, а другие, экстрадированные позже, не посчитали это необходимым. Тем более, что в телевизионных новостях, единственном источнике информации об экстрадиции для заявителей, о неизбежности выдачи российским властям «нескольких чеченцев» было сообщено в общих словах. Господин Габаидзе, выступая на телевидении, исключил, хотя и не без сомнения, лишь выдачу граждан Грузии. Экстрадированные заявители, граждане России, не имели никаких оснований полагать, что эта мера их не коснется (параграфы 124, 215 и 216).

296. Кроме того в письмах от 3 ноября 2003 года (параграф 240), представленных Суду непосредственно российским правительством, господин Шамаев не исключил, что его адвокат подал жалобу от его имени, а господа Адаев, Хаджиев и Виситов подтвердили, что обращались в Суд из Грузии при помощи юриста. Господин Азиев не написал подобного письма, так как не умел писать на русском языке. Однако, в переписке по поводу своей жалобы N 28861/03 (параграф 238), он дважды подтвердил, что обращался в Суд из Грузии для обжалования своей экстрадиции, а в своем письме от 30 октября 2003 года он оспорил утверждение российского правительства о том, что он не подавал настоящей жалобы. 27 октября 2003 года господин Хаджиев подтвердил также факт оспаривания перед Судом процедуры своей экстрадиции в Россию в отсутствие какого-либо судебного контроля (параграф 235 и параграф 439).

297. Учитывая эти обстоятельства и особенные условия заключения заявителей 3 и 4 октября 2002 года в Грузии и впоследствии в России, Суд не сомневается, что они пытались, при помощи своих адвокатов в судебных органах Грузии (параграфы 306-308), оспорить свою выдачу российским властям. Следовательно, утверждения российского правительства о том, что экстрадированные заявители не обращались в Суд, должны быть отклонены.

C. Возражения об отсутствии надлежаще оформленных полномочий на представление интересов заявителей в Суде

1. Аргументы сторон

298. Российское правительство допускает, что в конце концов Мухашаврия и Дзамукашвили имеют право представлять неэкстрадированных заявителей в части жалобы, направленной против Грузии, но полномочия, данные им 9 октября 2002 года не упоминали Россию в качестве государства-ответчика (параграф 120). Однако, оно не признает этих адвокатов в качестве представителей пяти экстрадированных заявителей ввиду фальшивых подписей, поставленных на доверенностях от 22 ноября 2002 года. В этом отношении, оно опирается на результаты графологической экспертизы (параграф 230). К тому же, эти полномочия не были удостоверены администрацией СИЗО, и, таким образом, недействительны.

299. Грузинское правительство никогда не оспаривало правомерность обсуждаемых полномочий.

300. Госпожи Мухашаврия и Дзамукашвили считают, что аргументы российского правительства необоснованы, и что они должным образом уполномоченны для представительства неэкстрадированных заявителей в Суде. Что касается экстрадированных заявителей, то адвокаты напоминают , что те были переданы российских властям в спешке и так как контакты с их представителями были им запрещены, то последние не имели возможности получить доверенности для представительства в Суде. Госпожи Мухашаврия и Дзамукашвили подчеркивают, что адвокаты этих заявителей в грузинских судебных инстанциях решили обратиться в Суд от имени заинтересованных лиц, но, не зная процедуры, передали им свои полномочия в интересах своих клиентов (параграф 224). С точки зрения госпожи Мухашаврия российские власти сделали, впоследствии, все возможное, чтобы у нее не было контактов с экстрадированными заявителями, и российское правительство не имеет оснований для обвинения ее в отсутствие полномочий представителя, оформленных надлежащим образом.

2. Оценка Суда

301. Прежде всего, Суд должен отметить, что тот факт, что доверенность на представительство интересов заявителя в Суде не была оформлена в соотвествии с требованиями внутреннего права и не была заверена администрацией СИЗО не может поставить под сомнение действительность этого документа (Хашиев и Акаева против России (декабрь), №№ 57942/00 и 57945/00, 19 декабря 2002 года).

302. Ранее Суд указывал, что по смыслу статьи 35 § 1 Конвенции, критерии приемлемости должны применяться с некоторой гибкостью и без чрезмерного формализма (Cardot v. France, 19 марта 1991 года, série A № 200, стр. 18, § 34). Нужно также принимать во внимание их предмет и цель (см., например, Worm c. Autriche, 29 aвгуста 1997 года, Recueil des arrêts et décisions 1997-V, p. 1547, § 33), а также предмет регулирования и цели Конвенции в целом, которая представляет собой договор о взаимном обеспечении соблюдения прав и основных свобод человека, и должна быть так интерпретирована и применяема, чтобы ее требования были наполнены конкретным содержанием и эффективны (см., например, Yaşa c. Turquie, 2 сентября 1998 года, Recueil 1998-VI, p. 2429, § 64).

303. В данном деле Суд отмечает, что госпожа Мухашаврия в своих последних заключениях не противоречит заключению российской графологической экспертизы (параграфы 230-231) и напоминает, что она и ее коллега не имели никакой возможности связаться с экстрадированными заявителями ни до их выдачи, ни после их прибытия в Россию. Она поясняет, что попросила их семьи и близких подписать спорные доверенности.

304. Суд отмечает, что на основании решений от 2 октября 2002 года пять заявителей были экстрадированы вечером 4 октября 2002 года в Россию (параграфы 72-74), и что накануне четверо из них содержались в СИЗО N 5 г. Тбилиси в условиях изоляции (параграф 224). Их просьба пригласить адвокатов была отклонена представителями грузинской тюремной администрации, пришедшими вывести их из камеры в четыре часа утра 4 октября (параграф 124). Господин Адаев, пятый истец, был экстрадирован прямо из тюремной больницы и, очевидно, был еще менее информирован, чем другие заявители (параграф 142).

305. Что касается Габаидзе, Хиджакадзе и Чхатарашвили, адвокатов заявителей в грузинских судебных инстанциях, они не были извещены о выдаче своих клиентов и не смогли отреагировать в надлежащий срок (параграф 457 ). Более того, 4 октября 2002 года, им было отказано в доступе в СИЗО (параграф 224). Господин Габаидзе узнал о предстоящей экстрадиции российским властям за несколько часов до вывода заявителей из СИЗО N 5. Не получив никакой достоверной информации (параграф 214), он не нашел иного выхода, как выступить на телевизионном канале и сообщить, что "некоторые" из его клиентов подвергаются риску в ближайшем будущем быть экстрадироваными. Таким образом, заявители, у которых в камере был телевизор, узнали эту новость (параграф 455).

306. Решив обратиться в Суд от имени своих клиентов вечером 4 октября 2002 года, Габаидзе, Хиджакадзе и Чхатарашвили передали с этой целью свои полномочия госпожам Мухашаврии и Дзамукашвили. Эти акты о передаче полномочий фигурируют в документах, и их правомерность не была оспорена ни одним из государств-ответчиков. Госпожи Мухашаврия и Дзамукашвили не смогли в свою очередь посетить заявителей (параграф 224). Их последующие попытки встретиться с заявителями, экстрадированными в Россию, также не увенчались успехом (параграфы 226-229).

307. Таким образом, невозможность для господ Шамаева, Азиева, Хаджиева и Виситова подписать спорные доверенности в период с момента, когда они узнали, в общих чертах, о своей неизбежной выдаче, и моментом, когда их экстрадировали несколько часов спустя, объясняется поспешным характером операции, а также отказом грузинских тюремных властей дождаться утра и пригласить их адвокатов. Что касается господина Адаева, экстрадированного из тюремной больницы, то из документов следует, что усилия адвокатов, которые не знали имен заключенных, подлежащих экстрадиции (параграфы 214-216), концентрировались прежде всего на СИЗО N 5, где содержалось подавляющее большинство заявителей (параграф 123). В отсутствии информации о своей выдаче господин Адаев, в отличие от других экстрадированных, не потребовал сам встречи с адвокатами.

308. В этих условиях, вменение в вину экстрадированным заявителям отсутствие их подписей на спорных доверенностях означало бы, с точки зрения Суда, обвинение их в тех самых препятствиях, перед которыми их поставили власти Грузии до их выдачи и которые они не имели никакой возможности обжаловать (параграфы 449 и след.).

309. После выдачи господин Азиев недвусмысленно подтвердил, что одобрял любой ход, совершенный от его имени госпожой Мухашаврия при обжаловании экстрадиции (параграф 238). Что касается других экстрадированных заявителей, то в деле нет никакой информации, указывающей на то, что они возражали против представительства их интересов в Суде госпожами Мухашаврия и Дзамукашвили, или что они хотели оспорить смысл и/или сущность обвинений и замечаний, сформулированных ими (см., Öcalan c. Turquie (декабрь), n^o 46221/99, 14 декабря 2000 года, также, mutatis mutandis, Ergi c. Turquie, 28 июля 1998 года, Recueil 1998‑IV, §§ 60-64).

310. Тем не менее, чтобы исключить любое сомнение в этом отношении, 17 июня 2003 года Суд указал российскому правительству, в соответствии со статьей 39 Регламента Суда, на необходимость предоставить госпожами Мухашаврия и Дзамукашвили доступ к заявителям (параграф 228). Это позволило бы заявителям обосновать свои требования в Суде, а также дало бы им возможность подтвердить или опровергнуть полномочия грузинских адвокатов на представительство в Суде. Российское правительство не соблюло этой предварительной меры, продолжая ставить под сомнение достоверность полномочий адвокатов (параграфы 228-230). Более того, и сам Суд был лишен возможности заслушать экстрадированных заявителей для того, чтобы разъяснить этот вопрос, а также другие подобные обстоятельства (параграфы 28 и след.).

311. Таким образом, критикуя представительство интересов экстрадированных заявителей упомянутыми адвокатами, Российская Федерация не предоставило никакой возможности объективно проверить обоснованность своего довода, который, в сущности, опирается только на его собственные измышления. Помимо того, что такое отношение Правительства вызывает проблемы с точки зрения статьи 34 Конвенции (mutatis mutandis, Tanrıkulu, § 132; смотри также главу VIII ), неисполнение государством требований этого положения может истолковываться как лишение заявителей права на предъявление в Суд жалобы по своему делу. В этом отношении, Конвенция должна гарантировать конкретные и эффективные права, а не теоретические и иллюзорные (см. среди прочих Cruz Varas et autres c. Suède, 20 марта 1991 года, série A n^o 201, § 99).

312. Таким образом, ввиду особых обстоятельств данного дела Суд приходит к выводу, что экстрадированные заявители оказались в особо уязвимом положении как в Грузии, так и в России, и что они надлежащим образом представлены в настоящей жалобе госпожами Мухашаврия и Дзамукашвили, адвокатами заявителей во внутренних судебных инстанциях, назначенных для этой цели в крайне срочных условиях, независящих от воли заинтересованных лиц.

313. Что касается неупоминания России в качестве государства-ответчика в доверенностях, выданных неэкстрадированными заявителями на имя Мухашаврия и Дзамукашвили, то Суд отмечает, что формуляры жалоб от 22 октября 2002 года, представленные этими адвокатами в интересах заявителей, упоминают как Грузию, так и Россию в качестве государств-ответчиков (параграф 14). Чтобы подкрепить их жалобу в целом в течение всего производства по делу, неэкстрадированные заявители при посредничестве этих адвокатов представили письма, замечания и другие документы. Кроме того, шесть из них, заслушанные в г. Тбилиси делегатами Суда, подтвердили, что подали жалобу против Грузии и России при помощи госпожи Мухашаврия и Дзамукашвили (и\или госпожи Кинцурашвили; параграф 121). Неэкстрадированные заявители никогда не указывали других адвокатов в качестве своих представителей в части жалобы против России.

314. В этих условиях Суд не сомневается, что на момент подачи жалобы, а также впоследствии, неэкстрадированные заявители пожелали быть представленными госпожами Мухашаврия и Дзамукашвили в обеих частях своей жалобы, против обоих государств-ответчиков.

315. Возражения российского правительства об отсутствии надлежащего и должного представительства заявителей должно быть отклонено.

II. О НАРУШЕНИИ ГРУЗИЕЙ СТАТЕЙ 2 И 3 КОНВЕНЦИИ

316. Представители заявителей жалуются, что право на жизнь господина Азиева было нарушено. Они считают, что вопреки требованиям статей 2 и 3 Конвенции, грузинские власти подвергли заявителей экстрадиции при наличии риска применения смертного приговора в России, внесудебной казни и жестокого обращения. В случае выдачи российским властям другие заявители подвергались риску схожего обращения. Кроме того, в ночь с 3 на 4 октября 2002 года заявители подверглись обращению, противоречащего статье 3 Конвенции.

317. Статьи 2 и 3 Конвенции предусматривают следующее :

Статья 2

«1. Право каждого лица на жизнь охраняется законом. Никто не может быть умышленно лишен жизни иначе как во исполнение смертного приговора, вынесенного судом за совершение преступления, в отношении которого законом предусмотрено такое наказание.

2. Лишение жизни не рассматривается как нарушение настоящей статьи, когда оно является результатом абсолютно необходимого применения силы:

a) для защиты любого лица от противоправного насилия;

b) для осуществления законного задержания или предотвращения побега лица, заключенного под стражу на законных основаниях;

c) для подавления, в соответствии с законом, бунта или мятежа.»

Статья 3

«Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию.»

A. В отношении предполагаемой смерти господина Азиева

318. Согласно утверждениям представителей заявителей, господин Азиев погиб в Грузии или в России во время своей экстрадиции. Адвокаты опираются в своей версии главным образом на утверждения заявителей, заслушаных Судом в Тбилиси (параграфы 125 и 135), а также на заявление «Министерства иностранных дел Чеченской Республики Ичкерии» (параграф 81). К тому же, они считают сомнительным, что господин Азиев не появился на видеозаписи момента выдачи заявителей российским властям, снятой в аэропорту г. Тбилиси. Его фотография, сделанная российским правительством 15 сентября 2003 года, также вызывает сомнения (параграф 125).

319. Российское правительство отклоняет эту версию и утверждает, что господин Азиев цел и невредим, и в хорошем состоянии здоровья. Оно представляет его фотографии, сделанные после его выдачи, сопровождаемые медицинскими справками. Представители заявителей расценивают эти доказательства как недостаточные, тогда как грузинское правительство поддерживает версию российского правительства.

320. Суд отмечает, что, действительно, господин Азиев не был заснят грузинскими журналистами в аэропорту г. Тбилиси вечером 4 октября 2002 года (параграф 74). Он также отмечает, что в течение нескольких месяцев после его выдачи господин Азиев содержался отдельно от других заявителей в СИЗО города A. Его должны были поместить с ними в том же СИЗО города B после августа 2003 года (параграфы 53 и 242). Однако, запись, сделанная российским правительством 25 февраля 2004 года не показывает господина Азиева в его камере: в отличие от других экстрадированных заявителей, он отказался сниматься (параграф 109). Суд констатирует также, что в отличие от других заявителей, единственная фотография господина Азиева фигурирует среди фотографий, сделанных российским правительством 15 сентября 2003 года, на которой он виден издалека. С точки зрения этих обстоятельств и ввиду невозможности для представителей заявителей, а также Суда встретиться с заявителями, экстрадированными в Россию (параграфы 49 и 227-229), Суд признает законными сомнения и опасения этих адвокатов относительно судьбы господина Азиева после 4 октября 2002 года.

321. Тем не менее, данные, которыми располагает Суд, не позволяют сделать заключение о смерти господина Азиева до, во время или после его выдачи России. В частности, на фотографии, сделанной 23 ноября 2002 года российским правительством и на фотографии господина Азиева, сделанной после экстрадиции в СИЗО города A, все заявители, заслушанные в г. Тбилиси, идентифицировали своего сокамерника Хусейна Азиева (параграф 119). Сомнение господина Гелогаева, что речь не идет о фотографии господина Азиева, сделанной после его выдачи (параграф 125), не подкреплено другим доказательством. Согласно различным медицинским справкам, представленным российским правительством (параграфы 246 и 252), в отличие от других экстрадированных заявителей, господин Азиев не представил ни одной жалобы на состояние своего здоровья и никогда после выдачи не требовал медицинской помощи. Врачи, и из гражданской больницы в том числе, оценили его состояние как удовлетворительное.

322. Кроме того, 19 августа 2003 года господин Азиев при помощи господина Тимишева обратился в Суд с новой жалобой, направленной только против России (Азиев против России, N 28861/03). В своей переписке с Судом по поводу этой жалобы, господин Азиев подтвердил, что подавал жалобу Суду против своей выдачи России, но не выдвигал требований, касающихся грубого обращения, которому он якобы подвергся во время выдачи или после своего прибытия в Россию (параграф 238). Кроме того, нет никаких причин полагать, что жалоба господина Азиева была подана от его имени, в то время как сам он скончался.

323. Принимая во внимание вышеизложенное, Суд считает, что нарушений права господина Азиева на жизнь не имелось.

B. В отношении риска применения смертной казни и жестокого обращения с экстрадированными

1. Аргументы сторон

324. Правительство Грузии утверждает, что решение о выдаче от 2 октября 2002 года не было принято в спешке, и что грузинские власти представили к экстрадиции только пять лиц, чьи личности смогли действительно установить. Учитывая недостаточность доказательств в случае восьми других заявителей, они не пошли навстречу требованиям и давлению российских коллег. Грузинские власти действовали в соответствии с судебной практикой, установленной Судом, согласно которой страна, из которой экстрадируется заинтересованное лицо, должна убедиться, что экстрадированное лицо не подвергнется обращению, не совместимому со статьей 3 Конвенции. Прежде чем решиться на выдачу пяти заявителей, Генеральная прокуратура сделала все необходимое, чтобы получить от российских властей максимальные и твердые гарантии, что эти лица не будут ни приговорены к смертной казни, ни подвергнуты бесчеловечному и унизительному обращению или наказанию. В подтверждение этого, Правительство предоставляет письма российской Генеральной прокуратуры от 26, 27 августа и 27 сентября 2002 держку (параграфы 68 и след.). Помимо этих письменных гарантий Генеральный прокурор Грузии также получил от своих российских коллег устные обязательства. Во время принятия решения о выдаче было также принят в расчет следующие обстоятельства: тот факт, что Россия является членом Совета Европы; что в этой стране с 1996 года действует мораторий на вынесение смертного приговора; а также Постановление Конституционного суда РФ от 2 февраля 1999 года. К тому же, российское правительство попросили облегчить доступ представителей Красного Креста в тюрьму, где содержались экстрадированные заявители.

325. Впоследствии, все эти гарантии оказались надежными и достаточными, чтобы защитить заявителей от обращения, противоречащего статье 3: никто из них не был приговорен к смертной казни, ни подвергнут бесчеловечному или унижающему достоинство обращению, и их действительно навестили представители Красного Креста.

326. В своих устных замечаниях, грузинское правительство заявило, что господа Маргошвили и Куштанашвили не экстрадировались в Россию, учитывая, что они являлись гражданами Грузии. После установления личности господина Хашиева и проверки статуса беженца господина Гелогаева (параграф 88), вопрос об их выдаче был решен в соответствии с результатами этих действий. Что касается господ Исаева, Ханчукаева и Магомадова, то их дела будут пересмотрены как только российские власти предоставят все необходимые документы в поддержку своего запроса об экстрадиции.

327. Российское правительство утверждает, что заявители не будут приговорены к смертной казни, так как, в соответствии с Постановлением Конституционного суда от 2 февраля 1999 года на всей территории Российской Федерации никто не может быть приговорен к смерти каким-либо судом (параграф 262). Оно напоминает, что российские власти предоставили своим грузинским коллегам те же гарантии при обосновании своего запроса об экстрадиции и дали обязательство, что заявители не будут подвергнуты обращению, противоречащему статье 3 Конвенции. Действительно, экстрадированные заявители содержались в условиях, соответствующих требованиям этого положения. Это было констатировано даже журналистами каналов росийсского телевидения РТР, ОРТ и НТВ при визите в тюрьму. Заявители были проинтервьюированы. Правительство приводит письмо заместителя Генерального прокурора РФ от 18 октября 2002 года, согласно которому экстрадированные заявители были «живы и находились в хорошем состоянии здоровья, находясь под стражей в одном из следственных изоляторов Ставропольского Края согласно условиям, предусмотренным законом».

328. Представители заявителей утверждают, что заявители не могли находиться "в хорошем состоянии здоровья" по прибытию в Россию, и считают, что в медицинских справках, представленных российским правительством 14 ноября 2002 года(параграфы 245 и след.) не указаны телесные повреждения, полученные при вмешательстве грузинских сил специального назначения в ночь с 3 на 4 октября 2002 года. Они считают, что, передав заявителей в Россию, «Грузия также взяла на себя ответственность за геноцид, совершаемый по отношению к чеченскому народу».

329. Представители заявителей считают, к тому же, что гарантии, предоставленные российскими властями их грузинским коллегам, недостаточны, и что обязательства, данные в Суде российским правительством, являются обязательными только на бумаге. Они напоминают, что Комитет по Предотвращению пыток Совета Европы сам признал в одном из своих заявлений, что Россия не соблюдает обязательств, взятых ею (параграф 267 (e)). С их точки зрения грузинские власти и не старались убедиться в том, что полученные гарантии были действительно реальными. Напротив, они активно сотрудничали со своими российскими коллегами, чтобы облегчить экстрадицию. В частности, они послали им фотографии заявителей, использованные впоследствии, чтобы подкрепить запрос об экстрадиции, и сообщали им об изменении имен заявителей. Получив таким образом помощь, российские власти в свою очередь «внесли поправки» в свой запрос об экстрадиции, используя иные имена заявителей по ходу этих изменений. Грузинские власти не оценили надлежащим образом ни политизированного характера обвинений российских властей против заявителей, ни проявление явной пристрастности в рамках оспариваемой процедуры экстрадиции. Они не потребовали никаких письменных доказательств этих обвинений. Письма, на которые ссылается грузинское правительство (параграф 324), не содержат гарантий того, что заявители не будут приговорены к смертной казни, а лишь заверения в том, что в России действует мораторий.

330. Более того, то, что российское правительство называет мораторием, всего лишь Указ Президента Ельцина от 16 мая 1996 года «О поэтапном сокращении применения смертной казни» (параграф 261). Представители утверждают, что этот Указ ни в одном из своих положений не регулирует вопросы моратория, а всего лишь обязывает правительство подготовить «проекта федерального закона о присоединении Российской Федерации к Протоколу N 6 [Конвенции] ». Они напоминают, что ни в одном из своих положений Указ не устанавливает отмену смертной казни или временное ее приостановление. Речь идет, таким образом, не о моратории, а о временной мере, касающейся регулирования применения смертной казни. Что касается Постановления Конституционного Суда от 2 февраля 1999 года, то оно также не содержит запрета на применение смертной казни (параграф 262), а только откладывает применение этого наказания до введения судов присяжных на всей территории Российской Федерации. Принимая во внимание закон от 27 декабря 2002 года, который предусматривает окончание процесса введения судов присяжных к 1-му января 2007 года (параграф 265), то начиная с этой даты, смертная казнь будет снова примененяться в России.

331. Что касается утверждений о жестоком обращении, применяемом представителями российских властей в отношении лиц мужского пола чеченского происхождения, то адвокаты считают, что во время принятия решения, грузинская Генеральная прокуратура не могла не знать о систематическом характере подобных нарушений. Они приводятся в официальных заявлениях Комитета по предотвращению пыток, в Резолюциях (2003) Парламентской Ассамблеи Совета Европы, в докладах организации Human Rights Watch, в годовом отчете Международной Амнистии от 2004 года, в докладах Верховного Комиссара Организации Объединенных Наций по делам беженцев и специального докладчика Организации Объединенных Наций по вопросу о пытках. Некоторые из этих утверждений упомянуты выше (параграфы 267, 268 и 270). Адвокаты считают, что с точки зрения докладов организации Human Rights Watch, изложенных в издании «Welcome to Hell» (параграф 268), полная изоляция экстрадированных заявителей в «одном из СИЗО Ставропольского Края» вызывает серьезные опасения по поводу обращения, которому они подвергаются в этом учреждении.

2. Оценка Суда

332. Суд отмечает, что вменяемые заявителям обвинения в совершении преступлений, предусмотренных статьей 317 Уголовного кодекса Российской Федерации наказываются лишением свободы от двенадцати до двадцати лет, пожизненным заключением или смертной казнью (параграф 260). Возраст большинства заявителей варьируется между 22 и 31 годом. Смертный приговор не упразднен в России, но российские суды воздерживаются на сегодняшний день от его применения. Суд напоминает, что Протокол N 13 Конвенции не был подписан Россией и Протокол N 6, подписанный 16 апреля 1996 года, все еще не ратифицирован ею. На основании имеющихся в его распоряжении данных Суд подтверждает (параграф 107 ), что четыре экстрадированных заявителя, господа Шамаев, Адаев, Хаджиев и Виситов, не были приговорены к смертной казни судом первой инстанции. То же касается господ Хашиева (Елихаджиев, Мулкоев) и Баймурзаева (Алканов), которые были осуждены 14 сентября и 11 октября 2004 года на тринадцать и двенадцать лет заключения Верховным судом Чеченской республики (параграф 106).

a) Общие принципы

333. В государстве-участнике не ратифицировавшем Протокол N 6 и не присоединившемся к Протоколу N 13 допускается приводить в исполнение смертный приговор при некоторых условиях в соответствии со статьей 2 § 2 Конвенции. В таких случаях, Суд пытается выяснить, является ли сам по себе смертный приговор грубым обращением, запрещенным статьей 3 Конвенции. Суд уже установил, что статья 3 не может рассматриваться как запрещающая смертную казнь в принципе (Soering c. Royaume-Uni, 7 июля 1989, série A № 161, §§ 103-104), так как это противоречило бы формулировке статьи 2 § 1. Однако это не означает, что обстоятельства, связанные со смертным приговором, никогда не порождают проблемы в свете статьи 3. Конвенции. Действительно, то каким образом выносится или приводится в исполнение смертный приговор, личные обстоятельства конкретного осужденного, несоразмерность наказания тяжести совершенного преступления, а также условия заключения в ожидании приведения приговора в исполнение являются примерами факторов, которые могли бы дать основания рассматривать обращение с осужденным или наказание, которому он подвергается, как нарушение запретительной нормы, содержащейся в статье 3. (Soering, § 104). Отношение договаривающихся государств к смертному приговору имеет значение при оценке того, был ли превышен допустимый порог страдания или унижения (Poltoratskiy с. Ukraine, № 38812/97, § 133, CEDH 2003-V). Суд также принял во внимание, что молодой возраст является обстоятельством, которое, наряду с другими, может поставить под сомнение соответствие мер, связанных со смертным приговором, статье 3 (Soering, §§ 103-108).

334. Согласно практике Суда, государства - участники Конвенции имеют право, в соответствии с устоявшимся международным правом и при условии соблюдения договорных обязательств, включая обязательства по настоящей Конвенции, осуществлять контроль за въездом иностранных граждан в свою страну, их проживанием в ней и их высылкой из страны. Более того, необходимо отметить, что ни в Конвенции, ни в Протоколах к ней не закреплено право на политическое убежище (Jabari c. Turquie, №40035/98, § 38, CEDH 2000-VIII; Vilvarajah et autres c. Royaume-Uni, 30 октября 1991 года, série A № 215, § 103).

335. Однако в практике Суда четко установлено, что государствам не следует выдавать или высылать заинтересованное лицо, в том числе просителя убежища, в иное государство, когда имеются веские основания полагать, что лицо, о котором идет речь, в случае его высылки столкнется с реальным риском подвергнуться обращению, противоречащему статье 3 (Chahal c. Royaume-Uni, 15 ноября 1996 года, Recueil 1996-V, p. 1853, §§ 73-74; Soering, р. 35, §§ 88-91; Cruz Varas et autres, р. 28, §§ 69-70). Суд полностью отдает себе отчет в том, с какими огромными трудностями сталкивается в наши дни государство, защищая население своей страны от насилия со стороны террористов. (Chahal, р. 1853, § 79). Однако, даже учитывая эти обстоятельства, Конвенция запрещает пытки и бесчеловечное или унижающее достоинство обращение или наказание, независимо от поведения жертвы. (D. c. Royaume-Uni, 2 мая 1997 года, Recueil 1997-III, §§ 47 и 48; H.L.R. c. France, 29 апреля 1997 года, Recueil 1997-III, § 35).

Статьи 2 и 3 не предусматривают исключений и не разрешается отступление от этих обязательств в соответствии со статьей 15: они не перестает действовать даже в чрезвычайных обстоятельствах, угрожающих жизни нации (Irlande c. Royaume-Uni, 18 января 1978 года, série A n^o 25, p. 65, § 163; Tomasi c. France, 27 августа 1992 года, série A n^o 241-A, p. 42, § 115).

336. Суд указывает, что для определения наличия серьезных и достаточных оснований предполагать существование реальной опасности для заинтересованного лица в случае экстрадиции быть подвергнутым обращению, несовместимому со статьей 3, Суд руководствуется четкими критериями и опирается на всю совокупность данных, которые ему предоставляют или, в случае необходимости, которые он сам официально получает (Vilvarajah et autres, р. 36, §§ 107 и 108; Irlande c. Royaume-Uni, р. 64, § 160).

337. Чтобы оценить наличие реального риска, надо рассматривать в первую очередь те обстоятельства, о которых запрашиваемое государство знало или должно было знать на момент экстрадиции. Однако, это не мешает Суду принимать во внимание иные сведения, которые могут подтвердить или опровергнуть то, как договаривающаяся сторона оценила обоснованность опасений заявителя (Cruz Varas et autres, p. 30, § 76). Даже если для признания государства виновным в подобном нарушении, необходимо оценить общую обстановку в этом государстве в сопоставлении с требованиями статьи 3 Конвенции, тем не менее, при этой оценке, не ставится вопрос о констатации или установлении ответственности этого государства ни в соответствии с международным правом, ни в соответствии с Конвенцией, ни каким бы то ни было иным образом. В соответствии с Конвенцией речь может идти только об ответственности осуществившего экстрадицию государства-участника, действие которого имело прямым следствием то, что лицо подверглось ненадлежащему обращению, запрещенному Конвенцией. (Mamatkulov et Askarov c. Turquie [GC], n^o^s46827/99 et 46951/99, § 67, CEDH 2005-... ; Soering, p. 35, §§ 89-91).

338. Необходимо также напомнить, что для того чтобы плохое обращение, и в том числе наказание, представляло собой нарушение статьи 3, оно должно достигнуть минимального уровня жестокости. Для того чтобы наказание или обращение были признаны "бесчеловечными" или "унижающими достоинство", страдания или унижение, связанные с ними, должны так или иначе представлять собой нечто большее, чем неизбежный элемент страданий или унижения, связанный с той или иной формой законного наказания (Tyrer c. Royaume-Uni, 25 апреля 1978, série A n^o 26, §§ 29-30). Оценка этого минимального уровня по своей сути относительна; она зависит от всех обстоятельств дела, таких как характер и контекст таких обращения или наказания, образ действий и методы, в которых выражается такое обращение, его продолжительность, его воздействие на физическое или психическое состояние и в некоторых случаях от пола, возраста и состояния здоровья жертвы такого обращения (Soering, р. 39, § 100). При оценке доказательств необходимо руководствоваться таким стандартом доказанности, как "отсутствие разумных оснований для сомнения" (Irlande c. Royaume-Uni, pp. 64-65, § 161 ; Anguelova c. Bulgarie, n^o 38361/97, § 111, CEDH 2002‑IV). В данном случае речь идет о сомнении, основанным на чисто теоретической возможности или желании избежать неблагоприятного заключения; это сомнение, основания которого связаны с представленными фактами (смотри "Греческое дело", жалобы 3321/67, 3322/67, 3323/67 и 3344/67, отчет Комиссии от 5 ноября 1969, Annuaire 12, р. 13, § 26; так же как, mutatis mutandis, Naumenko c. Ukraine, N 42023/98, § 109, 10 февраля 2004). Установление факта ненадлежащего обращения может вытекать из целого ряда фактических данных или неопровергнутых предположений, достаточно обоснованных, точных и непротиворечивых .

339. Наконец, Суд подчеркивает, что органы Конвенции не решают вопросы о существовании или, наоборот, отсутствии возможных нарушений Конвенции (Soering, § 90). Чтобы оценить эти обстоятельства в свете статьи 3, необходимо установить, что при конкретных обстоятельствах для заявителей существовал реальный риск подвергнуться, в случае экстрадиции, обращению, противоречащему статье 3.

b) Применение указанных принципов в данном деле

i) По вопросу экстрадиции пяти заявителей 4 октября 2002 года

340. Суд отмечает, что заявители, заслушанные в г. Тбилиси, сообщили о том, что они обеспокоены тем, что будут экстрадированы в Россию. Они подтвердили, что такое же беспокойство испытывали семь других заявителей, в настоящее время содержащиеся в России (параграфы 129, 132, 136 и 142). Принимая во внимание постоянное насилие в Чеченской республике с начала конфликта в этом регионе и общую безнаказанность (см. соответствующие параграфы 267-270), Суд не сомневается, что обеспокоенность заявителей столкнуться с опасностью для жизни или с обращением, противоречащим статье 3 Конвенции, имела субъективные основания, и опасность действительно ощущалась как реальная. Субъективное видение событий может вызвать у лица страх или сомнение относительно его судьбы, что, несомненно, является важным элементом, который следует учитывать при оценке фактов (параграфы 378-381 и 445 ). Тем не менее, рассматривая меру экстрадиции в рамках статьи 3 Конвенции, Суд оценивает в первую очередь существование объективной опасности, о которой запрашиваемое государство, знало или должно было знать во время принятия решения.

341. Из данных, которыми располагает Суд, следует, что грузинские власти открыто не оспаривали неправдоподобность опасности, которой заявители могли подвергнуться, в случае экстрадиции. Напротив, они изначально подразумевали существование такой опасности (параграфы 62, 63, 173, 182 и 183) и, по этой причине, потребовали гарантий, чтобы защитить заявителей от нее.

342. После подачи господином Устиновым запроса об экстрадиции заявителей 6 августа 2002 года, выдача заявителей зависела от получения соответствующих документов в обоснование этого запроса, а также гарантий, в отношении их судьбы в России (параграфы 62, 63 и 182). В перечень документов, которые российские власти привели в соответствии с этим запросом, были включены, помимо прочего, постановления о возбуждении уголовного дела в отношении каждого из заявителей, заверенные копии юридических документов о предварительном заключении каждого из них, объявление в международный розыск, а также сведения, касающиеся их гражданства и личностей.

343. Относительно гарантий Суд отмечает, что они были предоставлены в отношении каждого из заявителей в письмах от 26 августа и 27 сентября 2002 года (параграфы 68 и 71) временно исполняющего обязанности Генерального прокурора, т.е. высшей инстанции, ответственной за уголовное преследование в России. Стороны не оспорили то, что грузинский Генеральный прокурор также получил устные гарантии от имени своих российских коллег (параграф 184). В вышеупомянутых гарантийных письмах, временно исполняющий обязанности российского Генерального прокурора официально подтвердил грузинским властям, что заявители не будут приговорены к смертной казни, и напомнил, что, в любом случае, ни один смертный приговор не может быть вынесен в России с 1996 года в связи с мораторием. Письмо от 27 сентября 2002 года включало также конкретные гарантии против «пыток или жестокого, бесчеловечного или унижающего достоинство обращения и наказания».

344. Рассматривая то, как грузинские власти оценили надежность этих гарантий, Суд признает важным тот факт, что они исходят от Генерального прокурора, наделенного в российской системе полномочиями контроля над деятельностью всех прокуроров Россйской Федерации, которые являются государственными обвинителями в судах (параграф 263). Необходимо также отметить, что органы прокуратуры осуществляют контроль за соблюдением прав заключенных в Россииской Федерации, который также включает право беспрепятственного доступа и контроля мест заключения (там же).

345. Принимая во внимание эти обстоятельства, Суд не усматривает среди доказательств, представленных сторонами, и документов, собранных своей делегацией в Тбилиси, каких-либо обстоятельств, которые могли бы дать основания грузинским властям в ходе принятия решения сомневаться в достоверности гарантий, предоставленных российским Генеральным прокурором. Между тем, обоснованность рассуждений грузинских властей, а также надежный характер упомянутых гарантий, должны быть также оценены в свете сведений и доказательств, полученных после экстрадиции заявителей, которым Суд придает большое значение.

346. Прежде всего, он отмечает, что, по всей видимости, грузинские власти согласились на экстрадицию только тех заявителей, личности которых смогли установить (параграфы 72, 79 и 175) и которые имели российские паспорта во время их задержания (параграфы 57 и 187). Личности господина Шамаева, Хаджиева, Азиева и Адаева, установленные грузинской Генеральной прокуратурой (параграф 72), с некоторыми вариациями в написании, были подтверждены заявителями, которые предстали в Суде в Тбилиси (параграф 119). Сообщения господина Азиева и Хаджиева, двух экстрадированных заявителей (параграфы 235 и 238), также доказывают, что их личности были действительно установлены грузинскими властями, прежде чем было дано согласие на их экстрадицию. Личности экстрадированных заявителей, установленные грузинской Генеральной прокуратурой, были к тому же подтверждены постановлениями об установлении их личности, вынесенными в России 15 ноября 2002 года (параграф 217).

347. Суд выражает сожаление по поводу позиции российского правительства, которое ссылается на невозможность получения копий приговора в отношении четырех экстрадированных заявителей, вынесенного судом первой инстанции (параграф 108) и повторяет, что он не принимает аргументов, предоставленных в поддержку этого довода (параграф 276). Тем не менее, ввиду имеющихся фактов (параграф 107), он отмечает, что прокуратура не потребовала применения смертного приговора по отношению к этим заявителям, и что никто из них не был приговорен к смертной казни. То же касается господ Хашиева (Елихаджиев, Мулкоев) и Баймурзаева (Алканов), которые были осуждены 14 сентября и 11 октября 2004 года судом первой инстанции к тринадцати и двенадцати годам заключения.

348. Суд также принимает во внимание фотографии экстрадированных заявителей и фотографии их камер, а также видеозапись, осуществленную в СИЗО города B и различные медицинские справки, представленные российским правительством (параграфы 20, 109, 242, 246 и след.). Даже если, по некоторым пунктам, в частности относительно господина Азиева (параграф 320), эти документы должны оцениваться с особым вниманием, из этого не следует, что экстрадированные заявители содержались в условиях, противоречащих статье 3 или что они подверглись обращению, запрещенному этой нормой. В этом отношении необходимо также отметить, что господа Хаджиев и Азиев, единственные заявители, обратившиеся в Суд в письменном виде после своей экстрадиции (параграфы 235 и 238), не жаловались, что они подвергаются жестокому обращению в России. Они не предоставили к тому же никаких показаний об обстоятельствах их прошлой жизни в этой стране.

349. Однако, Суд учитывает, что после их экстрадиции, за исключением нескольких редких письменных контактов с Судом, заявители были лишены возможности свободно представлять свою версию событий и информировать Суд об их положении в России (параграфы 511-518). Единственные медицинские справки, фигурирующие в документах, предоставлены Правительством, у самих заявителей не было возможности заявить о своих жалобах на состояние здоровья. Их представителям в Суде не разрешили вступить с ними в контакт, несмотря на решение Суда по этому поводу (параграф 228). Невозможность осветить события, последующие за их экстрадицией, была осложнена еще и тем, что российское правительство не дало возможности Суду исполнить свои функции (параграф 504). В этих условиях нельзя безоговорочно упрекать заявителей за то, что после их экстрадиции они не предоставили достаточных доказательств.

350. Тем не менее, их представители, ссылающиеся на существование опасности для заявителей в России, также не предоставили достаточно доказательств о существовании объективного личного риска для их клиентов после экстрадиции. Документы и доклады различных международных организаций, на которые они ссылаются, представляют подробные сведения, но общего характера, о насильственных действиях, совершаемых федеральными вооруженными силами по отношению к чеченским гражданским лицам в Чеченской республике (некоторые цитировались в соответствующих параграфах 267 и 270). Тем не менее, из них не следует, что экстрадиция поставила бы жизнь экстрадированных заявителей под угрозу (Čonka et autres c. Belgique (déc.), n^o 51564/99, 13 mars 2001; mutatis mutandis, H.L.R. c. France, p. 759, § 42).

351. Представители заявителей никогда не ссылались на порядок исполнения смертного приговора в России, на условия заключения, в ожидании его исполнения, или другие обстоятельства, которые могли бы указать на применимость статьи 3. (параграф 333). Они ни разу не указали, что заявители подверглись в прошлом обращению, противоречащему статье 3 Конвенции, не сослались на обстоятельства из личного опыта заявителей, связанные с их этническим происхождением или с их политическим и военным прошлым в Чеченской республике. Адвокаты ограничились тем, что упоминули общий контекст вооруженного столкновения в этом регионе и крайнее насилие его сопровождающее, от которого и хотели уйти их клиенты. Даже предполагая, что заявители боролись против федеральных вооруженных сил в зоне конфликта, Суд не обладает никакой информацией ранее августа 2002 года об их роли и позиции внутри их группы или сообщества, что мешает ему оценить правдоподобность и вероятность опасности, связанной с их прошлым, Суд отмечает, что все заявители, заслушанные Судом в г. Тбилиси, так же как и экстрадированные заявители,отрицали наличие у них какого–либо оружия во время пересечения границы (параграф 128). Некоторые из них даже утверждали, что вели мирную гражданскую жизнь в Чечне или в пограничных с Чечней зонах с грузинской стороны (параграфы 128, 134, 140 и 141). Между тем, судебные постановления, вынесенные в Грузии, свидетельствуют об обратном (параграфы 89 и 91). Независимо от действительности, ни один из имеющихся в распоряжении Суда фактов не позволяет рассматривать заявителей как военачальников, политических лидеров или известных в ином качестве деятелей в их стране (см., a contrario, Chahal, § 106). То же касается и фактов, которые могли бы конкретизировать или увеличить возможный личную опасность для заявителей после их выдачи российским властям.

352. Таким образом, доказательства, предоставленные Суду представителями заявителей, касающиеся конфликта в Чеченской республике, в отсутствии других особых доказательств, не указывают на то, что личное положение заявителей могло повлиять и подвергнуть их риску, противоречащему статье 3 Конвенции. Суд не исключает, что заявители могли бы столкнуться с риском жестокого обращения, даже если бы они не предоставили никакого доказательства о подобных случаях в прошлом (см., a contrario, Hilal c. Royaume-Uni, n^o 45276/99, § 64, CEDH 2001‑II, , так же Vilvarajah et autres, §§ 10, 22 et 33). Тем не менее, при таких обстоятельствах, сама по себе вероятность жестокого обращения не влечет за собой нарушения статьи 3 (Vilvarajah et autres, § 111), поскольку грузинские власти получили от своих российских коллег гарантии, исключающие такую возможность.

353. Следовательно, на основании имеющихся данных, Суд приходит к выводу, что факты дела не позволяют утверждать «вне разумных сомнений», что во время принятия властями Грузии решения, существовали достаточные и обоснованные причины полагать, что в результате экстрадиции заявители подверглись бы реальной опасности бесчеловечного или унижающего достоинство обращения с точки зрения статьи 3 Конвенции. Следовательно, нарушения этого положения Грузией не имело место.

ii) По вопросу экстрадици господ Исаева, Ханчукаева, Магомадова, Куштанашвили и Маргошвили

354. Суд считает, что необходимо рассмотреть эпизод от 4 октября 2002 года, связанный с этими неэкстрадированными заявителями, отдельно от уже рассмотренных выше. Он касается господ Исаева, Ханчукаева и Магомадова, по запросу об экстрадиции которых от 6 августа 2002 года, до настоящего времени так и не принято решения. Он также касается господ Куштанашвили и Маргошвили, с той лишь разницей, что, согласно заявлению грузинского правительства, они не рискуют быть экстрадированными, поскольку являются гражданами Грузии (параграф 326).

355. Суд напоминает, что он может объявить жалобу неприемлемой на любой стадии судебного разбирательства в силу статьи 35 § 4 Конвенции. Господа Исаев, Ханчукаев, Магомадов, Куштанашвили и Маргошвили, в отношении которых не было вынесено решения об экстрадиции, на настоящий момент не могут считаться жертвами по смыслу статьи 34 Конвенции нарушений статей 2 и 3, которые могут произойти вследствие их возможной выдачи российским властям, (Vijayanathan et Pusparajah c. France, 27 августа 1992 года, série A n^o 241‑B, §§ 45 et 46). С настоящего времени их требования о признании нарушения этих статьей несовместимы с положениями Конвенции (ratione personae) и должны быть отклоненны в силу статьи 35 § 4 Конвенции.

iii) По вопросу экстрадиции господ Баймурзаева, Хашиева и Гелогаева

356. 28 ноября 2002 года грузинская Генеральная прокуратура приняла решение об экстрадиции этих заявителей (параграф 83). Поскольку вследствие решения Верховного суда Грузии по делу Алиева (параграф 258), появилась возможность судебного обжалования решения об экстрадиции, то выдача господина Баймурзаева российским властям была признана невозможной в связи с его статусом беженца, а выдача господ Хашиева и Гелогаева была приостановлена (параграф 88).

357. 16 или 17 февраля 2004 года в Тбилиси исчезли господа Баймурзаев и Хашиев, двумя или тремя днями позже они были задержаны российскими властями на российско-грузинской границе. В настоящее время они содержатся в России (параграфы 100-103). В этих условиях, Суд не считает необходимым выяснять, произошло бы нарушение статей 2 и 3 Конвенции, если бы решение о выдаче этих двух заявителей, принятое 28 ноября 2002 года, было бы исполнено.

358. Что касается господина Гелогаева, то, учитывая отсрочку решения об его экстрадиции, он не подвергается, в принципе, неизбежному риску выдачи российским властям. Тем не менее, его положение отличается от положения господина Исаева и других (параграф 354), так как решение об его экстрадиции было уже подписано. Оно могло быть исполнено в результате административной процедуры, касающейся его статуса беженца в Грузии (параграф 88). Необходимо, таким образом, выяснить будут ли в этом случае нарушены его права, гарантированные статьями 2 и 3 Конвенции.

359. Суд уже указывал, что в государстве, не ратифицировавшем Протокол N 6 и не присоединившемся к Протоколу N 13, допускается приводить в исполнение смертный приговор при наличии определенных условий в соответствии со статьей 2 § 2 Конвенции. Оценка опасности, которой могли бы подвергнуться заявители в случае их экстрадиции, должна быть произведена на основании статьи 3, рассматриваемой в свете статьи 2, а также на основании статьи 3, взятой в отдельности (параграфы 333 и след.). В подобных делах рассмотрение Судом вопроса о существовании реального риска ненадлежащего обращения должно обязательно быть очень тщательным в силу абсолютного характера статьи 3, защищающей одну из основополагающих ценностей демократических стран, входящих в Совет Европы (Chahal, § 96).

360. Суд напоминает что для оценки риска, которому может подвергнуться лицо, которое еще не выслано, точкой отсчета должна стать дата рассмотрения дела в Суде. Таким образом, несмотря на то, что положение дел в прошлом представляет интерес, поскольку может прояснить настоящую ситуацию ее возможное развитие в будущем, из вышесказанного следует то, что решающее значение имеет именно положение дел на настоящий момент. (Chahal, § 86; Ahmed c. Autriche, 17 декабря 1996 года, Recueil 1996‑VI, § 43 ; Jabari, § 41).

361. В данном деле Суд должен оценить, ввиду появления новых существенных фактов, неизвестных грузинским властям два года назад, наличие при исполнении решения об экстрадикции от 28 ноября 2002 года опасности возникновения для господина Гелогаева последствий, противоречащих статье 3 Конвенции.

362. Следует вначале отметить, что после их экстрадиции 4 октября 2002 года, пятеро экстрадированных заявителей содержались в условиях изоляции на Северном Кавказе. Их близким родственникам не сообщили, где они находились (параграф 482). Прежде чем предоставить Суду адреса их мест заключения, российское правительство потребовало предварительно предоставление гарантий конфиденциальности (параграф 15). Заявители не могли связаться со своими адвокатами, которым российские власти не разрешили навещать их, несмотря на четкое указание Суда в этом отношении (параграфы 228 и 310).

363. Если заявители действительно помещены в места заключения вне зоны конфликта, то эти учреждения Северного Кавказа представляют собой, согласно Международной Амнистии и Группе Комиссара по Правам Человека в России (параграф 269), «сортировочные лагеря» (фильтрационные лагеря), где прибегают к жестокому обращению с заключенными. Поскольку Суд не имеет возможности проверить истинность этих утверждений в отношении экстрадированных заявителей, то он должен полагаться на факты, изложенные в документах, официально полученных им (Vilvarajah et autres, p. 36, §§ 107 et 108 ; Irlande c. Royaume-Uni, p. 64, § 160).

364. Помимо этого, Суд выражает свою обеспокоенность по поводу того, что российские власти создают серьезные препятствия международному контролю за правами заключенных в рамках чеченского конфликта. Например, в январе 2003 года российское правительство не возобновило мандата Группы содействия ОБСЕ в Чечне. Комитет по Предотвращению пыток Совета Европы уже отмечал в 2001 году отсутствие сотрудничества со стороны Российской Федерации (параграф 267 (e)). Согласно Международной Хельсинской Федерации по Правам Человека (отчет от 15 сентября 2004 года), международное присутствие на Северном Кавказе становится все более и более нерегулярным, что порождает практически полное отсутствие свидетелей и помощи со стороны (параграф 271 (F) ).

365. Суд отмечает также, что в соответствии с Федеральным законом от 27 декабря 2002 года, пункт 2 части второй статьи 30 Уголовно - процессуального кодекса Российской Федерации вводится в действие на всей территории Российский Федерации к 1-му января 2007 (параграф 265). Эта статья предусматривает, что суды присяжных, по ходатайству обвиняемого, будут рассматривать в соответствии со статьями 205, 209, 317 и ч. 2 ст. 322 Уголовного кодекса (параграф 260), преступления, за совершение которых заявители обвиняются российскими властями (параграфы 66, 70 и 71). Начиная с 1-го января 2007 запрет на применение смертной казни, обусловленный постановлением Конституционного суда от 2 февраля 1999 года утратит свою силу (параграф 262). Однако, во время рассмотрения запроса об экстрадиции заявителей в 2002 году грузинские власти основывались на существовании этого постановления (параграфы 69, 173, 183 и 324).

366. Наконец, Суд отмечает новое крайне тревожное явление преследований и убийств лиц чеченского происхождения, подающих жалобы в Суд. Об этом явлении было недавно сообщено Международной Хельсинской Федерацией по Правам человека в отчете от 15 сентября 2004 года (параграф 271 (F)). Сожаление об этом выражает также Парламентская Ассамблея Совета Европы (параграф 267 (d)). Вышеупомянутый отчет констатирует внезапное увеличение в 2003 и 2004 гг. случаев преследования лиц, подавших жалобы в Суд. Они подвергались угрозам, преследованиям, содержанию под стражей, похищениям и убийствам. Организации, представляющие заявителей в Суде: "Мемориал", Европейский Центр адвокатов прав человека и Правовая инициатива по Чечне, также жаловались на преследование их клиентов.

367. В свете всех этих обстоятельств, имевших место после 28 ноября 2002 года, Суд полагает, что основания, учтенные при принятии решения о выдаче господина Гелогаева два года тому назад, более недостаточны для исключения по отношению к нему риска жестокого обращения, запрещенного Конвенцией.

368. Следовательно, Суд признает доказанным, что, если решение об экстрадиции господина Гелогаева от 28 ноября 2002 года будет исполнено на основании, сделанных в то время оценок, то произойдет нарушение статьи 3 Конвенции.

C. В отношении риска внесудебной казни

369. Представители заявителей обращают внимание Суда на внесудебные казни, которым подвергаются систематически в России заключенные чеченского происхождения. Они ссылаются в этом вопросе на доклады и заявления различных правительственных и неправительственных организаций (параграфы 267 (e) и (f), 268 и 270). Внесудебных казней следует опасаться в особенности в случае экстрадированных заявителей, так как они обвинялись в терроризме и других преступлениях в ходе конфликта в Чеченской республике.

370. Правительства-ответчики не представили комментариев по этому вопросу.

371. Суд отмечает, что действительно многочисленные случаи убийств и произвольного содержания под стражей, следующие за исчезновениями лиц чеченского происхождения в Чеченской республике, изложены в докладах, на которые ссылаются представители заявителей. Однако, документы, относящиеся к общему контексту конфликта в этом регионе, не доказывают вероятность опасности внесудебной казни в случае экстрадиции. Даже учитывая чрезмерное насилие, характеризующее конфликт в Чеченской республике, Суд не исключает, что экстрадиция заявителей могла послужить для них определенным поводом опасаться за свою жизнь, однако простая вероятность такой опасности не может повлечь за собой нарушение статьи 2 Конвенции (mutatis mutandis, Vilvarajah et autres, § 111).

372. Фактические обстоятельства дела не дают оснований утверждать, что во время принятия решения грузинскими властями существовали достаточные и обоснованные основания полагать, что экстрадиция подвергнет заявителей реальной опасности внесудебной казни в нарушение статьи 2 Конвенции. Следовательно, не имелось нарушения этой нормы.

D. Что касается событий в ночь с 3 на 4 октября 2002

1. Аргументы сторон

373. Представители заявителей утверждают, что в ночь с 3 на 4 октября 2002 года заявители, встревоженные и не имеющие конкретной информации, подверглись насилию со стороны сил грузинского спецназа. Они обращают особое внимание Суда на господина Азиева, который оказал сопротивление экстрадиции и был беспощадно избит «с использованием дубинок и электрошокеров». Всего в крови и с тяжелыми повреждениями глаза, его тащили по коридору «как труп» и доставили в таком состоянии в аэропорт (параграфы 125 и 135). Вследствие ударов дубинками была сломана челюсть господина Баймурзаева. Адвокаты сообщают, что впоследствии заявители были подвергнуты уголовному преследованию за действия, жертвами которых они сами стали (параграфы 97 и след.). Помимо телесных повреждений, полученных заявителями, сам факт несоблюдения порядка исполнения процедуры экстрадиции влечет за собой нарушение статьи 3 Конвенции.

374. Грузинское правительство возражает против доводов представителей заявителей и считает, что применение силы было абсолютно необходимым после отказа заявителей повиноваться законным приказам сотрудников СИЗО и оказанного заявителями сопротивления. Сотрудники правоохранительных органов вынуждены были защищаться от нападения заявителей, вооруженных различными металлическими предметами и кирпичами, завязанными в простыни и одежду и использованными в качестве оружия. Ссылаясь на медицинские справки и акты медицинской экспертизы (параграфы 200 и след.), правительство обращает внимание Суда на телесные повреждения сотрудников правоохранительных органов, причиненные заявителями, и считает, что у самих заключенных не было более серьезных телесных повреждений.

2. Оценка Суда

375. Суд напоминает в очередной раз, что статья 3 закрепляет одну из основополагающих ценностей демократических обществ, и не предусматривает никаких исключений (Selmouni v. France [GC], n^o 25803/94, § 95, ECHR 1999-V). Lля того чтобы ненадлежащее обращение, и в том числе наказание, представляло собой нарушение статьи 3, оно должно достигнуть минимального уровня жестокости, оценка которого зависит от всех обстоятельств дела (смотри также параграф 338). Обращение рассматривается как "бесчеловечное", в рамках статьи 3, если оно применялось преднамеренно в течение длительного времени, и причинило какие-либо телесные повреждения, либо сильные физические или умственные страдания (см., среди прочих, Kudła c. Pologne [GC], n^o 30210/96, § 92, CEDH 2000-XI). Суд подчеркивает, что государство несет ответственность за любое лицо, находящееся под стражей, так как заключенные находятся в уязвимом положении, и на органах власти лежит обязанность их защищать (Berktay c. Turquie, n^o 22493/93, § 167, 1-го марта 2001 года; Algür c. Turquie, n^o 32574/96, § 44, 22 октября 2002 года). Итак, Суд не игнорирует ни возможного насилия в тюремном окружении, ни опасности того, что неповиновение заключенных могло превратиться в кровавую бойню и заставить власти тюрьмы прибегнуть к внешней помощи сил спецназа. (Satık et autres c. Turquie, n^o 31866/96, § 58, 10 октября 2000 года). Тем не менее, применение физической силы в отношении лица, лишенного свободы, не обусловленное крайней необходимостью из-за ненадлежащего поведения этого человека, унижает человеческое достоинство, и в принципе, является нарушением права, гарантированного в Статье 3 Конвенции. (Tekin c. Turquie, 9 июня 1998 года, Recueil 1998-IV, pp. 1517-1518, §§ 52 et 53 ; Labita c. Italie [GC], n^o 26772/95, § 120, CEDH 1999-IV).

376. В данном деле нет смысла вести спор о том, была ли применена физическая сила сотрудниками отряда специцального назначения Министерства юстиции в ночь с 3 на 4 октября 2002 года, чтобы вывести одиннадцать заявителей из камеры для выдачи четырех из них (господа Адаев и Маргошвили, содержались тогда в тюремной больнице). Суд считает установленным, что это применение силы имело место между четырьмя и восемью часами утра, и что ему предшествовали мирные попытки сотрудников тюрьмы заставить заключенных выполнить приказ и выйти из камеры (параграфы 124, 147 и 148).

377. Восстановив обстоятельства, при которых произошли эти спорные события, Суд не сомневается, вопреки тому, что утверждают заявители (параграфы 125 и 131), что они оказали враждебное сопротивление сначала сотрудникам тюрьмы, а впоследствии сотрудникам отряда специального назначения. Учитывая фотографии камер тюрьмы N 5 (параграф 20), акт осмотра камеры № 88, результаты судебной экспертизы, а также показания различных свидетелей (параграфы 96, 144 и след.), Суд также не сомневается в том, что заявители были вооружены различными предметами, в том числе кирпичами и металлическими предметами, протестуя против своей возможной экстрадиции. Следовательно, Суд принимает доводы грузинского правительства, согласно которому просьба о помощи группе сотрудников отряда специального назначения из приблизительно пятнадцати лиц, вооруженных дубинками (параграфы 124, 151 и 159), являлась необходимой для безопасности персонала тюрьмы и во избежание распространения беспорядков в масштабах всего учреждения. Тем не менее, остается выяснить, не была ли эта необходимость, прежде всего, результатом действия или упущения самих властей.

378. Суд отмечает, в первую очередь, что содержавшиеся в одной камере №88 и непроинформированные изначально о процедуре экстрадиции, господа Шамаев, Азиев, Хаджиев, Виситов, Баймурзаев, Хашиев, Гелогаев, Магомадов, Куштаношвили, Исаев и Ханчукаев узнали том, что решение о выдаче от 2 октября 2002 года было вынесено и что некоторым из них грозит неизбежная экстрадиция, либо 3 октября 2002 года в период между 23 часами и полуночью (параграфы 216 и 455 ) либо несколькими часами ранее. К трем или четырем часам утра, сотрудники и начальник тюрьмы, приказали заявителям выйти из камеры по причинам якобы дезинфекции, в то время как машина уже ожидала в соседнем дворе, чтобы сопроводить четырех из них для выдачи российским властям (параграфы 124 и 148). Принимая во внимание особо уязвимое положение заявителей, подлежащих экстрадиции в страну, в которой они опасались быть лишенными жизни либо подвергнуться жестокому обращению, Суд считает, что такое поведение властей представляет собой попытку обмана.

379. В результате, Суду не ясно, почему в течение нескольких недель заключенного могут заставлять догадываться по слухам и сообщениям из средств массовой информации, подлежит ли он выдаче (параграфы 124, 136, 183 и 194), вместо того, чтобы проинформировать его в надлежащей форме о мерах, принятых в его отношении соответствующими органами (параграфы 428 и 432). Также немыслимо, чтобы заключенный таким вот образом был поставлен перед свершившимся фактом, и осознал, что действительно будет экстрадирован в другую страну, лишь после того как его попросили выйти из камеры.

380. Другим отличительным аспектом дела является то, что несмотря на то, что экстрадиция касалась только четырех лиц, содержавшихся в камере № 88, одиннадцать заявителей были в отчаянии и паниковали, не зная имен тех, кто подлежит экстрадиции (параграфы 73, 98, 124, 215 и 216). Коллективное сопротивление, которое они оказали сотрудникам правоохранительных органов, представляется обусловленным обоснованными опасениями, которые были у них вызваны сообщением об их экстрадиции (параграф 340). Учитывая факты, имеющиеся в его распоряжении, Суд считает, что тактика обмана и внезапности, к которой прибегли грузинские власти, была использована с целью застать заявителей врасплох, поставив их перед свершившимся фактом (см., mutatis mutandis, Čonka c. Belgique, n^o 51564/99, §§ 41 et 42, CEDH 2002‑I, Bozano c. France, arrêt du 18 декабря 1986 года, série A n^o 111, § 59 и Nsona c. Pays‑Bas, arrêt du 28 ноября 1996 года, Recueil 1996‑V, § 103), во избежание возможных сложностей. Вышеуказанные обстоятельства и то, как власти провели процедуру экстрадиции, напротив подтолкнуло заявителей к мятежу (смотри, a contrario, Caloc c. France, n^o 33951/96, § 100, CEDH 2000‑IX). С точки зрения Суда, использование физической силы в таких обстоятельствах не может быть оправдано поведением заключенных.

381. Принимая во внимание нарушение процессуальных гарантий (параграфы 428, 432 и 457-461) и неизвестность, в которой держали заявителей относительно их судьбы, а также чувства тревоги (параграфы 129, 132, 171, 188 и 194) и сомнения, которым они были подвержены без достаточных на то оснований, Суд считает, чтоспособ исполнения грузинскими властями решения об экстрадиции от 2 октября 2002 года, рассмотренный сам по себе в отдельности, должен быть оценен на основании статьи 3 Конвенции,.

382. Относительно тяжести телесных повреждений, Суд констатирует по медицинским отчетам от 4 октября 2002 года (параграфы 200-211) и записям, сделанным в этот день в личных делах заявителей, что господа Ханчукаев, Магомадов и Гелогаев имели множественные кровоподтеки значительных размеров на всем теле (от 1x1 см до 20x5 см). У господина Ханчукаева был также перелом левого плеча. У господина Исаева были кровоподтеки на лице и, особенно, вокруг правого глаза. Господа Хашиев и Баймурзаев не имели никаких следов насилия. Однако, согласно их представителям, господин Баймурзаев, страдающий от серьезной костной деформации челюсти, был госпитализирован ввиду ее перелома (параграфы 106 и 208). Господин Куштанашвили не был осмотрен данным медицинским экспертом. Помимо утверждений неэкстрадированных заявителей и сотрудников тюрьмы (параграфы 125, 135 и 158), заслушанных в г. Тбилиси, Суд не располагает документами, подтверждающими телесные повреждения, полученные господами Шамаевым, Азиевым, Хаджиевым и Виситовым, четырьмя заявителями, экстрадированными из камеры N 88.

383. В любом случае, даже предположив, что заявители, заслушанные в г. Тбилиси преувеличили характер и тяжесть своих телесных повреждений, а также телесных повреждений других (параграфы 125 и 135), значимость кровоподтеков, констатированных медицинским экспертом, который осматривал господ Ханчукаева, Магомадова, Гелогаева и Исаева (см. Assenov et autres c. Bulgarie, 28 октября 1998 года, Recueil 1998‑VIII, § 11 1998-VIII, § 11), а также перелом левого плеча, обнаруженный у господина Ханчукаева, дают основания считать, что телесные повреждения, полученные заявителями, свидетельствуют о том, что они претерпели обращение, которое подпадает под статью 3 (A. c. Royaume-Uni, 23 сентября 1998 года, Recueil 1998-VI, p. 2699, § 21 ; Ribitsch c. Autriche, 4 декабря 1995 года, série A n^o 336, pp. 9 et 26, §§ 13 et 39). Суд отмечает, что имеющиеся в его распоряжении факты не позволяют оценить, имели ли обсуждаемые телесные повреждения долговременные последствия для жертв. Он отмечает только, что в необходимый срок, никакое соответствующее медицинское обследование не было проведено, и только незначительная медицинская помощь была оказана заявителям (параграфы 126, 153 и 206-211 ).

384. Суд также учитывает, что сотрудники СИЗО, а также сотрудники отряда специального назначения также получили телесные повреждения в «рукопашной схватке» с заявителями (параграфы 151, 158 и 204-205). Согласно расследованию, четверо из семи заявителей, причинивших эти телесные повреждения, были приговорены 25 ноября 2004 года к наказанию в виде лишения свободы на срок до двух лет и пяти месяцев. В настоящее время идет производство по делу трех других (параграфы 98 и 99). Однако, не представляется, что расследование было проведено грузинскими властями таким образом, чтобы исследовать вопрос соразмерности применения силы против заявителей.

385. Принимая во внимание недопустимые обстоятельства, происходящие в процессе исполнения решений об экстрадиции четырех заявителей грузинскими властями (параграфы 378-381), и учитывая телесные повреждения, нанесенные сотрудниками отряда специального назначения некоторым заявителям, после которых не производился осмотр и в необходимый срок не оказывалась соответствующая медицинская помощь, Суд считает, что одиннадцать заявителей, содержащиеся в СИЗО N 5 г. Тбилиси в ночь с 3 на 4 октября 2002 года подверглись физическим и моральным страданиям такого характера, которые могут быть расценены как бесчеловечное обращение.

386. Следовательно, нарушение Грузией статьи 3 Конвенции имело место.

III. О НАРУШЕНИИ ГРУЗИЕЙ СТАТЬЕЙ 5 §§ 1, 2 и 4 КОНВЕНЦИИ

387. Статья 5 §§ 1, 2 и 4 Конвенции в соответствующих частях гласит:

«1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом:

(…)

с) законное задержание или заключение под стражу лица, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что необходимо предотвратить совершение им правонарушения или помешать ему скрыться после его совершения; (…)

f) законное задержание или заключение под стражу лица с целью предотвращения его незаконного въезда в страну или лица, против которого предпринимаются меры по его высылке или выдаче.

2. Каждому арестованному незамедлительно сообщаются на понятном ему языке причины его ареста и любое предъявляемое ему обвинение. (...)

4. Каждый, кто лишен свободы в результате ареста или заключения под стражу, имеет право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным. (...) »

1. Аргументы сторон

388. Представители заявителей утверждают, что их клиенты официально никогда не содержались под стражей с целью экстрадиции и что их арест 6 и 7 августа 2002 года имел целью скрыть истинную природу заключения по основаниям статьи 5 § 1 f) Конвенции. Их перевод из гражданской больницы в тюрьму в эти даты (в тюремную больницу, для господина Маргошвили) был результом прибытия 6 августа 2002 года в Грузию российского Генерального прокурора с целью передачи запроса об экстрадиции заявителей (параграфы 58-60). В нарушение принципа незамедлительного уведомления о причинах лишения свободы, выраженного в статье 5 § 2 Конвенции, ни во время их перевода в тюрьму, ни впоследствии они не были проинформированы о том, что были задержаны с целью выдачи российским властям. Заявители были лишены возможности даже оспорить законность этого заключения. Господин Хаджиев, выдвигая те же жалобы, ссылается на статьи 5 § 2 и 6 § 3 Конвенции (параграф 235). К тому же он заявляет, что был допрошен в гражданской больнице без переводчика и предстал перед судьей 6 августа 2002 года (параграф 58), будучи непроинформированным об обвинениях, выдвинутых против него.

389. Что касается господ Хашиева и Баймурзаева, то адвокаты обжалуют их внезапное исчезновение в г. Тбилиси и на их столь же неожиданное последующее появление в тюрьме в России. Они отклоняют доводы правительств, касающиеся ареста этих заявителей в России во время пересечения российско-грузинской границы. Они напоминают, что во время их освобождения 6 февраля 2004 года (параграфы 100-105), эти заявители уже были уведомлены надлежащим образом, что они подлежат экстрадиции в Россию. Таким образом, они не направились бы по собственной воле к границе, чтобы попасть в эту страну. Адвокаты признают неудовлетворительными объяснения, предоставленные обоими правительствами, и считают, что в отсутствие правдоподобных объяснений с их стороны, можно признать, что эти заявители были секретно переданы российским властям и что они подвергаются заключению, противоречащему статье 5 Конвенции.

390. Грузинское правительство утверждает, что заявители содержались под стражей в соответствии с требованиями статьи 5 § 1 f) Конвенции. О том, что осуществлялась процедура их экстрадиции, они были проинформированы господином Дарбаидзе, прокурором-стажером Генеральной прокуратуры. Сопровождаемый его коллегой госпожой Надареишвили 23 августа 2002 года он встретился с господами Исаевым, Ханчукаевым, Азиевым, Шамаевым и Хаджиевым и довел до их сведения, что в будущем они будут экстрадированы в Россию. Заявители отказались от любых комментариев. В поддержку этого довода Правительство приводит протоколы этой встречи. 13 сентября 2002 года тот же прокурор-стажер, сопровождаемый его коллегой госпожой Херьяновой, проинформировал в свою очередь господ Баймурзаева, Гелогаева, Магомадова, Куштаношвили, Адаева, Хашиева, Виситова и Маргошвили. Они также отказались сформулировать свои жалобы.

391. Представители заявителей отклоняют эту версию и утверждают, что имена обсуждаемых прокуроров-стажеров не зафиксированы в реестре посетителей тюрьмы № 5. К тому же они сомневаются, чтобы у прокурора-стажера были полномочия информировать заключенного о процедуре его экстрадиции.

392. В ответ грузинское правительство поясняет, что в «реестре визитов граждан, адвокатов и следователей» записываются лица, которым требуется пропуск, предварительно выданный администрацией СИЗО. Таким образом, в соответствии с «правилами безопасности учреждений исполнения наказаний», прокуроры были допущены в тюрьму при предъявлении их профессиональных удостоверений. По этой причине, они не были занесены в вышеупомянутый реестр. Правительство приводит взамен выдержки из «реестра требований к процедуре привода заключенного в комнату для допроса», из которых следует, что 23 августа 2002 года следователи Министерства безопасности встретились с господами Исаевым, Ханчукаевым, Азиевым, Шамаевым и Хаджиевым в 12.15. 13 сентября 2002 года те же следователи встретились с господами Гелогаевым, Адаевым, Ханчукаевым, Магомадовым, Хашиевым и Баймурзаевым в 13.15. Прокурор-стажер Дарбаидзе направился прямо в комнату для допроса, где беседовал с этими заявителями 23 августа и 13 сентября 2002 года (параграфы 162, 163 и 166). Письмо начальника тюрьмы подтверждает, что визиты господина Дарбаидзе действительно имели место.

393. В отношении статуса прокуроров-стажеров, Правительство поясняет, что они отвечают за выполнение тех же функций, что и прокуроры, и помощники прокурора. Следовательно, господин Дарбаидзе и его коллеги действовали в рамках своих законно установленных функций.

394. Представители заявителей добавляют, что 22 августа 2002 года адвокаты заявителей во внутренних судебных инстанциях запросили в Генеральной прокуратуре доступ к документам, касающимся обвинений, выдвинутых против их клиентов в России. 30 августа 2002 года этот запрос был отклонен ввиду того, что документы касались действий, якобы совершенных заявителями в России, и не имели отношение к делам, в которых эти адвокаты представляли своих клиентов в грузинских судебных инстанциях.

395. Грузинское правительство возражает на это и считает, что право не быть экстрадированным не гарантировано Конвенцией, и грузинские власти не были обязаны разрешать заявителям доступ к уголовным делам, заведенным на них в России. Однако они гарантировали им право быть проинформированными, при помощи переводчиков, о причинах их задержания в Грузии, а также об обвинениях со стороны грузинских властей, выдвинутых против них. Их право доступа к грузинским уголовным делам и право помощи адвокатов по их выбору было соблюдено.

2. Оценка Суда

a) По вопросу правомерности содержания под стражей

396. Суд напоминает, что статья 5 § 1 устанавливает исчерпывающий перечень обстоятельств, при которых лица могут быть законно лишены свободы, эти обстоятельства, разумеется, даются в узкой интерпретации, так как речь идет об исключениях из гарантий основных свобод личности (Quinn c. France, 22 марта 1995 года, série A n^o 311, p. 17, § 42). Требуя, чтобы любое лишение свободы было осуществлено «законным путем», статья 5 § 1 обязывает, во-первых, чтобы любое задержание или заключение под стражу было законно и обоснованно в соответствии с внутренним правом (Amuur c. France, 25 июня 1996 года, Recueil 1996‑III, § 50).

397. Одно из исключений, предусмотренных статьей 5 § 1 f) Конвенции - факт принятия «мер по высылке или выдаче». Даже если это положение не предусматривает той же степени защиты, как и статья 5 § 1 c) (Chahal, p. 1862, § 112), требование "правомерности" в любом случае предполагает отсутствие произвола (Bozano, § 59 ; Raf c. Espagne, n^o 53652/00, § 53, 17 июня 2003 года). Суд выясняет, было ли это требование соблюдено, принимая во внимание гарантии, предоставляемые внутренней правовой системой (Dougoz c. Grèce, n^o 40907/98, § 54, CEDH 2001‑II).

398. В данном случае, Суд в первую очередь констатирует, что, оспаривая задержание и заключение заявителей под стражу, после их прибытия на территорию Грузии, их представители не формулируют претензий по поводу различающихся сроков заключения различных заявителей после экстрадиции пяти из них в Россию 4 октября 2002 года. Спорный период распространяется, таким образом, с 3 августа (дата задержания господина Шамаева, первого из задержанных) до 4 октября 2002 года.

399. Задержанным между 3 и 7 августа 2002 года заявителям, 5 и 6 августа 2002 года были предъявлены обвинения в нарушении границы, ввозе, ношении, хранении и незаконной перевозке оружия. 6 и 7 августа 2002 года суд первой инстанции Ваке-Сабуртхало избрал в качестве меры пресечения заключение под стражу на срок три месяца (параграф 59). Таким образом, начиная с этого момента, их заключение было основано на документе, исходящем от соответствующего судебного органа, в соответствии с внутренним правом, (параграф 254) и, таким образом, подпадает под исключения, предусмотренные статьей 5 § 1 c) Конвенции.

400. Суд констатирует, что это предварительное заключение и содержание заявителей под стражей с целью экстрадиции частично наложились друг на друга (см. Kolompar c. Belgique, 24 сентября 1992 года, série A n^o 235‑C, и Scott c. Espagne, 18 декабря 1996 года, Recueil 1996‑VI). Представители заявителей определяют в качестве действительного начала заключения на основании процедуры экстрадиции - 6 августа 2002 года, дата визита российского Генерального прокурора в Грузию.

401. Суд не удовлетворен этим доводом. Он считает, что совпадение сроков уголовных дел не может, само по себе, привести к заключению о нарушении, с точки зрения внутреннего права, процедуры выдачи (mutatis mutandis, Quinn, § 47).

402. Из анализа статьи 259 § 1 грузинского Уголовно-процессуального кодекса (параграф 254) в сочетании с параграфом 3 той же статьи следует, что лицо, подлежащее выдаче, может содержаться под стражей на основании запроса о выдаче, если он сопровожден решением о заключении под стражу, вынесенным соответствующим судом запрашивающего государства. Первоначальный срок этого заключения не может превышать три месяца, и заинтересованное лицо может обратиться в суд для защиты своих прав (параграф 4 той же статьи). Таким образом, в вопросе об экстрадиции грузинский УПК признает за иностранным актом о заключении под стражу прямую исполнительную силу, без обязательного внутреннего решения о заключении под стражу. Если по истечении трех месяцев этот акт не будет продлен запрашивающим государством, то лицо, подлежащее экстрадиции, должно быть освобождено.

403. В данном случае, 6 августа 2002 года российский Генеральный прокурор представил своему грузинскому коллеге запрос об экстрадиции заявителей. В тот же день, грузинский Генеральный прокурор, компетентное лицо по вопросам экстрадиции, отказался рассматривать этот запрос, принимая во внимание отсутствие существенных обстоятельств, касающихся как материального, так и процессуального аспекта дела (параграфы 62 и 63). Он также отметил, что запрос об экстрадиции не сопровожден решениями о заключении заявителей под стражу, выданными соответствующими российскими органами.

404. В ответ на эти требования, российские власти предоставили все необходимые документы. 19 августа 2002 года они предоставили заверенные копии решений о предварительном заключении каждого из заявителей, вынесенных 16 августа 2002 года судом первой инстанции г. Грозного (параграф 64), в который обратился следователь, ответственный за уголовное дело, инициированное в России против заявителей. Заключение заявителей под стражу было принято в соответствии с требованиями ч. 5 статьи 108 российского УПК, который запрещает вынесение такого решения в отсутствии заинтересованного лица, за исключением случаев, когда тот объявлен в международный розыск (параграфы 64 (2) и 264 ). В силу ч. 1 статьи 109 того же кодекса, срок этого заключения не может превышать двух месяцев (параграф 264).

405. Принимая во внимание все эти обстоятельства, Суд не считает, что с 6 августа 2002 года заявители содержались с целью их экстрадиции. Само по себе то обстоятельство, что в это время российский Генеральный прокурор нанес визит своему грузинскому коллеге и передал ему запрос об экстрадиции заявителей, недостаточен, чтобы придти к такому выводу. К тому же, в тот же день грузинский Генеральный прокурор устно и в письменном виде сообщил запрашивающему государству (параграфы 63 и 182), что этот запрос не может являться предметом рассмотрения ввиду различных недостатков. Учитывая положения статьи 259 грузинского УПК, и в отсутствие доказательств обратного, Суд считает, что заключение заявителей под стражу в целях статьи 5 § 1 f) Конвенции могло начаться только 19 августа 2002 года, когда грузинские власти получили требуемые документы от запрашивающего государства, среди которых были решения о заключении под стражу, вынесенные соответствующим судебным органом. Начиная с этой даты, заявители содержались в соответствии с грузинским правом на основании запроса на их экстрадицию, сопровожденного соответствующими документами о заключении под стражу.

406. Суд, таким образом, констатирует, что в течение спорного периода заключение заявителей подпадало под исключения, предусмотренные статьей 5 § 1 c) и f) Конвенции, и что оно было правомерно с точки зрения законных гарантий, предоставляемых грузинской правовой системой. Учитывая имеющиеся в его распоряжении факты, Суд считает, кроме того, что заключение заявителей оправдано и с точки зрения статьи 5 § 1 f) Конвенции.

407. Следовательно, не имелось нарушения статьи 5 § 1 Конвенции относительно спорного содержания заявителей под стражей в Грузии.

408. Тем не менее, Суд выяснит в дальнейшем, пользовались ли заявители, с точки зрения других требований статьи 5, достаточными гарантиями для защиты от произвола (параграфы 413 и след.).

b) О заключении под стражу господ Хашиева (Елихаджиева, Мулкоева) и Баймурзаева (Алканова) после их исчезновения

409. Суд сразу отмечает, что факт исчезновения этих заявителей 16 февраля 2004 года произошел после вынесения решения о приемлемости настоящей жалобы – решения, ограничивающего рамки судебного процесса, проводимого Судом (Guzzardi c. Italie, 6 ноября 1980 года, série A n^o 39, § 106 ; W. c. Royaume‑Uni, 8 июля 1987 года, série A n^o 121, § 57). У Суда нет, таким образом, полномочий рассматривать или комментировать законность задержания и содержания под стражей российскими властями господ Хашиева и Баймурзаева.

410. Между тем, учитывая полноту компетенции суда, которой Суд пользуется после получения надлежаще оформленной жалобы (De Wilde, Ooms et Versyp c. Belgique (по существу), 18 июня 1971 года, série A n^o 12, § 49), он признал необходимым истребовать у правительств-ответчиков объяснения для выяснения обстоятельств исчезновения, а также судьбы этих заявителей после их заключения в тюрьму в России (параграфы 45 и 100-103).

411. Если учесть, что необходимый уровень доказазанности может быть достигнут при наличии ряда фактических данных или неопровергнутых предположений, достаточно обоснованных, точных и непротиворечивых (Kaya c. Turquie, 19 февраля 1998 года, Recueil 1998‑I, § 77), то, принимая во внимание данные, предоставленные государствами-ответчиками по данному делу, а также аргументы, выдвинутые представителями заявителей, Суд не видит никакого доказательства, позволяющего допустить, что спорное исчезновение было результатом операции незаконной экстрадиции, проведенной тайно властями заинтересованных государств. При этом, Суд также поясняет, что достоверность высказываний, предоставленных Правительствами, уменьшается ввиду того, что Суду помешали осуществить его функции в России и заслушать обоих заинтересованных заявителей (параграф 504).

412. В любом случае, Суд заключает, что у него нет компетенции в рамках настоящей жалобы рассматривать требование о нарушении статьи 5 § 1 Конвенции в отношении заключения господ Хашиева (Елихаджиева, Мулкоева) и Баймурзаева (Алканова) после их задержания в России 19 февраля 2004 года.

c) Что касается нарушения статей 5 §§ 2 и 4 Конвенции

413. Суд напоминает, что в параграфе 2 статьи 5 изложена важнейшая гарантия: любому задержанному сообщаются причины его задержания (Čonka, § 50). Речь идет о минимальной гарантии защиты от произвольного задержания. Включенная в систему защиты, гарантированную статьей 5, она обязывает разъяснить задержанному простым и доступным ему языком юридические и фактические причины лишения его свободы, чтобы он смог обжаловать законность своего задержания в суд в силу параграфа 4. Он должен воспользоваться этими сведениями «незамедлительно», но сотрудник правоохранительных органов, производящий задержание, может не предоставлять ему их на месте полностью. Чтобы определить, получил ли он их в достаточном объеме и в кратчайший срок, надо принять во внимание особенности конкретной ситуации (Fox, Campbell et Hartley c. Royaume‑Uni, 30 августа 1990 года, série A n^o 182, § 40). Любой имеет право требовать скорейшего о законности его задержания, но это право эффективно лишь в том случае, если задержанного проинформировали в кратчайший срок и в достаточной степени о причинах его задержания (Van der Leer c. Pays‑Bas, arrêt du 21 февраля 1990 года, série A n^o 170‑A, § 28).

414. В данном деле, Суд отмечает, что нельзя лишать заявителей права, предоставленного им параграфом 2; параграф 4 не проводит различий между лицами, лишенными свободы по в результате задержания и лицами, заключенными под стражу (там же).

415. Таким образом, применяя статью 5 § 2 к данному делу, Суд отмечает, что заявители были задержаны между 3 и 7 августа 2002 года (параграфы 57 - 59). Суд уже установил выше, что их содержание под стражей с целью экстрадиции началось 19 августа 2002 года (параграф 405). Таким образом, необходимо выяснить, были ли заявители, начиная с этой даты, проинформированы об этом заключении в соответствии с требованиями статьи 5 § 2 Конвенции.

416. Из имеющихся в распоряжении Суда данных следует, что первая попытка проинформировать заявителей о производстве по их делам об экстрадиции имела место 23 августа 2002 года (параграфы 162, 171 и 392). До этой даты заявители знали о своем заключении с целью экстрадиции только благодаря слухам и журналистам, ввиду широкого освещения дела в СМИ (параграфы 136, 145, 176 и 183). Даже предположив, что 23 августа 2002 года господин Дарбаидзе и госпожа Надареишвили в достаточном объеме предоставили заявителям сведения относительно причин их заключения с 19 августа 2002 года, четырехдневный интервал, в специфическом контексте данного дела, несовместим с понятием «незамедлительно», указанным в статье 5 § 2 (см. Fox, Campbell et Hartley, pp. 19-20, §§ 41-43 и Murray c. Royaume-Uni, 28 октября 1994 года, série A n^o 300‑A, § 78).

417. Суд считает излишним выяснять, позволял ли статус прокурора-стажера господину Дарбаидзе и его коллегам действовать в рамках рассматриваемого дела об экстрадиции. Он принимает во внимание только тот факт, что соответствующие официальные лица Генеральной прокуратуры наделили их полномочиями для посещения тюрьмы и информирования заключенных, что в их отношении осуществляется процедура экстрадиции (параграфы 162 и 176). Обсуждаемые прокуроры-стажеры также отвечали перед Генеральной прокуратурой за выполнение различных задач в рамках дела об экстрадиции заявителей (параграфы 162 и 171). Несмотря на их статус в системе грузинской государственной службы, и учитывая функции, которые они исполняли, Суд считает, что действия прокуроров-стажеров повлекли за собой ответственность государства, с точки зрения Конвенции (Assanidzé c. Géorgie [GC], n^o 71503/01, § 146 ; CEDH 2004‑...).

418. Вопреки утверждениям представителей заявителей, Суд не сомневается в присутствии в тюрьме 23 августа и 13 сентября 2002 года господина Дарбаидзе и его коллег. Подтвержденное некоторыми свидетелями (параграфы 162, 171 и 176 ), это присутствие доказано прежде всего выдержками из «реестра требований к процедуре привода заключенного в комнату для допроса», предоставленного грузинским правительством (параграф 392). Суд выяснит, таким образом, по каждому из этих визитов, были ли предоставлены заинтересованным лицам достаточные сведения, с точки зрения статьи 5 § 2 Конвенции.

419. Следует вначале отметить, что версия Правительства и выдержки вышеупомянутого реестра противоречат друг другу относительно имен и количества лиц, с которыми встречались прокуроры-стажеры 23 августа и 13 сентября 2002 года (параграф 392). Суд решил положиться на информацию, содержащуюся в выдержках реестра, документа, повседневно обновляемого администрацией СИЗО, которая, к тому же, подтверждается утверждениями господ Бакашвили и Сайдаева (параграфы 187, 190 и 192). Исходя из этого Суд заключает, что 23 августа 2002 года прокуроры-стажеры встретились с господами Исаевым, Ханчукаевым, Азиевым, Шамаевым и Хаджиевым. 13 сентября 2002 года они видели господ Гелогаева, Адаева, Ханчукаева, Магомадова, Хашиева и Баймурзаева.

420. Таким образом, господа Маргошвили, Куштанашвили и Виситов не принимали участие в обоих визитах, имеющих целью проинформировать заявителей о процедуре их экстрадиции.

421. Что касается заявителей, встречавшихся с прокурорами-стажерами 23 августа 2002 года, то только господин Ханчукаев лично беседовал с господином Дарбаидзе (параграф 163) без присутствия адвоката и переводчика (параграфы 162 и 171). В соответствии с протоколом этой встречи, подписанным только господином Дарбаидзе и госпожой Надареишвили, они навестили заявителя, чтобы «добиться объяснений по вопросу его экстрадиции». Однако, эти «объяснения», составленные на русском языке госпожой Надареишвили и подписанные господином Дарбаидзе, не содержат упоминания процедуры экстрадиции. Они касаются данных о личности господина Ханчукаева, известного тогда под именем Ханоев (там же). Этот заявитель отказался подписать объяснения, а также протокол встречи, объясняя это тем, что он будет говорить только в присутствии своего адвоката (и переводчика, согласно господину Дарбаидзе). Встретив такой отказ, к которому затем присоединились и другие заявители, находящиеся в комнате для допроса (господа Шамаев, Хаджиев, Исаев и Азиев), господин Дарбаидзе и его коллега ушли (параграф 165).

422. Принимая во внимание эти обстоятельства, Суд заключает, что 23 августа 2002 года информация в достаточном объеме не была донесена господам Ханчукаеву, Шамаеву, Хаджиеву, Исаеву и Азиеву, ни по поводу их заключения в рамках процедуры экстрадиции, ни по обвинениям, выдвинутым против них российскими властями.

423. 13 сентября 2002 года второй визит господина Дарбаидзе, сопровождаемого на этот раз госпожой Херьяновой, прошел в присутствии господина Сайдаева, переводчика, нанятого по договору с Министерством безопасности в рамках уголовного дела заявителей (параграфы 166, 189 и 192), который оказался в комнате для допроса по стечению обстоятельств (там же), или по договоренности между господами Мсхиладзе и Бакашвили (параграф 165). Господин Сайдаев предоставил господину Дарбаидзе свои услуги переводчика.

424. Из фактов, установленных Судом в г. Тбилиси следует, что господин Дарбаидзе, представившись, рассказал господину Сайдаеву о своих функциях и о том, что он пришел встретиться с заявителями «по поводу процедуры экстрадиции» (параграфы 166 и 192). На просьбу переводчика уточнить, что нужно перевести заинтересованным лицам, господин Дарбаидзе потребовал, чтобы заявители предоставили ему информацию о своих личностях. Когда заявители отказались отвечать, господин Дарбаидзе ушел. Он не предоставил никаких документов заинтересованным лицам (параграф 192). Впоследствии, чтобы подтвердить перед своим начальством, что он действительно навещал в тот день заявителей, господин Дарбаидзе связался с господином Сайдаевым (параграфы 170 и 195) и попросил его составить нотариально удостоверенный акт. В том же нотариальном акте, господин Дарбаидзе попросил переводчик засвидетельствовать, что он проинформировал заявителей о процедуре их экстрадиции. Представший перед Судом в Тбилиси, господин Сайдаев подтвердил присутствие господина Дарбаидзе в тюрьме 13 сентября 2002 года, но категорически отрицал факт предоставления заявителям информации, касающейся процедуры их экстрадиции. Принимая во внимание факты, имеющиеся в его расспоряжении, Суд признает надежными объяснения господина Сайдаева, касающиеся ошибочного указания в нотариальном акте, что заинтересованные лица получили информацию относительно процедуры своей экстрадиции (параграфы 195-198).

425. Для Суда вопрос состоит не в том, чтобы выяснить, смогли ли заявители заключить из различных данных, что в их отношении осуществляется процедура экстрадиции, или должен ли был господин Сайдаев демонстрировать усердство, услужливо помогая государственному служащему. Вопрос состоит в том, чтобы действительно выяснить, выполнил ли этот служащий конкретную задачу, поставленную перед ним начальством, то есть довел ли до сведения заключенных, что они содержатся под стражей с целью экстрадиции в Россию. Суд учитывает, что господин Дарбаидзе не мог оценить точность спорного перевода на чеченский язык, но ввиду ответственности своей миссии и серьезных возражений, которые могли быть выдвинуты заявителями по вопросу их экстрадиции, ему следовало бы сформулировать свою просьбу о переводе с гораздо большей скрупулезностью и точностью. Суд констатирует, что в данном случае этого не последовало.

426. Учитывая вышеизложенное, Суд заключает, что в течение своих визитов 23 августа и 13 сентября 2002 года прокуроры-стажеры грузинской Генеральной прокуратуры посетили только десятерых заявителей (параграфы 418-420), которые так и не получили в достаточном объеме, требуемом статьей 5 § 2 Конвенции, информации о своем заключении с целью экстрадиции.

427. Относительно касается доступа к материалам дела об экстрадиции, правительство не отрицает своего отказа адвокатам заявителей. Принимая во внимание аргумент, приведенный в этой связи господином Мсхиладзе (параграф 177), Суд не сомневается, что у сотрудников Генеральной прокуратуры и у самих была потребность тщательного изучения данных, предоставленных российскими властями. Между тем, сам по себе этот повод недостаточен, чтобы отказать заинтересованным лицам в доступе к документам, которые имеют непосредственное влияние на их права и от которых зависит осуществление права на заявление требования, предусмотренного статьей 5 § 4 Конвенции. Суд не принимает аргумента Правительства, подчеркивающего, что право не быть экстрадированым не гарантировано Конвенцией, и органы прокуратуры не обязаны разрешать заявителям доступ к их документам об экстрадиции (параграф 395). Суд напоминает, что, даже если статья 5 § 2 и не требует передачи лицу всего дела, тем не менее, он должен получить сведения в достаточном объеме, позволяющие ему заявить требование, предусмотренное статьей 5 § 4 (Fox, Campbell et Hartley, § 40 ; Čonka, § 50).

428. Учитывая вышеизложенное, Суд заключает, что имелось нарушение права заявителей, гарантированного статьей 5 § 2 Конвенции.

429. Учитывая этот вывод, Суд не считает необходимым рассматривать в свете статьи 6 § 3 требование господина Хаджиева о нарушении статьи 5 § 2 Конвенции (параграф 388).

430. Что касается жалобы этого заявителя относительно отсутствия переводчика во время допроса в гражданской больнице в Грузии и об отсутствии информации об обвинениях, выдвинутых против него грузинскими властями, Суд отмечает, что эти жалобы не входят в рамки процесса, определенные решением о приемлемости настоящей жалобы (Guzzardi, § 106). У него нет, таким образом, полномочий чтобы их рассматривать.

431. Относительно требований по статье 5 § 4 Конвенции, Суд сразу отмечает, что в данном деле контроль за законностью, требуемый этим положением, не предусмотрен постановлениями об ограничении свободы, составленными российским судом (параграф 64 (3)). Эти постановления содержали решения о заключении заявителей под стражу в рамках уголовного дела, возбужденого против них в России и, признанные подлежащими исполнению в Грузии, составляли с запросом на экстрадицию законное основание для их заключения с целью экстрадиции (параграфы 404-405). Процедура, предусмотренная статьей 5 § 4, требующая предоставить лицу гарантии, соотносящиеся с характером лишения свободы в его случае (Wilde, Ooms и Versyp, § 76), и российские постановления, принятые по статье 5 § 1 c) недостаточны для вывода о законности, с точки зрения грузинского права, содержания под стражей заявителей с целью их экстрадиции.

432. Суд уже пришел к выводу, что заявители не были проинформированы об их заключении в рамках процедуры экстрадиции, и что никакая информация из материалов их дела не была им предоставлена. Этим фактом их право подать жалобу против содержания под стражей было нарушено.

433. В этих условиях Суд не считает необходимым выяснять, могут ли имеющиеся в грузинском праве средства защиты предоставить заявителям достаточные гарантии по статье 5 § 4 Конвенции.

434. Суд заключает, что нарушение статьи 5 § 4 Конвенции имело место.

IV. О НАРУШЕНИИ ГРУЗИЕЙ СТАТЬИ 13, В СОЧЕТАНИИ СО СТАТЬЯМИ 2 И 3 КОНВЕНЦИИ

435. Суд напоминает, что 5 ноября 2002 года он решил рассмотреть ex officio жалобы, относящиеся к экстрадиции, которые заявители основывают на статьях 6 и 13, и с точки зрения статьи 5 §§ 1, 2 и 4 Конвенции lex specialis по вопросу содержания под стражей (параграф 16). Жалоба в части этих требований была объявлена приемлемой 16 сентября 2003 года. В своих объяснениях по существу дела госпожа Мухашаврия повторила, что требования заявителей были основаны не только на статье 5, но также и на статье 13 Конвенции.

436. Суд напоминает, что при выполнении своей задачи, он может придавать обстоятельствам дела, установленным по имеющимся в его распоряжении фактам, юридическую квалификацию, отличную от той, что им приписывается заинтересованным лицом или рассмотреть их под другим углом (Camenzind c. Suisse, 6 декабря 1997 года, Recueil 1997-VIII, pp. 2895-2896, § 50). Приступив к установлению фактов в Тбилиси и принимая во внимание имеющиеся в его распоряжении факты, Суд считает целесообразным рассмотреть приемлемые требования и с точки зрения статьи 13 Конвенции, которая гласит:

«Любое лицо, чьи права и свободы, признаные в (...) Конвенции были нарушены, имеет право на подачу жалобы в национальную инстанцию, даже когда нарушение было совершено лицами, исполняющими их официальные функции.»

1. Аргументы сторон

437. Представители заявителей утверждают, что экстрадированные заявители узнали о своей экстрадиции до того, как их привезли в аэропорт. В отсутствие информации о решении об их экстрадиции от 2 октября 2002 года они были лишены возможности обжаловать его в суд на основании статей 2 и 3 Конвенции. Решения об экстрадиции также не были доведены до сведения адвокатов заявителей, представляющих их интересы во внутренних судебных инстанциях. О неизбежной экстрадиции они случайно узнали 3 октября 2002 года.

438. Представители заявителей добавляют, что положения грузинского законодательства, касающиеся вопросов экстрадиции, размыты и не предусматривают гарантий от произвольного толкования. В законодательстве не установлен порядок судебного обжалования решения об экстрадиции, принятого непосредственно Генеральным прокурором.

439. В формуляре жалобы (параграф 235), господин Хаджиев жаловался также, что решение о его экстрадиции было принято без участия судьи. Он ссылался на статьи 2 § 1 и 4 Протокола N 4.

440. Во время судебного рассмотрения вопроса о приемлемости жалобы, грузинское правительство заявило, что сам факт несообщения о решениях об экстрадиции еще не приводит к нарушению прав заявителей с точки зрения Конвенции. Позже, оно изменило свою позицию и подчеркнуло, что, хотя грузинский УПК не предусматривает обязательства Генеральной прокуратуры уведомлять заинтересованное лицо о решении об экстрадиции, заявители были проинформированы об этой процедуре 23 августа и 13 сентября 2002 года господином Дарбаидзе и о решениях об экстрадиции от 2 октября 2002 года - господином Мсхиладзе. Эта версия фактов была подтверждена господами Дарбаидзе и Мсхиладзе во время заседаний суда в Тбилиси.

441. Должным образом проинформированные, заявители не выдвинули никаких требований на основании статей 2 и 3 Конвенции ни перед органами прокуратуры, ни в соответствующем суде на основании статей 42 § 1 Конституции и 259 § 4 УПК. Правительство считает, что эти положения гарантируют право на обжалование решения об экстрадиции. Например, три заявителя, решение об экстрадиции которых было принято 28 ноября 2002 года, воспользовались этим правом и получили отсрочку исполнения этого решения (параграфы 84 и след.). Кроме того, правительство обращает внимание Суда на решение Верховного суда Грузии по делу Алиева и утверждает, что, если бы заявители хотели, они могли бы воспользоваться своим правом на обжалование во внутренних судебных органах по примеру господина Алиева.

442. Грузинское правительство приводит проект нового УПК, находящегося в процессе разработки, который предоставляет более основательные гарантии лицам, подлежащим экстрадиции.

2. Оценка Суда

443. Суд уже пришел к выводу на основании статьи 5 § 2 Конвенции, что до 2 октября 2002 года заявители не были проинформированы о процедуре их экстрадиции и не имели доступа к материалам дела, представленного российскими властями (параграф 428). Необходимо выяснить, были ли решения об экстрадиции от 2 октября 2002 года надлежащим образом доведены до сведения заявителей , чтобы они могли обжаловать их во внутренних инстанциях на основании статей 2 и 3 Конвенции.

444. Суд напоминает, что, несмотря на свою формулировку, статья 13 может быть рассмотрена и вне нарушения иного – т.н. «нормативного» - положения Конвенции (Klass et autres c. Allemagne, 6 сентября 1978 года, série A n^o 28, p. 29, § 64). Она гарантирует эффективные средства правовой защиты перед государственным органом каждому, кто полагает, что его права и свободы, гарантированные Конвенцией, были нарушены (Lithgow et autres c. Royaume-Uni, 8 июля 1986 года, série A n^o 102, p. 74, § 205). В то же время, статья 13 не может толковаться как дающая право на заявление любой жалобы, основанной на Конвенции, вне завимости от ее подтвержденности, во внутренних инстанциях, а лишь такой жалобы, которая может быть обоснована с точки зрения Конвенции. (Leander c. Suède, 26 марта 1987 года, série A n^o 116, p. 29, § 77 a).

445. В данном деле, учитывая оправданный характер опасений заявителей (параграф 340), а также выводы Суда относительно общей ситуации, сопровождающей экстрадицию, требования на основании статьей 2 и 3 Конвенции, не могут считаться необоснованными по существу (Boyle et Rice c. Royaume-Uni, 27 апреля 1988 года, série A n^o 131, § 52). Таким образом, в данном случае статья 13 применима. Однако, суд пока не рассматривает этот вопрос.

446. Статья 13 требует наличия таких внутренних средств правовой защиты. которое позволило бы обратиться в государственный орган, компетентный рассматривать по существу жалобу основанную на Конвенции, и, кроме того, предоставлять соответствующую защиту (Soering, р. 47, § 120; Vilvarajah et autres, § 122). Между тем, эта норма не требует особого средства защиты, и государства-участники пользуются свободой оценки при соблюдении предписанных обязательств. Иными словами, "эффективность" требуемая от средства защиты, не зависит от гарантированности благоприятного результата (Syndicat suédois des conducteurs de locomotives c. Suède, 6 февраля 1976 года, série A n^o 20, p. 18, § 50). При определенных условиях любые внутренние средства правовой защиты, предоставляемые внутренним правом могут соответствовать требованиям статьи 13 (Jabari, § 48).

447. Правовые средства, предусмотренные статьей 13, должны быть юридически и практически "эффективными" , особенно в том смысле, что возможность использования их не должна быть неоправданно затруднена действиями или же бездействием органов власти государств-ответчиков (Aksoy c. Turquie, 18 декабря 1996 года, Recueil 1996-VI, § 95).

448. Суд подчеркивает, что жалоба заявителя, утверждающая, что его экстрадиция повлечет последствия, противоречащие статьям 2 и 3 Конвенции, должна являться предметом тщательного контроля "национальной инстанции" (mutatis mutandis, Chahal, р. 1855, § 79, и р. 1859, § 96; Jabari, § 39).

449. Суд отмечает, что в данном деле после подачи жалобы грузинское правительство потратило более года для подтверждения того, что адвокаты заявителей были уведомлены о решении об экстрадиции от 2 октября 2002 года. Действительно, письмо, которое господин Мсхиладзе послал адвокатам днем 2 октября 2002 года, было представленно Суду только во время его выступления на слушании в г. Тбилиси (параграф 178). Этот довод правительства совершенно не убеждает Суд, так как он не подтвержден иными доказательствами и фактами, находящимися в его распоряжении.

450. Во-первых, Суд отмечает, что на слушании о приемлемости грузинское правительство заявило, что неуведомление заинтересованных лиц о вынесении решения об экстрадиции не нарушает Конвенцию. Позднее, оно присоединилось к версии господина Мсхиладзе, заявившего, что адвокаты заявителей были извещены в надлежащие сроки по телефону, а также в письменном виде. Господин Мсхиладзе подтвердил в Суде, что он доверил письмо-уведомление господину Дарбаидзе, который передал его для изучения упомянутым адвокатам (параграф 178). Сам господин Дарбаидзе указал, что припоминает, что доводил до них эту информация (параграф 168).

451. Тот факт, что правительство изменяет свою первоначальную позицию и принимает диаметрально противоположную, и что господин Дарбаидзе сомневается и не может безоговорочно подтвердить слова господина Мсхиладзе, вызывает серьезное сомнение в достоверности версии, предложенной правительством после слушания дела на приемлемость.

452. Кроме того, Суд отмечает, что подпись, подтверждающая получение спорного извещения, практически неразборчива и не была признана тремя адвокатами заявителей как подпись служащего их офиса (параграф 213). Они единогласно опровергли версию правительства и подтвердили, что не были проинформированы о решениях об экстрадиции их клиентов (там же). Обстоятельства, при которых господин Габаидзе узнал о неизбежности этой меры (параграф 214), а также его неудавшиеся попытки получить более подробные сведения в Генеральной прокуратуре, подтверждены выпуском телевизионных новостей, которые транслировались в 23 часа на канале "Рустави-2" (параграф 216). Вопреки утверждениям Правительства, запись этой передачи доказывает, что адвокат не знал точного числа и имен заявителей, которые рисковали быть экстрадированными, не знал, когда было принято решение и на каком стадии находится процедура. Из его интервью следует, что, отправляясь на телевидение, он стремился публично приподнять завесу тайну, окружающую эту процедуру.

453. Суд также придает значение утверждениям сотрудников СИЗО, заслушанных в г. Тбилиси, которые не были проинформированы заранее о грядущей экстрадиции заключенных, задавали себе вопрос о причинах мятежа, произошедшего в камере N 88 (параграфы 145, 147 в конце, 154 и 156). Тот же господин Далакишвили, в чьи обычные обязанности входит выдача заключенных и их своевременное информирование, не знал, что заключенные должны были быть переведены (параграф 154). Из показаний свидетелей следует, что лишь начальник тюрьмы и трое других сотрудников администрации тюрьмы были в курсе готовящейся операции (параграфы 145 и 148).

454. С точки зрения Суда такое протекание процедуры исполнения решения не может считаться прозрачным и практически не доказывает, что соответствующие органы обеспечили право заявителей быть проинформированными о решении об экстрадиции, принятом в их отношении.

455. Ввиду имеющихся в его распоряжении фактов, Суд признает установленным, что заявители, содержавшиеся в СИЗО № 5, узнали о вероятности будущей экстрадиции некоторых из них, только прослушав интервью господина Габаидзе по телевидению вечером 3 октября 2002 года (параграфы 98, 124, 152 и 216). Этот адвокат подтверждает, что узнал о подготовке осуществления операции экстрадиции через друга, работающего в Министерстве безопасности. Заявители убедились в достоверности этой информации, когда несколькими часами позже администрация тюрьмы попросила их выйти из камеры под вымышленным предлогом (параграф 378).

456. Что касается господина Адаева, пятого лица подлежащего экстрадиции, который на тот момент содержался в тюремной больнице, то он, в отличие от других заявителей, не имел доступа даже к этой общей информации, распространенной в вышеупомянутых телевизионных новостях.

457. Учитывая вышеизложенное, Суд не разделяет утверждение грузинского правительства, согласно которому адвокаты заявителей приняли телефонный звонок господина Мсхиладзе днем 2 октября 2002 года, а также извещение о решении экстрадиции их клиентов. Тот факт, что сами заявители не были проинформированы об этих решениях, не вызывает никаких разногласий у сторон.

458. В этих условиях, нет смысла напоминать о том, что для того, чтобы оспорить решение об экстрадиции на основании статей 42 § 1 Конституции и 259 § 4 УПК, как это предполагается в версии Правительства, заявители или их адвокаты должны были располагать достаточной информацией, официально сообщенной им соответствующими органами в надлежащий срок (см. Bozano, § 59). Таким образом, правительство не вправе возлагать на адвокатов ответственность за необжалование действий, о которых они узнали, благодаря утечке информации в структуре государственных органов.

459. К тому же, если даже предположить, что, несмотря на крайне ограниченный промежуток времени, четыре заявителя, содержавшиеся в СИЗО № 5 имели возможность, по крайней мере в теории, обратиться в суд, просмотрев выпуск новостей в 23 часа 3 октября 2002 года, Суд отмечает, что на практике они были лишены такой возможности в силу своего содержания в условиях изоляции и отклонения их ходатайства о вызове адвокатов (параграфы 124 и 135).

460. Суд не вправе абстрактно установить промежуток времени между принятием решения об экстрадиции и его исполнением. Однако, в случае, когда государственные органы спешно передают лицо другому государству на следующий день после принятия соответствующего решения, им следует действовать с гораздо большей скурпулезностью и точностью, чтобы, с одной стороны, позволить заинтересованному лицу обжаловать эти действия на основании статей 2 и 3 в независимую и беспристрастную инстанцию, а с другой стороны, отложить исполнение оспариваемого решения (Jabari, § 50). Суд считает недопустимым, чтобы лицо узнавало о своей выдаче другой стране непосредственно перед тем, как быть доставленным в аэропорт, в то время, как оно бежало из этой страны из-за опасений, основанных на статьях 2 и 3 Конвенции.

461. Подводя итог, Суд приходит к выводу, что заявители, экстрадированные 4 октября 2002 года и их адвокаты не были проинформированы о решениях об экстрадиции, принятых по отношению к заявителям 2 октября 2002 года, и что компетентные органы неоправдано препятствовали осуществлению их права на использование эффективного средства правовой защиты, к которыму они могли прибегнуть по крайней мере в теории.

462. Исходя из этого, Суд считает излишним распространяться по вопросу эффективности механизмов обжалования, которые суд мог бы предоставить заявителям в силу статей 42 § 1 Конституции и 259 § 4 УПК, согласно заявлениям правительства. Он отмечает только то, что положения этих актов (параграфы 253 и 254) единственные нормы, основываясь на которых заявители могли бы обосновать свое ходатайство, содержат утверждения общего характера и не устанавливают суд и сроки, в которые можно обратиться с соответсвующим заявлением. Никакие иные нормы внутреннего права не определяют порядок вынесения и исполнения решения об экстрадиции, вынесенного Генеральным прокурором.

463. Такое положение было расценено как "пробел в законодательстве" Верховным судом Грузии, расматривавшим дело Алиева, на которое ссылается правительство (параграф 258). Господа Габричидзе, Мсхиладзе и Дарбаидзе, заслушанные Судом, также подтвердили, что за исключением дела Алиева, им не известно иных прецедентов применения норм внутреннего права, устанавливающих порядок оспаривания в суде решения об экстрадиции (параграфы 169, 176 и 185). Бывший генеральный прокурор Грузии настоятельно подчеркнул необходимость реформы внутреннего законодательства по вопросу об экстрадиции.

464. Суд не разделяет точку зрения правительства, которое считает, что, если бы экстрадированные заявители захотели, то они смогли бы отстоять свои права по примеру господина Алиева во внутренних судебных органах. Он отмечает, что решение по делу Алиева, вынесенное 28 октября 2002 года Верховным судом Грузии, появилось только после коммуницирования настоящей жалобы государству-ответчику и что оно не сопровождалось признанием нарушений прав заинтересованных лиц (mutatis mutandis, Bourdov c. Russie, n^o 59498/00, § 31, CEDH 2002‑III). Сделав на практике возможным судебное обжалование решений об экстрадиции, вынесенных Генеральным прокурором, это судебное постановление позволило господам Гелогаеву, Хашиеву и Баймурзаеву оспорить решение об их выдаче российским властям от 28 ноября 2002 года (параграф 84). Однако, это не умаляет утверждения о том, что господа Шамаев, Адаев, Азиев, Хаджиев и Виситов, экстрадированные 4 октября 2002 года не имели какой-либо возможности заявить во внутренних инстанциях жалобы, основаннные на статьях 2 и 3 Конвенции.

465. Что касается положений нового УПК, то они еще не приняты и, в любом случае, не могли бы помочь уже экстрадированным заявителям.

466. Итак, требования статьи 13 Конвенции были нарушены в отношении пяти заявителей, экстрадированных 4 октября 2002 года.

467. Ввиду этого протокола, Суд не считает необходимым рассматривать аналогичные же жалобы господина Хаджиева, основанные также на статьях 2 § 1 и 4 Протокола № 4.

V. О НАРУШЕНИИ ГРУЗИЕЙ СТАТЬИ 34 КОНВЕНЦИИ

468. Учитывая хронологию событий, изложенных в параграфах 5-12 выше, Суд решает рассмотреть ex officio вопрос соблюдения Грузией своего обязательства в отношении статьи 34 Конвенции, которая изложена следующим образом:

« Суд может принимать жалобы от любого физического лица, любой неправительственной организации или любой группы частных лиц, которые утверждают, что явились жертвами нарушения одной из Высоких Договаривающихся Сторон их прав, признанных в настоящей Конвенции или в Протоколах к ней. Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются никоим образом не препятствовать эффективному осуществлению этого права. »

469. Статья 39 Регламента Суда устанавливает:

« 1. Палата или, в крайнем случае, ее председатель могут, либо по просьбе стороны или другого заинтересованного лица, либо официального лица, указать сторонам любую временную меру, которую они расценивают необходимой в интересах сторон или для правильного развития делопроизводства.

2. Кабинет Министров об этом проинформирован.

3. Палата может предложить сторонам предоставить ей информацию по любому вопросу, относящемуся к исполнению временных мер, рекомендованных ею. »

470. Обязательство, изложенное в статье 34, не препятствовать осуществлению права лица на подачу жалобы в Суд, предоставляет заявителю процессуальное по своей природе право - которым он вправе воспользоваться в ходе производства, предусмотренного Конвенцией, - и поджлежит отграничению от материальных прав, перечисленных в разделе I Конвенции и в Протоколах к ней. (Cruz Varas et autres, § 99 ; Akdivar et autres c. Turquie, 16 сентября 1996 года, Recueil 1996‑IV, § 103).

471. Чтобы процедура подачи индивидуальной жалобы, установленная статьей 34, была эффективна, крайне важно, чтобы заявители, признанные или потенциальные, могли свободно общаться с Судом, без того, чтобы подвергаться давлению властей об изменении или отзыве своей жалобы Под давлениeм следует понимать не только прямое принуждение или очевидные акты запугивания признанных или потенциальных заявителей, членов их семьи или их представителей в судах, а также опосредованные действия или косвенное давление, ставящие целью склонить или отпугнуть заявителей отказаться от намерения прибегнуть к механизму обжалования, предоставленному Конвенцией (см., также, mutatis mutandis, Kurt c. Turquie, 25 мая 1998 года, Recueil 1998-III, р. 1192, § 159; Sarli c. Turquie, n^o 24490/94, §§ 85-86, 22 мая 2001 года).

472. Осуществление права подачи индивидуальной жалобы, предусмотренной статьей 34 Конвенции, как таковое не влечет приостановления действий актов внутреннего права, в частности не приостанавливает исполнения административного или судебного решения. Таким образом, вопрос о том, можно ли рассматривать факт неисполнения указаний Суда, основанных на статье 39 Регламента, как нарушение обязательств государства, вытекающих из статьи 34 Конвенции, должен решаться.с учетом всех обстоятельств рассматриваемого дела.

473. Недавно, Суд напомнил, что в делах, где утверждения об опасности нанесения непоправимого ущерба возможности заявителя воспользоваться одним из основных прав, защищенных Конвенцией, представлены достаточно аргументированно, временные меры обеспечивают сохранение statu quo до того как Суд оценит обоснованность этих мер. Поскольку временные обеспечительные меры продлевают существование проблемы, составляющей предмет жалобы, то они касаются по существу требований, основанных на Конвенции. Подавая жалобу, заявитель пытается защитить от непоправимого ущерба право, провозглашенное Конвенцией, на которое он ссылается. Следовательно, заявитель требует и обеспечительных мер, и Суд предоставляет их с целью облегчить «эффективное осуществление» права, закрепленного в статье 34 Конвенции, на подачу индивидуальной жалобы, то есть обеспечивая сохранность предмета жалобы, когда по мнению Суда существует опасность, что он подвергнется непоправимому ущербу ввиду действия или бездействия государства-ответчика. Действенность права на обжалование предполагает также, что в течение всего производства по делу в Страсбурге, Суд сможет продолжить рассматривать жалобу согласно своей обычной процедуре (Mamatkulov et Askarov, § 108). Предоставление временных обеспечительных мер позволяет Суду не только эффективно рассмотреть жалобу, но и обеспечить эффективность защиты, предусмотренной Конвенцией по отношению к заявителю, а затем позволяет и Комитету Министров следить за выполнением окончательного постановления. Следовательно, подобная мера позволяет заинтересованному государству выполнить свое обязательство по исполнению окончательного постановления Суда, которое обязательно к исполнению в силу статьи 46 Конвенции (там же, § 125). Таким образом, Суд заключил, в вышеупомянутом деле Маматкулова и Аскарова, что несоблюдение предварительных мер государством-участником должно рассматриваться, как препятствующее эффективному рассмотрению жалобы заявителя и задерживающее эффективное осуществление его права, и, следовательно, как нарушение статьи 34 Конвенции (там же, § 128).

474. Применив эти принципы к данному делу, Суд отмечает, что четверо заявителя, подлежащих выдаче, были выведены из их камеры 4 октября 2002 года к четырем часам утра в целях экстрадиции. Господин Адаев, пятый заявитель, был также приведен из тюремной больницы приблизительно в тот же час. Ходатайство о применение статьи 39 Регламента Суда от имени одиннадцати заявителей (за исключением господ Адаева и Ханчукаева) был получен Судом факсом в тот же день между 15.35 и 16.20.

475. В тот же день в 18.00 (Страсбургское время), грузинское правительство было проинформировано через своего Уполномоченного о решении заместителя председателя второй секции Суда применить статью 39 Регламента Суда. Несколько минут спустя имена лиц, обратившихся в Суд, были продиктованы его помощнику по телефону. Учитывая проблемы связи (параграфы 9 и 10) и безрезультатные требования канцелярии Суда разрешить их, решение Суда было повторно передано формально в 19.45 (Страсбургское время) по телефону заместителю министра юстиции (там же). Его смогли подтвердить факсом только в 19.59 (Страсбургское время). Грузинские власти экстрадировали заявителей в тот же день в 19.10 (Страсбургское время).

476. Экстрадированные заявители содержались после их экстрадиции в условиях изоляции. Получение адреса их места заключения было невозможно, даже для Суда, без предоставления гарантий конфиденциальности (параграф 15). Заявители не могли контактировать со своими представителями в Суде, а тем российскими властями не было разрешено посетить их, несмотря на четкое указание Суда по этому вопросу (параграфы 228, 229 и 310). Между тем, российское правительство настоятельно утверждало, что экстрадированные лица никогда не имели намерения обратиться в Суд, по крайней мере, с жалобой, направленной против России, и что, в целом, рассмотрение по существу жалобы практически невозможно с процессуальной точки зрения. Таким образом, принцип равенства сторон, необходимый для действенного осуществления права на обращение в Суд в ходе производства по жалобе, был непозволительно грубо нарушен (параграф 518).

477. Более того, и сам Суд не имел никакой возможности приступить к расследованию в России, решение о котором было принято в силу статьи 38 § 1 a) Конвенции (даже если эта невозможность не может быть вменена в вину Грузии; смотри параграф 504), и, опираясь лишь на несколько письменных сообщений с экстрадированными заявителями (параграфы 235 и 238), он был не в состоянии осуществить рассмотрение по существу части их жалоб, направленных против России (параграф 491). Таким образом, соединение воедино всей совокупности доказательств было задержано.

478. Суд считает, что затруднения, с которыми столкнулись господа Шамаев, Азиев, Хаджиев и Виситов после их экстрадиции России, были такой степени, что создавали серьезные препятствия действенному осуществлению их права, гарантированного статьей 34 Конвенции. (Mamatkulov et Askarov, § 128). Тот факт, что Суд смог закончить рассмотрение их жалоб по существу, направленных против Грузии, не препятствует тому, чтобы противодействие осуществлению их прав было квалифицированно как противоречащее статье 34 Конвенции (Akdivar et autres, § 105).

479. Следовательно, не выполнив указание Суда, основанное на статье 39 его Регламента, о приостановлении экстрадиции господ Шамаева, Азиева, Хаджиева и Виситова, Грузия не выполнила своих обязательств, предусмотренных статьей 34 Конвенции.

VI. О НАРУШЕНИИ РОССИЕЙ СТАТЬЕЙ 2, 3 И 6 §§ 1, 2 и 3 КОНВЕНЦИИ

1. Аргументы сторон

480. Ссылаясь на статью 2 Конвенции, представители заявителей полагают, что господин Азиев погиб в России. Они основывают свою версию на обстоятельствах, вышеизложенных в параграфе 318.

481. Кроме того, адвокаты считают, что во время экстрадиции 4 октября 2002 года, заявители были подвергнуты обращению, противоречащему статье 3 Конвенции, со стороны российских властей. Они ссылаются главным образом на то, как они были выведены из самолета в России, с завязанными глазами, и согнутые вдвое (параграф 74). Их последующее содержание в условиях строгой конфиденциальности (параграфы 15, 17 и 246) усиливает разумное предположение, что эти заявители были подвергнуты грубому обращению в тюрьме.

482. По утверждению представителей заявителей, по прибытии в Россию экстрадированные заявители не располагали адвокатами, выбранными ими. У них была формальная помощь адвокатов, назначенных судом, но эта помощь, с учетом их общей изоляции и запрета на доступ к любой касающейся их информации, не может считаться эффективной защитой в соответствии со статьей 6 §§ 1 и 3 Конвенции. До слушания по вопросу о приемлемости жалобы, адвокаты показали, что даже близкие родственники экстрадированных заявителей не знали, где содержались эти лица.

483. Представители заявителей сообщают, помимо этого, что по отношению к заявителям представителями Российской Федерации и органами прокуратуры в письмах от 8, 16 октября и 5 декабря 2002 года применяются определения "террористы" и “международные террористы" (параграфы 76, 77 и 227). Такие заявления нарушают статью 6 § 2 Конвенции и подвергают опасности право заявителей на справедливое судебное разбирательство.

484. В формуляре жалобы (параграф 235) господин Хаджиев утверждает, что был незаконно обвинен российскими властями в совершении различных преступлений, что у Ставропольский Краевой суд не обладал компетенцей рассматривать его дело, что между 5 октября и 2 декабря 2002 года его содержание под стражей в России было незаконным, и что его мать не была проинформирована о его аресте, вопреки требованиям российского Уголовно-процессуального кодекса.

485. Российское правительство предоставило Суду целые серии фотографий экстрадированных заявителей, а также фотографии и видеозапись, констатирующие условия их содержания (параграфы 20, 109 и 242). Четырежды, оно предоставило Суду медицинские справки обвиняемых, выданные врачами тюрьмы, а также врачами гражданской больницы города B (параграфы 246 и след.).

486. Российское правительство утверждает, что экстрадированные заявители пользовались, после их прибытия в Россию, помощью адвокатов, имена и адреса которых оно предоставило (параграфы 218 и след.). Оно также представило документы, указывающие на число и продолжительность встреч с этими адвокатами, в отношении каждого из экстрадированных заявителей. Встречи проходили под надзором охранников, которые только наблюдали за ходом встреч, но не могли слышать слова.

2. Оценка Суда

487. Суд уже заключил, что право на жизнь господина Азиева не было нарушено (параграфы 320-323 ). Он признает излишним снова рассматривать этот вопрос.

488. Суд отмечает, что жалоба на нарушение статьи 3 в связи с экстрадицией заявителей в Россию была впервые выдвинута представителями заявителей 8 августа 2004 года в рамках последних объяснений по существу дела. Таким образом, эта жалоба не охвачена решением о приемлемости от 16 сентября 2003 года, которое ограничивает рассматриваемые Судом вопросы, по которым он вынесет решение по существу спора (Assanidzé c. Géorgie [GC], n^o 71503/01, § 162, CEDH 2004‑...). Следовательно, у Суда нет полномочий ее рассматривать.

489. Что касается нарушения презумпции невиновности заявителей, Суд в первую очередь отмечает, что термины, использованные представителем Российской Федерации в письме от 5 декабря 2002 года, были опротестованы представителями заявителей на слушании о приемлемости жалобы 16 сентября 2003 года. Эти же термины, а также другие выражения, использованные органами российской прокуратуры, обжаловались 8 августа 2004 года в объяснениях по существу дела. Так как аргументация и мотивация данных возражений были даны в указанных объяснениях (параграф 483 ), то Суд приходит к выводу, что эти возражения являются не просто доводом, а самостоятельным требованием, основанным на статье 6 § 2 Конвенции. Поскольку, эти требования не рассматривались в решении о приемлемости (параграф 488 ), то у Суда нет полномочий рассматривать их по существу.

490. То же касается и требований, выдвинутых 27 октября 2003 года господином Хаджиевым против России (параграф 484 ).

491. Что касается обращения, противоречащего статье 3 Конвенции, которому экстрадированные заявители, содержавшиеся в условиях изоляции, могли быть подвергнуты и подверглись в СИЗО в России, а также невозможности воспользоваться эффективной защитой после их выдачи, Суд напоминает, что он не имел возможности приступить к установлению этих фактов в России (параграфы 27 и след.). Исходя из имеющейся информации, он не в состоянии оценить аргументы сторон по поводу упомянутого нарушения Россией статей 3 и 6 §§ 1 и 3 Конвенции. Таким образом, Суд, столкнувшись с невозможностью оценки вышеуказанных обстоятельств, должен выяснить, пренебрегла ли Россия своими обязательствами, вытекающими из статей 34 и 38 § 1 a) Конвенции.

VII. ОБ НАРУШЕНИИ РОССИЕЙ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ СТАТЬИ 38 § 1 КОНВЕНЦИИ

492. Соответствующие положения статьи 38 § 1 Конвенции провозглашают следующее:

«Если Суд объявляет жалобу приемлемой, он:

a); продолжает рассмотрение дела с участием представителей заинтересованных сторон и, если это необходимо, осуществляет исследование обстоятельств дела, для эффективного проведения которого заинтересованные государства создают все необходимые условия; (...). »

493. Суд подчеркивает основную значимость принципа, установленного в этой статьей в конце пункте a), согласно которому договаривающиеся государства должны сотрудничать с ним (Irlande c. Royaume-Uni, 18 января 1978 года, série A N 25, § 148).

494. Суд также напоминает, что в данном деле, помимо этого обязательства, он возлагал на российское правительство особые обязанности, которые оно приняло на себя 19 ноября 2002 года (параграф 18 ). Среди этих обязательств фигурировала гарантия предоставления Суду беспрепятственного доступа к экстрадированным заявителям, включающее в себя, помимо прочего, проведение возможного расследования. Вопреки последующим утверждениям российского правительства (параграф 38), письмо от 19 ноября 2002 года не ограничивало распространения обсуждаемых обязательств данной стадии производства по делу и не было двусмысленным. Их выполнение было признано необходимым Судом ввиду особенностей развития производства по делу в части жалобы, касающейся России (параграфы 15-17).

495. На основании этих гарантий, 26 ноября 2002 года Суд решил отменить предварительную меру, указанную Грузии 4 октября 2002 года (параграф 21 ). 16 сентября 2003 года он решил приступить к расследованию в Грузии и в России, но только расследование в Грузии было проведено (параграфы 43-49).

496. Суд напоминает, что, если договаривающиеся государства должны предоставить «все необходимые условия» для эффективного проведения расследования, эти «необходимые условия» касаются в первую очередь доступа в государство, к заявителям, которых Суд решит заслушать, и в те места, которые он признает необходимым посетить. В данном случае, неоднократно столкнувшись с отказом в доступе к заявителям, Суд настоятельно рекомендовал российскому правительству позволить ему приступить к установлению фактов и выполнить обязательства, возложенные на него в силу статьи 38 § 1 a) Конвенции. Российское правительство не дало положительного ответа на эти рекомендации (параграфы 27 и след. ).

497. Опираясь как на решения об отказе Ставропольского Краевого суда (параграфы 29, 30 и 47 ), так и на внутреннее право (параграфы 31 и 34 ), с октября 2003 года российское правительство сделало вывод о невозможности проведения Судом расследования в России. Помимо второстепенных поводов (президентские выборы, вероятный террористический акт на Северном Кавказе, климатические условия или выходные дни), главная причина отказа состояла в утверждении, что контакт делегации Суда с заявителями, содержащимися в России, пока их дело оставалось в российской юрисдикции, противоречил бы внутренним нормам уголовного судопроизводства и посягнул бы на принцип субсидиарности, присущий механизму Конвенции. Был также упомянут аргумент об отсутствии подачи этими заявителями жалобы, направленной против России. (параграф 29 ). Сообщив о доводах Ставропольского Краевого суда, российское правительство подтвердило, что в качестве исполнительного органа оно не в праве вмешиваться в независимую оценку фактов судебными органами. Оно посоветовало Суду обратиться прямо в этот Краевой суд, чтобы тот отменил свое решения от 14 октября 2003 года (параграф 35 ).

498. В этом отношении, Суд напоминает с предельной ясностью, что он не ведет переговоры с властями или судебными национальными органами, и что только государство Российская Федерация как таковое несет перед ним ответственность - а не та или иная власть или отдельный орган - (mutatis mutandis, Assanidzé, § 149). Таким образом, Суду не надлежит оценивать обоснованность решения Ставропольского краевого суда об отказе, которым прикрывается российское правительство. Его оценка ограничивается тезисами, выдвинутыми перед ним представителем Российской Федерации, и вопросом о том, выполнило ли это государство, Высокая Договаривающаяся сторона, подписавшая Конвенцию, свои обязательства, вытекающие из нее.

499. Таким образом, указанные доводы не убеждают Суд.

500. Во-первых, Суд отмечает, что, вопреки утверждениям российского правительства, Конституция Российской Федерации, так же как и Уголовно-процессуальный кодекс, признают превосходство норм международного права над внутренними нормами, а именно, над нормами, регулирующими уголовное судопроизводство (параграфы 259 и 264). Как бы то ни было, осуществление расследования, решение о котором было принято Судом в силу статьи 38 § 1 a) Конвенции, не зависит от продвижения производства по делу во внутренних судебных органах. Вопреки утверждению Правительства (параграфы 34 и 35), такое расследование Суда не затрагивает принципа субсидиарности, присущего системе Конвенции. В действительности, расследование Суда не подменяет национальный контроль европейским контролем, установленным Конвенцией, но представляет собой меру процессуального характера в рамках Конвенции. Своей системой коллективной гарантии прав, которую она обеспечивает, Конвенция должна усиливать, в соответствии с принципом субсидиарности, защиту, предложенную на национальном уровне (Parti communiste unifié de Turquie et autres c. Turquie, 30 января 1998 года, Recueil 1998-I, § 28), никогда не ограничивая ее пределы (статья 53 Конвенции).

501. Таким образом, Суд не принимает главного довода (параграф 497), на котором российское правительство основывало свои многократные отказы делегатам Суда в доступе к заявителям, содержавшимся в России. Он, к тому же, считает излишним высказываться о других доводах, на которые ссылаются дополнительно (президентские выборы и т.д.), тем более, что в свое время, Суд принял их все во внимание и, в результате, переносил свое расследование, трижды предлагая различные возможные даты - октябрь 2003, февраль 2004 и июнь 2004 года (параграфы 27 и след.). В отношении аргумента об отсутствии обращения в Суд экстрадированных заявителей, Суд отсылает к своей оценке, представленной выше в параграфах 292-297.

502. С точки зрения Суда, ни один из выдвинутых Правительством доводов не в состоянии освободить российское государство-ответчик от его обязательства сотрудничать с ним в поисках истины (Artico c. Italie, 13 мая 1980 года, série A no 37, § 30). Более того, он считает, что попытки правительства прикрываться решением об отказе, вынесенным Краевым судом, позволяют допустить, что такие решения угрожают функционированию системы взаимных гарантий, установленной Конвенцией. Более того, чтобы быть эффективной, эта система, напротив, нуждается в сотрудничества с Судом каждого из договаривающихся государств (Chypre c. Turquie, rapport de la Commission du 4 octobre 1983, Décisions et Rapports (DR), p. 73, § 49).

503. Принимая во внимание вышеизложенное, Суд считает, что он может сделать выводы о поведении российского правительства в настоящем деле (Tepe c. Turquie, n^o 27244/95, § 135, 9 мая 2003 года).

504. Он считает, что, препятствуя проведению расследования Судом и отказывая ему в доступе к заявителям, содержащимся в России, российское правительство недопустимым образом затруднило установление части фактов в настоящем деле и, тем самым, нарушило свои обязательства, вытекающие из статьи 38 § 1 a) Конвенции.

VIII. О НАРУШЕНИИ РОССИЕЙ СТАТЬИ 34 КОНВЕНЦИИ

505. В своих объяснениях по существу дела (параграф 50), представители заявителей выдвинули против Российской Федерации требование на основании статьи 34 Конвенции, которая гласит следующее:

«Суд может принимать жалобы от любого физического лица, любой неправительственной организации или любой группы частных лиц, которые утверждают, что явились жертвами нарушения одной из Высоких Договаривающихся Сторон их прав, признанных в настоящей Конвенции или в Протоколах к ней. Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются никоим образом не препятствовать эффективному осуществлению этого права.»

506. В частности они напомнили, что в течение месяца после выдачи экстрадированные заявители содержались в изоляции, и что впоследствии российские власти отказали им в праве посещения. Самим этим фактом заявителям помешали поддержать их жалобу и принять участие в процессе в Суде.

507. Суд прежде всего отмечает, что дата, к которой заявители подали свою жалобу на основании статьи 34, не вызывает никаких вопросов приемлемости в соответствии с Конвенцией (Ergi, рp. 1783-84, § 105).

508. Помимо принципов, изложенных выше в параграфах 470-473, Суд считает необходимым напомнить, что процедура, предусмотренная Конвенцией, как и настоящая жалоба, не всегда согласуется со скрупулезным применением принципа, требующего, чтобы каждая сторона доказывала те факты, на которые ссылается, и что основное для хорошего функционирования механизма индивидуальной жалобы, установленного статьей 34, - чтобы государства предоставляли все необходимые условия для проведения тщательного и эффективного рассмотрения жалоб (Tanrıkulu, § 70 ; Tahsin Acar c. Turquie [GC], n^o 26307/95, § 253, CEDH 2004‑...)

509. Это обязательство требует от государств-участников предоствления всех условий, необходимых Суду, при проведении расследования на месте или при выполнении обязанностей общего характера, возложенного на него в рамках рассмотрения жалобы. Тот факт, что правительство, как это произошло в данном случае, не позволяет Суду приступить к слушанию заявителей и к установлению фактов, не давая при этом удовлетворительного обоснования, может повлиять на соблюдение государством-ответчиком обязательств, возложенных на него статей 34 и 38 § 1 a) Конвенции (mutatis mutandis, İpek c. Turquie, №25760/94, § 112, CEDH 2004-… (выдержки); Tekdağ c. Turquie, № 27699/95, § 57, 15 января 2004 года; Tahsin Acar, § 254).

510. В данном деле Суд в первую очередь напоминает, что помимо своих обязательств по статье 34 Конвенции, он возлагал на российское правительство особые обязательства, которые оно приняло на себя 19 ноября 2002 года. Среди этих обязательств фигурировала, в частности, гарантия, что все заявители, без исключения, смогут пользоваться беспрепятственным доступом к Суду (параграф 18). На основании таких однозначных обязательств, 26 ноября 2002 года предварительная мера, указанная Грузии 4 октября 2002 года, было отменена Судом (параграфы 18 и 21).

511. 17 июня 2003 года Суд решил предписать российскому правительству, в силу статьи 39 своего Регламента, предоставить госпожам Мухашаври и Дзамукашвили свободный доступ к экстрадированным заявителям, ввиду слушания вопроса о приемлемости жалобы (параграф 228). 4 августа 2003 года госпожа Мухашаврия обратилась непосредственно к Уполномоченному Российской Федерации при Суде с просьбой принять меры, необходимые для получения виз и доступа к заявителям. 21 августа 2003 года последний проинформировал Суд, что он не смог связаться с госпожой Мухашаврия, и что вопрос доступа к заявителям в компетенции только Ставропольского Краевого суда, и этому адвокату следует обратиться непосредственно туда.

512. Несмотря на решение Суда, госпожам Мухашаврии и Дзамукашвили так и не предоставили доступа к экстрадированным заявителям. И самому Суду отказали в возможности заслушать обвиняемых. Контакты через почту были редки и недостаточны, чтобы эффективно рассмотреть значительную часть их дела (Akdivar et autres, § 103). В этих условиях, российское правительство к тому же еще и много раз ставило под сомнение намерение экстрадированных заявителей обратиться в Суд, а также подлинность их жалобы и полномочий представителей (параграфы 290 и след.).

513. Оценка подлинности жалобы находится в исключительной компетенции Суда, а не в компетенции правительства (Orhan, § 409), Суд попытался сам связаться с экстрадированными заявителями при помощи их российских адвокатов. В итоге, в ответ на свое письмо, направленное адвокатам 20 ноября 2002 года, он получил ответ от российского правительства, утверждающее, что эти адвокаты не желают контактировать с Судом (параграф 232). В августе 2003 года двое из этих адвокатов, тем не менее ответили, чтобы подтвердить, что их клиенты никогда не высказывали намерения обратиться в Суд (параграф 241).

514. Письмо Суда, направленное экстрадированным заявителям непосредственно в тюрьму, было получено администрацией СИЗО 24 декабря 2002 года. Однако российское правительство сначало заявило о его неполучении (параграф 233). В своих постановлениях от 14 октября 2003 года и 21 апреля 2004 года Ставропольский Краевой суд утверждал даже, что эти лица никогда не обращались в Суд с жалобой, направленной против России. Между тем, четыре из экстрадированных заявителей позже безоговорочно подтвердили, что они обращались в Суд еще в Грузии (параграфы 238 и 240).

515. Исходя из этих обстоятельств, Суд считает, что имеется серьезное основание сомневаться в свободе экстрадированных заявителей беспрепятственно общаться с ним и обосновывать свои жалобы, в выдвижении которых им в свое время помешали ввиду их ожидаемой экстрадиции (параграф 479).

516. Что касается господ Баймурзаева и Хашиева, то они не смогли предстать в Суде в г. Тбилиси ввиду своего исчезновения 16 февраля 2004 года. До настоящего времени, ни одного убедительного объяснения не было предоставлено ни одним из государств-ответчиков ни по поводу их исчезновения за несколько дней до прибытия делегации Суда в г. Тбилиси, ни по поводу их задержания российскими властями спустя три дня. Как и в случае экстрадированных заявителей, Суд не смог заслушать их в России (параграфы 46-49). С момента заключения в тюрьму в России и до настоящего времени, они не вступили в контакт с Судом.

517. Суд тем не менее смог довести до конца, на основании документов, предоставленных грузинскими правительством и доказательств, собранных в течение его расследования в г. Тбилиси, рассмотрение жалобы по существу, в части касающейся Грузии. В то же время, это совсем не означает, что не возникает проблем с точки зрения статьи 34 относительно всей жалобы (Orhan, § 406). Эффективному рассмотрению жалоб заявителей, направленных против Грузии, препятствовало поведение российского правительства, в то время как рассмотрение части жалобы, направленной против России, было невозможно (параграф 491).

518. Принимая во внимание вышеизложенное, Суд считает, что меры, предпринятые российским правительством, помешали эффективной реализации права на подачу жалобы господ Шамаева, Азиева, Виситова, Хаджиева, Адаева, Хашиева (Елихаджиева, Мулкоева) и Баймурзаева (Алханова), гарантированного статьей 34 Конвенции. Таким образом, оно было нарушено.

IX. О ПРИМЕНЕНИИ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ

519. В соответствии со статьей 41 Конвенции,

« Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне. »

A. Моральный вред

1. Аргументы сторон

520. 17 ноября 2003 года и 29 января 2004 года госпожи Мухашаврия и Кинцурашвили потребовали выплаты 500 000 евро (EUR) каждому из пяти заявителей, экстрадированных 4 октября 2002 года, 100 000 EUR - каждому из семи неэкстрадированных заявителей и 68 455,84 EUR господину Маргошвили, освобожденному 8 апреля 2003 года. В частности, они подтвердили, что заявителям, содержавшимся в состоянии постоянной тревоги и неизвестности в течение двух месяцев после их ареста в августе 2002 года в целях осуществления их вероятной экстрадиции, о которой они не были проинформированы надлежащим образом, нанесен значительный моральный вред. Затем, пять заявителей стали были принудительно экстрадированы с применением насилия и мер, унижающих человеческое достоинство. Моральный вред, причиненный этим заявителям, гораздо более значительный, так как грузинские власти, предоставившие статус беженца более чем 4 000 чеченцам во время второй войны в Чечне, вполне осозновали риск, которому подвергались обвиняемые.

521. Грузинское правительство считает, что эти требования основываются на искаженных доводах, что они необоснованны и, следовательно, должны быть отклонены. Более того, отсутствует причинно-следственная связь между приведенными нарушениями и моральным вредом, которому якобы подверглись заявители, а суммы, затребованные их адвокатами, «сильно преувеличены». Если Суд, тем не менее, вынесет постановление о нарушении Конвенции, грузинское правительство полагает, что сам факт признания нарушения является достаточным возмещением морального вреда.

522. Российское правительство, утверждая, что экстрадированные заявители (за исключением господина Хаджиева) никогда не обращались в Суд, отказалось комментировать требования о справедливой компенсации, сформулированные «так называемыми представителями".

2. Оценка Суда

A. Моральный вред

523. Суд напоминает о вынесенном решении о том, что одиннадцать заявителей стали жертвами бесчеловечного обращения во время попытки экстрадиции пяти из них, и что права всех заявителей, гарантированные статьей 5 §§ 2 и 4, были проигнорированы грузинскими властями. Более того, пять заявителей, экстрадированных 4 октября 2002 года, были лишены какой-либо возможности настоять на своих требованиях о нарушении статей 2 и 3 Конвенции в национальных судах. Суд признал недопустимыми обстоятельства, в которых происходила вся процедура экстрадиции, а также поспешность, с которой были экстрадированы пять заявителей.

524. Суд также пришел к выводу, что и Грузия, и Россия нарушили статью 34 Конвенции.

525. Он не сомневается, что заявителям причинен моральный вред, который не может быть возмещен только признанием нарушения. Принимая во внимание тяжесть констатированных нарушений, а также исходя из соображений справедливости, он постановляет выплатить заявителям следующие суммы, вместе с суммой налога на добавленную стоимость;

a) Господам Шамаеву, Азиеву, Хаджиеву и Виситову, экстрадированным 4 октября 2002 года, 8 000 EUR каждому в счет возмещения морального вреда, принимая во внимание нарушения статей 3, 5 §§ 2 и 4 и 13, а также статьей 2 и 3 Конвенции (параграфы 386, 428, 434 и 466);

b) Господину Адаеву, экстрадированному 4 октября 2002 года, 6 000 EUR в счет возмещения морального вреда, принимая во внимание нарушения статей 5 §§ 2 и 4 и 13 и статьей 2 и 3 Конвенции (параграфы 428, 434 и 466);

c) Господам Исаеву, Куштанашвили, Ханчукаеву, Магомадову, Гелогаеву, Хашиеву (Елихаджиеву, Мулкоеву) и Баймурзаеву (Алханову), 4 000 EUR каждому в счет возмещения морального вреда, принимая во внимание нарушения статей 3 и 5 §§ 2 и 4 Конвенции (параграфы 386, 428 и 434);

d) Господину Маргошвили 2 500 EUR в счет возещения морального вреда, принимая во внимание нарушения статей 5 §§ 2 и 4 Конвенции (параграфы 428 и 434);

e) Господам Шамаеву, Азиеву, Хаджиеву и Виситову, экстрадированным 4 октября 2002 года, 3 000 EUR каждому в счет возмещения морального вреда, вследствии нарушения Грузией статьи 34 (параграф 479);

f) Господам Шамаеву, Азиеву, Хаджиеву, Адаеву и Виситову, экстрадированным 4 октября 2002 года, и господам Хашиеву (Елихаджиеву, Мулкоеву) и Баймурзаеву (Алханову), задержанным в России 19 февраля 2004 года, 6 000 EUR в счет возмещения морального вреда, вследствии нарушения Россией статьи 34 (параграф 518).

526. В том, что касается экстрадиции господина Гелогаева, нарушение статьи 3 пока не имело места. Тем не менее, Суд заключил, что исполнение решения о его экстрадиции от 28 ноября 2002 года пововлекло бы такое нарушение (параграф 368). Следовательно, статью 41 нужно рассматривать как применимую в данном деле (Ahmed, § 49). Суд полагает, что обвиняемому должен быть возмещен моральный вред, но что в этом отношении констатация Судом нарушения является достаточной компенсацией.

B. Судебные расходы и издержки

527. 29 января 2004 года госпожа Мухашаврия запросила возместить заявителям 34 080,70 EUR в качестве возмещения судебных расходов и издержек. Она не предоставила никакого документа в поддержку этого требования. Суд отмечает, что эта сумма точно соответствует суммам по требованию, представленному 21 августа 2003 года для освобождения от уплаты судебных расходов (в качестве правовой помощи).

528. Грузинское правительство расценивает эту сумму как чрезмерную и считает, что таких расходов в действительности не было. Однако оно готово выплатить заявителям разумную сумму в качестве действительно затраченных судебных расходов, которые не были бы покрыты правовой помощью, предоставленной Судом.

529. Российское правительство никак не прокомментировало этот вопрос.

530. Требование представителей заявителей от 29 января 2004 года не подтверждается соответствующими документами. Если предположить, что в поддержку этого требования, адвокаты хотели сослаться на расчет, представленный 21 августа 2003 года в целях освобождения от уплаты судебных расходов, то Суд отмечает, что к этой дате они также не предоставили документов для подтверждения своего требования. Тем не менее, своим решением от 28 августа 2003 года Суд признал приемлемым предоставить семи заявителям 2 546,54 EUR для госпожи Мухашаврия и 1 126,54 EUR для госпожи Кинцурашвили, в виде освобождения от уплаты судебных расходов.

531. Это освобождение от уплаты судебных расходов ограничивается стадией приемлемости, и вслед за этим в процессе производства по делу последовала целая серия письменных замечаний, а также трехдневное слушание свидетелей на месте (параграф 43), и Суд полагает, несмотря на отсутствие уточнений по сформулированному требованию, что сумма, выплаченная заинтересованным лицам Советом Европы в рамках освобождения от уплаты судебных расходов, не может покрыть надлежащим образом все понесенные судебные издержки и расходы в связи с процессом, проведенным в Страсбурге, а также в рамках расследования в г. Тбилиси.

532. Следовательно, исходя из требований справедливости и принимая во внимание уже выплаченные суммы в виде освобождения от уплаты судебных расходов, Суд предоставляет заявителям 3 000 EUR для госпожи Мухашаврии, 1 500 EUR для госпожи Кинцурашвили и 1 500 EUR для госпожи Дзамукашвили, вместе с суммой налога на добавленную стоимость. Учитывая признанные Судом различные нарушения Конвенции, Российская Федерация выплатит треть этой суммы, а Грузия – оставшуюся сумму.

С. Выплата процентов

533. Согласно информации, имеющейся в распоряжении Суда, установленная законом процентная ставка в день принятия настоящего решения составляла 3% в год.

X. РАСХОДЫ СУДА

534. Суд напоминает, что расследование в России, предусмотренное на 27 октября 2003 года, было полностью организовано и все необходимые для ее осуществления расходы были произведены в предусмотренный срок. Однако расследование не состоялось ввиду извещения российского правительства от 20 октября 2003 года (параграфы 28 и 29 ).

535. Хотя бóльшая часть дорожных расходов была покрыта страховкой, Суд был вынужден нести расходы при аннулировании авиабилетов для целой делегации (561,13 EUR) и при оплате труда двух переводчиков, нанятых в России (1 019,57 EUR).

536. Так как в предусмотренный срок осуществление расследования стало невозможным по вине властей Россиийской Федерации (параграфы 499 и след.), то Суд считает, что Россиийская Федерация должна возместить Суду вышеприведенные расходы и выплатить в качестве возмещения общую сумму 1 580,70 EUR в бюджет Совета Европы.

НА ЭТИХ ОСНОВАНИЯХ СУД

1. Отклонил, единогласно, предварительное возражение российского правительства, о невозможности рассмотрения данной жалобы по существу, также как и его требование об аннулировании процедуры, имевшие место в данном деле (параграф 289);

2. Отклонил, шестью голосами против одного, предварительное возражение российского правительства, об отсутствии обращения в Суд пяти экстрадированных заявителей (параграф 297);

3. Отклонил, шестью голосами против одного, предварительное возражение российского правительства, об отсутствии надлежащего представительства заявителей в Суде (параграф 315);

4. Постановил, единогласно, что право на жизнь господина Азиева, гарантированное статьей 2 Конвенции, не было нарушено (параграф 323);

5. Постановил, единогласно, что не имелось нарушения Грузией статьи 3 Конвенции в отношении пяти экстрадированных заявителей (параграф 353);

6. Постановил, единогласно, что жалобы о нарушении статей 2 и 3 Конвенции, в отношении выдачи России господ Исаева, Ханчукаева, Магомадова, Куштанашвили и Маргошвили, несовместимы ratione personae с положениями Конвенции (параграф 355);

7. Постановил, единогласно, что нет необходимости продолжать рассмотрение жалобы о нарушении статей 2 и 3 Конвенции в отношении выдачи России господ Хашиева и Баймурзаева (параграф 357 );

8. Постановил, шестью голосами против одного, что имело бы место нарушение Грузией статьи 3 Конвенции, если бы решение выдачи господина Гелогаева России от 28 ноября 2002 года было исполнено (параграф 368);

9. Постановил, единогласно, что не имелось нарушения Грузией статьи 2 Конвенции в отношении пяти экстрадированных заявителей (параграф 372);

10. Постановил, шестью голосами против одного, что имелось нарушение Грузией статьи 3 Конвенции по отношению к господам Шамаеву, Азиеву, Хаджиеву, Виситову, Баймурзаеву, Хашиеву, Гелогаеву, Магомадову, Куштаношвили, Исаеву и Ханчукаеву вследствие обращения, которому они подверглись в ночь с 3 на 4 октября 2002 года (параграф 386);

11. Постановил, единогласно, что не имелось нарушения Грузией статьи 5 § 1 Конвенции (параграф 407);

12. Постановил, единогласно, что он не обладает компетенцией, в рамках настоящей жалобы, рассматривать требования о признании нарушения статьи 5 § 1 Конвенции в отношении содержания под стражей господ Хашиева и Баймурзаева после их задержания в России 19 февраля 2004 года (параграф 412);

13. Постановил, единогласно, что имелось нарушение Грузией статьи 5 § 2 Конвенции в отношении всех заявителей (параграф 428);

14. Постановил, единогласно, что нет необходимости рассматривать жалобу господина Хаджиева, о нарушении статьи 5 § 2 Конвенции, а также на основании статьи 6 § 3 Конвенции (параграф 429);

15. Постановил, единогласно, что у него нет компетенции рассматривать жалобу господина Хаджиева на отсутствие переводчика во время допроса в гражданской больнице в Грузии и на отсутствие информации об обвинениях, вынесенных против него властями Грузии (параграф 430);

16. Постановил, единогласно, что имелось нарушение Грузией статьи 5 § 4 Конвенции в отношении всех заявителей (параграф 434);

17. Постановил, шестью голосами против одного, что имелось нарушение Грузией статьи 13, в сочетании со статьями 2 и 3 Конвенции в отношении господ Шамаева, Адаева, Азиева, Хаджиева и Виситова (параграф 466);

18. Постановил, единогласно, что нет необходимости рассматривать жалобу господина Хаджиева о его выдаче российским властям без решения суда в части нарушения статей 2 § 1 и 4, а также Протокола № 4 (параграф 467);

19. Постановил, шестью голосами против одного, что имелось нарушение Грузией статьи 34 Конвенции в отношении господ Шамаева, Азиева, Хаджиева и Виситова (параграф 479);

20. Постановил, единогласно, что у него нет компетенции рассматривать жалобу в части нарушения статьи 3 Конвенции, относительно перевода экстрадированных заявителей российскими властями в Россию (параграф 488);

21. Постановил, единогласно, что у него нет компетенции рассматривать жалобу в части нарушения статьи 6 § 2 Конвенции и направленную против Российской Федерации (параграф 489);

22. Постановил, единогласно, что у него нет компетенции рассматривать жалобу господина Хаджиева против Российской Федерации от 27 октября 2003 года (параграф 490);

23. Постановил, единогласно, что Российская Федерация не выполнила своих обязательств, вытекающих из статьи 38 § 1 a) Конвенции (параграф 504);

24. Постановил, шестью голосами против одного, что имелось нарушение Российской Федерацией статьи 34 Конвенции в отношении пяти заявителей, экстрадированных в эту страну 4 октября 2002 года и двух заявителей, задержанных российскими властями 19 февраля 2004 года (параграф 518);

25. Постановил, шестью голосами против одного, что признание нарушения статьи 3 представляет собой достаточную компенсацию возможного морального вреда, причиненного господину Гелогаева (параграф 526 );

26. Постановил, шестью голосами против одного,

a) что Грузия должна в трехмесячный срок выплатить заявителям следующие суммы, конвертированные в национальную валюту государства-ответчика по курсу валюты на день оплаты:

i. Господам Шамаеву, Азиеву, Хаджиеву и Виситову, экстрадированным 4 октября 2002 года, 8 000 EUR (восемь тысяч евро) каждому в счет возмещения морального вреда, принимая во внимание нарушения статей 3, 5 §§ 2 и 4 и 13 в сочетании со статьями 2 и 3 Конвенции;

ii. Господину Адаеву, экстрадированному 4 октября 2002 года, 6 000 EUR (шесть тысяч евро) в счет возмещения морального вреда, принимая во внимание нарушения статей 5 §§ 2 и 4 и 13 в сочетании со статьями 2 и 3 Конвенции;

iii. Господам Исаеву, Куштанашвили, Ханчукаеву, Магомадову, Гелогаеву, Хашиеву (Елихаджиеву, Мулкоеву) и Баймурзаеву (Алханову), 4 000 EUR (четыре тысячи евро) каждому в счет возмещения морального вреда, принимая во внимание нарушения статей 3 и 5 §§ 2 и 4 Конвенции;

iv. Господам Шамаеву, Азиеву, Хаджиеву и Виситову, экстрадированным 4 октября 2002 года, 3 000 EUR (три тысячи евро) каждому в счет возмещения морального вреда, следующего из непризнания статьи 34 Конвенции;

v. также любой налог, начисляемый на вышеуказанную сумму;

единогласно,

b) что Грузия должна выплатить господину Маргошвили в трехмесячный срок со дня вступления в силу настоящего решения в соответствии со статьей 44 § 2 Конвенции 2 500 EUR ( две тысячи пятьсот евро) в счет возмещения морального вреда, принимая во внимание нарушение статьи 5 §§ 2 и 4 Конвенции, а также любой налог, начисляемый на вышеуказанную сумму;

шестью голосами против одного,

c) что Грузия должна выплатить заявителям в трехмесячный срок со дня вступления в силу настоящего решения в соответствии со статьей 44 § 2 Конвенции 4 000 EUR (четыре тысячи евро) в счет возмещения судебных издержек и расходов, а также любой налог, начисляемый на вышеуказанную сумму,

d) что, начиная со дня истечения вышеуказанных трех месяцев до даты оплаты, должен быть выплачен процент на присужденные суммы, равный ставке финансирования Центрального Европейского Банка, установленной на этот период, и увеличенной на три процента;

27. Постановил, шестью голосами против одного,

a) что Российская Федерация должна в трехмесячный срок выплатить заявителям следующие суммы, конвертированные в национальную валюту государства-ответчика по курсу на день оплаты в соответствии со статьей 44 § 2 Конвенции:

i. Господам Шамаеву, Азиеву, Хаджиеву, Адаеву и Виситову, экстрадированным 4 октября 2002 года, и господам Хашиеву (Елихаджиеву, Мулкоеву) и Баймурзаеву (Алханову), задержанным в России 19 февраля 2004 года, 6 000 EUR (шесть тысяч евро) каждому в счет возмещение ущерба, следующего из нарушения статьи 34 Конвенции;

ii. 2 000 EUR (две тысячи евро) этим заявителям в счет возмещения судебных издержек и расходов;

iii. а также любой налог, начисляемый на вышеуказанную сумму;

b) что, начиная со дня истечения вышеуказанных трех месяцев до даты оплаты, должен быть выплачен процент на присужденные суммы, равный ставке финансирования Центрального Европейского Банка, установленной на этот период, и увеличенной на три процента;

28. Отклонил, единогласно, остальные требования о справедливой компенсации;

29. Постановил, единогласно, что Российская Федерация должна выплатить 1 580,70 EUR (одну тысячю пятьсот восемьдесят евро, семьдесят центов) в бюджет Совета Европы в качестве расходов на деятельность Суда, в течение трех месяцев со дня вступления Постановления в законную силу в соответствии со статьей 44 § 2 Конвенции (параграф 536).

Совершено на французском языке и оглашено во Дворце прав человека в Страсбурге, 12 апреля 2005 года в соответствии со статьей 77 §§ 2 и 3 Регламента Суда.

Секретарь Секции Суда С.Долле,
Председатель Палаты Ж.-П. Коста.

К настоящему Постановлению прилагается в соответствии со статьями 45 § 2 Конвенции и 74 § 2 Регламента Суда особое мнение господина Ковлера.

J.-P.C.
S.D.

Я сожалею, что не разделяю некоторых выводов большинства Палаты в настоящем Постановлении, которое мне кажется довольно двусмысленным.

С самого начала рассмотрения дела, в частности, начиная с применения 4 октября 2002 года статьи 39 Регламента Суда («предварительные меры»), в процедуре были допущены некоторые нарушения: представители заявителей сознательно предоставили ложные имена заявителей, гражданство некоторых заявителей так и не была определена, полномочия представителей, предоставленные 22 ноября 2002 года от имени пяти экстрадированных заявителей, упоминали в качестве государства-ответчика только Грузию и т.д.

Действительно, по утверждениям адвокатов, представленных в грузинских и российских средствах массовой информации и воспроизведенных ими в дальнейших выступлениях, в том числе и в Суде, их клиенты ввели в заблуждение следователей как в Грузии, так и в России: чтобы избежать экстрадиции они прибегли к использованию вымышленных имен (см. копию признания адвоката Габаидзе в тексте решения о приемлемости), выдумав фамилии, адреса, даты рождения, не позволяя, таким образом, Суду идентифицировать заявителей должным образом. Однако, в статье 35 § 2 a) Конвенции оговорено условие: «Суд не принимает к рассмотрению никакую индивидуальную жалобу, поданную в соответствии со статьей 34, если она: a) является анонимной» Я позволю себе процитировать с этой целью английского адвоката Ф. Лича, который, к тому же, представлял в Суде первые так называемые «чеченские жалобы» без каких-либо процессуальных нарушений: «Любая жалоба, подаваемая в Европейский Суд должна идентифицировать заявителя (2) a). Любая неидентифицирующая заявителя жалоба является неприемлемой уже на одном этом основании» (Лич, «Обращение к Европейскому Суду по Правам человека», Лондон, 2001, p. 85). Мы предписали обоим правительствам довольно строгие правила соблюдения процессуальных формальностей. Строгое соблюдение процессуальных норм и принцип равенства сторон требуют того же и по отношению к представителям заявителей. Я не нашел в постановлении убедительных доводов для подобной снисходительности. В результате, даже во время принятия постановления Суду иногда приходилось упоминать двойные имена и тщательно избегать указаний гражданства того или иного заявителя.

История получения полномочий адвокатами кажется в постановлении еще более таинственной. Согласно параграфу 14 постановления «22 октября 2002 года формуляр жалобы от имени тринадцати заявителей, направленный против Грузии и России, был подан их представителями в соответствии со статьей 47 Регламента Суда.». И только спустя месяц адвокаты «предоставили по факсу подтверждение своих полномочий, дающих им право представлять в Суде экстрадированных заявителей. Эти полномочия, упоминающие Грузию в качестве государства – ответчика, были подписаны членами семьи и близкими родственниками заявителей, живущими в России» (параграф 225). Из того, как Суд оправдывает это расхождение во времени «крайне срочными условиями, независящими от обвиняемых» (параграф 312), создается впечатление, что он оправдывает нарушения, совершенные профессиональными адвокатами, чтобы придти к выводу, что заявители «могут считаться представленными надлежащим образом».

Как можно принять в качестве действительных "противоречивые" (если не сказать больше) утверждения адвокатов относительно подписей? Решение о приемлемости воспроизводит легенду, достойную детектива: «Подписи на полномочиях были поставлены самими заявителями (отметим также: уже экстрадированными – A.K.) 22 ноября 2002 года и получены при помощи лиц чеченского происхождения, живущих в России или, в некоторых случаях, поставленные членами семей этих заявителей, живущих в России». И только после того как заключение графологической экспертизы доказало, что полномочия не были подписаны экстрадированными заявителями, один из адвокатов, наконец-то, призналась, «что обратилась к членам их семей и близким родственникам, авторам подписей» (параграф 231). Я сожалею, что Палата не приняла в расчет судебную практику Суда относительно неприемлемости неправомерных жалоб (см., mutatis mutandis, Stamoulakatos c. Royaume-Uni (déc.), no. 27567/95, 9 avril 1997, 9 апреля 1997 года), в том числе по причинам «преднамеренного искажения» согласно выражению К. Reid (см: K. Reid, « A Practitioner’s Guide to the ECHR », London. 1998).

Я еще раз останавливаюсь на этих досадных фактах, чтобы напомнить, что каждый заявитель или его (ee) представитель подписывают формуляры жалобы со следующим заявлением: «Я заявляю со всей ответственностью и честно, что сведения, фигурирующие в настоящем формуляре жалобы, точны». Таким образом, они свидетельствуют, что данные правдивы, дабы не попасть под действие положений статьи 35 § 3 Конвенции: Суд объявляет неприемлемой любую явно необоснованную жалобу, и может сделать это на любой стадии разбирательства (статья 35 § 4 Конвенции), или прибегнуть с самого начала к мерам расследования, предусмотренным статьей 42 Регламента Суда.

Не желая сойти за моралиста, я хотел бы, тем не менее, чтобы меня хорошо поняли: скрупулезное соблюдение каждой детали процедуры со стороны строгого судьи, которым является Суд, есть преимущество обоснованности его суждения. Если судья идет на уступки одной стороне, то другие полагают, что им позволено действовать таким же образом – дело полно доказательств подобного рода.

Вынужденный выражать свое мнение по существу дела, несмотря на мое твердое убеждение о неприемлемости анонимной и необоснованной жалобы, я постараюсь кратко уточнить мои позиции.

Разделяя выводы коллег об отсутствии нарушения Грузией статьи 3 в отношении пяти экстрадировавнных заявителей, так же как об отсутствии необходимости продолжать рассмотрение претензий о нарушении статей 2 и 3 относительно выдачи России господ Хашиева и Баймурзаева, я не могу признать потенциальное нарушение статьи 3 в случае исполнения решения о выдаче господина Гелогаева России. По моему мнению, этот вывод, основанное на спекуляциях фактического порядка («общее положение в Чечне» описанное в параграфах 364 и 366) и юридического (довольно поверхностная интерпретация законности постановления Российского Конституционного суда от 2 февраля 1999 года), основывается также на оценочном суждении о так называемом ухудшении положения в регионе (параграф 367) и не находит никакого обоснования в судебной практике Суда. В постановлении Mehemi (№1), Суд констатировал потенциальное нарушение статьи 8 – право уважения частной и семейной жизни – в случае вероятной выдачи заявителя, имеющего семейные отношения во Франции (Mehemi c. France (№1), 10 апреля 2003 года), что не имело место в данном деле. Единственные примеры констатации потенциального нарушения статьи 3 в случае выдачи касаются, насколько мне известно, только выдачи государствам, неподписавшим Конвенцию (Soering c. Royaume Uni, 7 июля 1989 года, série A №161; Cruz Varas et autres c. Suède, 20 марта 1991 года, série A №201).

Суду, по моему мнению, не хватает веских оснований для того, чтобы считать «доказанным» нарушение статьи 3 Конвенции в случае выдачи заявителя стране подписавшей Конвенцию, предоставившей грузинскому правительству и Суду все гарантии соблюдения Конвенции по отношению к заявителям, в том числе господину Гелогаеву.

Что касается событий ночи с 3 на 4 октября 2002 года (мятеж заключенных и его подавление грузинскими силами правопорядка), то Суд, по моему мнению, принял довольно странную позицию, спекулируя на «особенной уязвимости заявителей» (вооруженных, давайте отметим это, кирпичами и металлическими предметами) и на их «закономерных опасениях», которые они испытывали при мысли о своей выдаче». Даже если Суд «учитывает, что сотрудники тюрьмы, так же как и сотрудники спецсил, тоже получили ранения в «рукопашной схватке» с заявителями» и что четыре из семи заявителей были приговорены 25 ноября 2004 года грузинским судом к лишению свободы на срок два года и пять месяцев, он констатируе, тем не менее, физические и моральные страдания такой степени, что они расцениваются как бесчеловечное обращение». Отныне, наказание любого бунта в тюрьме рискует быть расцененным как непропорциональное...

Я обязан также признать, что логика констатации нарушения Грузией статьи 34 от меня ускользает: виновна ли Грузия в том, что она позволила улететь самолету с экстрадированными в 19.10 (Страсбургское время), получив формальное извещение о применении статьи 39 Регламента Суда спустя более получаса; виновна ли она также в том, что миссия расследования в России не состоялась (параграфы 477-478)? Кроме того, я ссылаюсь на особое мнение, разделенное мною с судьями Caflisch, Türmen в деле Маматкулова и Аскарова против Турции ([GC], N 46827/99 и 46951/99, 4 февраля 2005 года), в котором мы затрагиваем обязательную силу временных мер, указанных Судом, сформулированных в настоящее время в статье 39 Регламента Суда, главным образом в параграфе 3 во французской версии («рекомендуемые временные меры»).

Констатация нарушения Россией статьи 34 Конвенции вытекает, по моему мнению, из взаимной бескомпромиссности позиций Суда и российского правительства: Суд прикрывается делом Orhan, «оценка достоверности жалобы находится в исключительной компетенции Суда, а не правительства» (Orhan c. Turquie, № 25656/94, 18 июня 2002 года; параграф 513 настоящего постановления). В свою очередь, правительство не признает полномочий «так называемых представителей» и противится их доступу к заявителям. Досадно, что отсутствие четкости в процедуре в Суде, упомянутая выше, отравила остальное рассмотрение дела. Каждая сторона имеет право на равное уважение, даже если речь идет о правительстве-ответчике.

Тем не менее, я разделяю некоторые выводы Суда об отсутствии сотрудничества со стороны правительства-ответчика, России, в организации расследования, но я не согласен с версией параграфа 500, согласно которой «осуществление расследования, назначенного Судом […] не зависит от продвижения производства по делу во внутренних судебных органах». Я плохо представляю реакцию национального суда, если делегация Европейского Суда прибывает в город для полного рассмотрения дела и допрашивает обвиняемых...

Наконец, относительно сумм, предоставленных заявителям для возмещения предполагаемого морального ущерба, я хочу напомнить, что оба правительства-ответчика действовали в соответствии с постановлениями европейской Конвенции о борьбе с терроризмом (1977), европейской Конвенцией о взаимной юридической помощи в вопросе об уголовном праве (1999), не забывая Минскую Конвенцию (1933), упомянутую в постановлении, которые обязывают договаривающиеся государства соблюдать эти договорные положения. Я очень сомневаюсь, что предписания этих положений должны интерпретироваться как причиняющие моральный ущерб тем, кто оказывается под действием этих Конвенций. По этой причине, и по примеру моей позиции в деле Маматкулова и Аскарова, я считаю достаточным констатации о нарушении (если таковое имеется) в качестве справедливой компенсации в случаях подобного рода.

[1] Чеченская этническая группа, проживающая в Грузии.

[2] Все имена заявителей явились предметом транслитерации на французский язык.

[3] Документ, включающий фотографию обвиняемого, созданный компетентными службами министерства внутренних дел во время выдачи удостоверения личности этому лицу и доказывающий тем самым его национальность.

[4] Точные выходные данные этого документа не указаны из-за соблюдения обязательства Суда (параграф 16 постановления) не разоблачать имен учреждений, в которых содержатся заявители в России.

А. Л. Бурков «Конвенция о защите прав человека в судах России». Москва: Волтерс Клувер, 2010

А. Л. Бурков "Влияние Европейской конвенции по правам человека на Российское право" (Stuttgart: ibidem-Verlag, 2007)

Шестое издание "Применение Европейской конвенции по правам человека в судах России"

Пятое издание "Исполнение постановлений Европейского суда по правам человека"

Третье издание "Право на свободу и личную неприкосновенность: европейские стандарты и российская практика"

Второе издание "Европейские стандарты права на справедливое судебное разбирательство и российская практика"

Первое издание "Европейский Суд по правам человека: правила обращения и судопроизводства"