Основные нарушения Европейской конвенции о защите прав
человека и основных свобод в Российской Федерации,
установленные решениями Европейского суда по правам
человека: анализ постановлений по существу
Данный материал посвящен анализу нарушений прав человека,
ставших предметом рассмотрения Европейского суда по правам
человека по делам в отношении Российской Федерации. Его
цель - обозначить основные проблемы российского
законодательства и правоприменительной практики,
выявленные в постановлениях ЕСПЧ по жалобам против России.
В частности, те проблемы, которые явились причиной
многочисленных обращений в ЕСПЧ из России
Автор – Анна Деменева, юрист общественного объединения «Сутяжник», магистр права,
аспирант Уральской государственной юридической академии.
К декабрю 2005 года в отношении Российской Федерации Европейским судом по правам
человека было вынесено около ста решений по существу. Только в двух из этих решений
Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) не установил нарушения Европейской конвенции.
Данный материал посвящен анализу нарушений прав человека, ставших предметом
рассмотрения Европейского суда по правам человека по делам в отношении Российской
Федерации. Его цель - обозначить основные проблемы российского законодательства и
правоприменительной практики, выявленные в постановлениях ЕСПЧ по жалобам против России.
В частности, те проблемы, которые явились причиной многочисленных обращений в ЕСПЧ из
России.
1. Проблема неисполнения решений национальных судов в Российской Федерации по
гражданским делам: нарушение статьи 6 Европейской конвенции о защите прав человека и
основных свобод (право на справедливое судебное разбирательство) и статьи 1 Протокола 1
к Конвенции (право на беспрепятственное пользование своим имуществом).
Признание нарушения статьи 6.1 Европейской конвенции о защите прав человека и
основных свобод в аспекте неисполнения решений национальных судов - безусловный «лидер»
среди решений Европейского суда, вынесенных против Российской Федерации. На данный
момент [1] количество таких решений составляет более трети всех решений, вынесенных в
отношении России.
Следует отметить, что данная проблема фигурировала уже в первом решении, вынесенном
Европейским судом в отношении Российской Федерации - решении по делу Бурдов против
России.[2]
Жалоба заявителя касалась нарушения в отношении него со стороны Российской Федерации
части 1 статьи 6 Европейской Конвенции и статьи 1 Протокола 1 к Конвенции в связи с
длительным неисполнением решений национального суда о взыскании в его пользу компенсации
за участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской атомной электростанции. В
данном деле Европейский суд установил нарушение в отношении заявителя части 1 статьи 6
Европейской Конвенции. При этом Суд указал, что «не принимая на протяжении нескольких
лет необходимые меры по исполнению вступивших в законную силу судебных решений по
данному делу, власти Российской Федерации лишили положения части 1 статьи 6 Конвенции
какого-либо полезного смысла» [3].
Кроме того, Европейский суд по правам человека установил нарушение права
собственности, защищаемого статьей 1 Протокола 1 к Конвенции, поскольку «… невозможность
для заявителя добиться исполнения указанных судебных решений…, является нарушением его
права на уважение своей собственности, как оно изложено в первом предложении первого
абзаца статьи 1 Протокола 1 к Конвенции. Не исполнив решения Шахтинского городского
суда, власти государства-ответчика лишили заявителя возможности взыскать денежные
средства, которые он разумно рассчитывал получить. Власти государства-ответчика не
выдвинули никаких оснований для такого вмешательства в реализацию права заявителя; при
этом Суд полагает, что нехватка средств не может служить тому оправданием…» [4]
Вслед за решением по делу Бурдова было принято решение по делу Тимофеев против России
[5], в котором также установлено нарушение части 1 статьи 6 Конвенции и статьи 1
Протокола 1 к Конвенции в связи с неисполнением решения национального суда о взыскании с
государственных органов денежной компенсации ущерба, причиненного неправомерной
конфискацией имущества.
Кроме двух указанных решений имеется еще 33 постановления Европейского суда о
нарушении сроков исполнения национальных решений:
Вассерман против России 18.11.2004, Гиззатова против России от 13.01.2005, Петрушко
против России от 24.02.2005 г., Кольцов против России от 24.02.2005 г., Гасан против
России от 24.02.2005 г., Плотниковы против России от 24.02.2005 г., Макарова и другие
против России от 24.02.2005 г., Познахирина против России от 24.02.2005 г., Горохов и
Русяев против России от 17.03.2005 г., Русатоммет против России от 14.06.2005, Тетерины
против России от 30.06.2005 г., Шпаковский против России от 07.07.2005, Малиновский
против России от 07.07.2005 г., Яворивская против России от 21.07.2005, Наталья
Герасимова против России от 21.07.2005 г., Денисенков против России от 22.09.2005,
Шиляев против России от 6.10.2005 г., Герасимова против России от 13.10.2005, Баженов
против России от 20.10.2005 г., Пархомов против России от 20.10.2005 г., Шведов против
России от 20.10.2005 г., Федотов против России от 25.10.2005, Кукало против России от
3.11.2005, Корчагина и другие против России от 17.11. 2005 г., Герасименко против России
от 17.11. 2005 г., Боброва против России от 17.11. 2005 г., Толоконникова против России
от 17.11.2005 г., Валентина Васильева против России от 17.11. 2005 г., Шестопалова и
другие против России от 17.11.2005 г., Казарцева и другие против России от 17.11.2005
г., Братчикова против России от 17.11.2005 г., Сунцова против России от 17.11.2005 г.,
Микрюков против России от 8.12.2005 г
Как видно из приведенного перечня, большинство заявителей по таким жалобам –
физические лица. Поводами для обращения в Европейский суд по правам человека с жалобами
по этим делам стали
• невыплаты денежных сумм, присужденных решениями национальных судов «чернобыльцам»
(Бурдов против России, Баженов против России, Пархомов против России, Кукало против
России);
• непредоставление заявителям иных подтвержденных судебным решением льгот (как в деле
Микрюков против России – неисполнение решения национального суда о предоставлении
квартиры);
• неисполнение судебных решений о взыскании денежных компенсаций за ущерб,
причиненный неправомерными действиями государственных органов (Тимофеев против России,
Шведов против России).
Кроме того, целый ряд недавних решений Европейского суда связан с жалобами групп
заявительниц из Воронежа в связи с неисполнением решений национальных судов о взыскании
в их пользу невыплаченных сумм детских пособий (Корчагина и другие против России,
Герасименко против России, Боброва против России, Толоконникова против России,
Шестопалова и другие против России, Казарцева и другие против России, Братчикова против
России, Валентина Васильева против России).
Решение по жалобе юридического лица – Русатоммет против России – касается невыплаты в
трехлетний период суммы, эквивалентной 100 000 долларов США, присужденной предприятию-
заявителю решением арбитражного суда и подлежащей взысканию с Министерства финансов РФ.
Основные прецедентные нормы, которыми Европейский суд по правам человека
руководствовался в данных делах, сводятся к уже процитированным правовым принципам из
дела Бурдов против России:
-не исполняя решений национального суда, власти лишают пользование правом на судебную
защиту какого-либо полезного смысла;
-неисполнение решений о присуждении сумм или имущества влечет за собой нарушение
права собственности;
-государство не вправе ссылаться на недостаток средств в оправдание неисполнения
решения суда.
В самих текстах своих решений в отношении России по делам о неисполнении решений
судов общей юрисдикции и арбитражных судов ЕСПЧ ссылается на предыдущие вынесенные по
данному вопросу решения, постоянно указывает на неоднократность обращения к проблеме
неисполнения решений. Так, в решении по делу Герасимова против России Европейский суд
указывает: «Суд часто устанавливал нарушения части 1 статьи 6 Конвенции и статьи 1
Протокола 1 в делах, поднимающих аналогичные данному делу проблемы (см. дело Бурдова;
Вассерман против России, Познарихина против России)» [6].
Мотивируя свои выводы о нарушении прав заявителей на справедливое судебное
разбирательство и на беспрепятственное пользование своим имуществом, ЕСПЧ не установил
противоречия российского законодательства принципам Конвенции. Однако следует заметить,
что Европейский суд детально исследовал национальное регулирование в сфере
исполнительного производства и, в частности, по делам, где взыскание производится с
государственного органа за счет казны Российской Федерации, особенно в недавних решениях
по делам Шиляев против России, Шведов против России и других.
Вывод: анализируя многочисленные решения Европейского суда по правам человека по
делам о неисполнении решений национальных судов в Российской Федерации, можно установить
два основных источника неэффективности исполнительного производства в государстве:
• несоответствие законодательства европейским стандартам защиты прав взыскателя, в
пользу которого состоялось судебное решение;
• неэффективная организация системы принудительного взыскания, включая порядок
формирования государственного бюджета без учета расходов на выплаты лицам, перед
которыми государство имеет обязательства по исполнительным документам.
Самым незащищенным является взыскатель, которому государство по судебному решению
должно выплатить сумму из казны. Установленный российским законодательством порядок
взыскания средств с казны не обладает необходимыми признаками принудительного взыскания:
судебные приставы-исполнители полностью отстранены от участия в процессе взыскания по
такой категории исполнительных документов, и взыскатель самостоятельно должен
представлять в Министерство финансов РФ исполнительные документы, решение суда и
реквизиты своего банковского счета, не имея никаких рычагов воздействия на должника и не
обладая правами стороны в исполнительном производстве, которыми он обладал бы, если бы
должником его был иной субъект, а не государство [7].
Организационная проблема – отсутствие средств в бюджете на исполнение судебных
решений – явно отмечалась Европейским судом в его решениях против России. Начиная с дела
Бурдов против России, Суд неоднократно отмечал, что отсутствие средств в бюджете не
является уважительной причиной для неисполнения решения. Между тем, до настоящего
момента соответствующей строки в расходной части российского бюджета так и не появилось.
2. Проблема нарушения разумного срока судебного разбирательства – нарушение статьи 6
Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (право на справедливое
судебное разбирательство в разумный срок).
По количеству так называемых «клоновых» дел - дел, по которым из решения в решение
ЕСПЧ устанавливает одни и те же нарушения Конвенции, - дела о нарушении в России сроков
судебного разбирательства вполне могут соперничать с рассмотренными выше делами о
неисполнении решений национальных судов.
Первым делом, в котором суд установил нарушение разумных сроков судебного
разбирательства – было дело Калашников против России [8].
В данном деле Суд привел основные принципы, ранее установленные в деле Кудла против
Польши, которыми он руководствуется в каждом случае, когда рассматривает длительность
судебного разбирательства на соответствие требованиям разумности срока. Так, в п. 125
решения по делу Калашникова Европейский суд указывает: «Суд напоминает, что разумность
длительности судебного разбирательства должна оцениваться в свете конкретных
обстоятельств дела, внимание должно уделяться критериям, выработанным прецедентным
правом Суда, в частности, сложности дела, поведению заявителя и поведению компетентных
органов. Кроме того, также должно приниматься во внимание, каков был характер процесса и
какое значение он имел для заявителя».
В деле Калашников против России рассматривался вопрос нарушения сроков судебного
разбирательства в уголовном процессе. Суд, следуя приведенному принципу исследования
всех факторов, влияющих на срок рассмотрения дела, установил, что дело по обвинению
заявителя в хищении в форме присвоения имущества не представляло особой сложности.
Вопреки аргументам российских властей о затягивании заявителем дела в связи с большим
количеством жалоб на нарушение сроков судебного разбирательства, Европейский суд по
правам человека оценил подачу таких жалоб как попытку заявителя защитить свое право с
помощью внутренних средств правовой защиты, а вот действия властей – как игнорирование
жалоб заявителя и необоснованное бездействие судебных органов в течение длительных
периодов. Кроме того, Европейский суд учитывал тот факт, что во время разбирательства
дела заявитель находился под стражей, что требовало от российских властей особенно
строго соблюдать разумные сроки судебного разбирательства.
Самым важным моментом в практике ЕСПЧ по нарушению разумного срока судебного
разбирательства является отсутствие четко установленного срока для разбирательства
уголовных или гражданских дел, превышение которого, безусловно, будет считаться
нарушением требования статьи 6. Однако, как уже отмечалось, есть ориентиры, позволяющие
оценивать наличие или отсутствие нарушения разумного срока в конкретном деле. В деле
Калашникова период, который относился к юрисдикции суда (то есть период разбирательства
дела после ратификации Россией Конвенции 5 мая 1998 года) составил около полутора лет.
Однако Суд, безусловно, принял во внимание тот факт, что с учетом периода до ратификации
Конвенции дело рассматривалось в суде первой инстанции более 4 лет, что является
нарушением принципа разумного срока.
В деле Смирнова против России [9] ЕСПЧ наряду с иными вопросами рассматривал вопрос о
нарушении разумного срока судебного разбирательства в ситуации, когда в отношении одной
заявительницы период рассмотрения дела, относящийся к юрисдикции Суда, составил 3 года 4
месяца и 19 дней (а всего дело рассматривалось 9 лет 2 месяца и 4 дня), в отношении
второй заявительницы процесс судебного разбирательства занял 2 года 5 месяцев и 27 дней,
принимая во внимание, что дело рассматривалось в национальном суде в общей сложности 6
лет 7 месяцев и 23 дня. Данные сроки рассмотрения уголовного дела Европейский суд также
признал несопоставимыми с требованиями статьи 6.1 Конвенции.
Впоследствии нарушение разумного срока в уголовном процессе было установлено и в
делах Федоров и Федорова против Россииhttp://muraikunio.livejournal.com/57507.html
[10] , и в деле Худоёров против России [11] , в котором срок рассмотрения уголовного
дела составил 6 лет и 2 месяца. Примечательно, что в деле Худоёрова ЕСПЧ поставил вопрос
о нарушении разумного срока судебного разбирательства по своей собственной инициативе.
[12]
Рассмотрение несоблюдения разумного срока судебного разбирательства в гражданском
процессе началось с дела Кормачевой против России [13]. В данном деле Европейский суд
установил, что срок рассмотрения гражданского дела более шести лет, из которых более
пяти лет он рассматривал как период, подпадающий под его юрисдикцию, является нарушением
статьи 6.1 Конвенции. Однако самым важным моментом в деле Кормачева против России
является установление нарушения статьи 13 в связи с нарушением статьи 6 - нарушение
права на эффективные средства внутренней правовой защиты. Европейский суд пришел к
выводу, что России нет эффективных средств правовой защиты против чрезмерной
длительности судебного разбирательства: жалобы в квалификационные коллегии судей
различного уровня, жалобы в прокуратуру на длительность судебного разбирательства, а
также подача иска к судебным органам о возмещении ущерба, причиненного чрезмерно
длительным рассмотрением дела, никаким образом не помогли заявительнице защитить свое
право на рассмотрение ее дела в разумный срок.
За решением по делу Кормачевой последовали аналогичные решения по делам Плаксин
против России от 29.04.2004 г., Еманакова против России от 23.09.2004 г., Левшины против
России от 9.11.2004 г., Ярославцев против России от 2.12.2004 г., Раш против России от
13.01.2005 г., Вохмина против России от 9.06.2005 г., Кузин против России 9.06.2005 г.,
Зименко против России от 23.06.2005 г., Соколов против России от 22.09.2005 г., Федоров
и Федорова против России от 13.10.2005 г. Скоробогатова против России от 01.12.2005 г.,
в которых повторились выводы о нарушении разумного срока в отношении заявителей и
отсутствии в России эффективной системы защиты против такого нарушения.
Вывод:
Очевидно, что причинами нарушений, установленных в данной группе решений, стали
отсутствие в России законодательства, реально позволяющего привлекать к ответственности
судей, виновных в нарушении права сторон на рассмотрение дела в разумный срок, а также
отсутствие эффективно действующего органа, который мог бы предоставить заявителям
возможность потенциально успешно решить проблему нарушения их права на разумный срок
судебного разбирательства с помощью внутренних средств правовой защиты. В качестве
организационных причин нарушения права на рассмотрение дела в разумный срок можно
назвать перегруженность судов, вызванную, в свою очередь, недостаточным числом судей,
недостаточным количеством и недостаточной квалификацией вспомогательного персонала –
помощников судей, секретарей.
3. Нарушение принципа правовой определенности в связи с надзорным порядком: нарушение
статьи 6 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод (право на
справедливое судебное разбирательство).
Третьей достаточно многочисленной группой нарушений статьи 6 Европейской конвенции,
установленных по делам в отношении России, являются дела, связанные с нарушением
принципа правовой определенности. Принцип этот, , как и право на исполнение решений
суда, в явном виде в тексте статьи 6 Конвенции не содержится, но является неотъемлемым
элементом справедливого судебного разбирательства.
В деле Рябых против России [14] впервые было установлено нарушение статьи 6
Европейской Конвенции в связи с тем, что отсутствие в дореформенном гражданском
процессуальном кодексе [15] пресекательного срока на принесение протеста в порядке
надзора и наличие у должностных лиц прокуратуры и суда полномочий по принесению по
собственной инициативе протестов на вступившие в силу судебные решения нарушало принцип
правовой определенности (иначе – принцип устойчивости судебного решения). Еще до
вынесения решения по существу данного дела Российская Федерация приняла новый
гражданский процессуальный кодекс, в котором установлен годичный срок обращения с
протестом в порядке надзора и надзорной жалобой и устранены полномочия должностных лиц
судебных органов и прокуратуры, по инициированию надзорного производства. Аналогичные
изменения претерпело и надзорное производство в арбитражном процессе.
Формально внесение изменений в законодательство относительно надзорного производства
должно было бы снять проблему нарушения принципа правовой определенности – по крайней
мере, в том виде, в котором она возникла в жалобах из России в рассматриваемый период.
Однако жалобы на нарушение принципа правовой определенности прежним надзорным порядком
продолжают рассматриваться в Европейском суде по правам человека: у дела Рябых против
России тоже появились свои «клоны»: Праведная против России от 18.11.2004 г., Росэлтранс
против России от 21.07.2005 г., Васильев против России от 13.10. 2005 г. Кутепов и
Аникеенко против России от 25.10.2005, Смарыгин против России от 24.11.2005 г. В
решениях по этим жалобам Европейский суд по правам человека так и указывает: «Данное
дело аналогично делу Рябых против России».
Здесь сложилась интересная ситуация: Европейский суд признал несоответствие
национального законодательства Конвенции, и данные нарушения были оперативно устранены –
в законодательство были внесены соответствующие изменения. Однако национальные органы до
сих пор не устранили последствия применения такого законодательства к сторонам
российского процесса , а потому определенное количество жалоб по этой проблеме до сих
пор рассматриваются в Европейском суде. Это уже просчеты, относящиеся к
правоприменительной практике: государство вполне в силах – устранить допущенные
нарушения самостоятельно, в рамках национальной системы, не дожидаясь, пока ЕСПЧ
завершит рассмотрение всех соответствующих дел.
4. Нарушение прав заявителя в рамках уголовного судопроизводства: условия содержания,
нарушение права на свободу и личную неприкосновенность, право на подачу индивидуальной
жалобы.
Следствие и уголовное судопроизводство в России создают целый комплекс системных
нарушений прав человека. Наиболее часто встречающиеся нарушения связаны с условиями
содержания в местах предварительного заключения и в местах лишения свободы,
необоснованным заключением под стражу, нарушением сроков содержания под стражей,
нарушением сроков рассмотрения уголовного дела (см. исследование данной проблемы выше в
разделе 2), перлюстрацией корреспонденции заключенных, приводящей к нарушению права на
индивидуальную жалобу в Европейский суд по правам человека.
Особенность некоторых российских дел, рассмотренных Европейским судом по правам
человека, – то, что в одном деле может быть установлено несколько системных нарушений.
Проблема нарушения в России прав личности в сфере уголовной юстиции рассматривалась
Европейским судом по правам человека уже во втором деле против России - в деле
Калашникова. В решении Европейского суда по этому делу было признано, что в отношении
заявителя были нарушены положения статей 3, 5 и 6 Европейской конвенции о защите прав
человека и основных свобод. Эти нарушения касались условий содержания заявителя в
следственном изоляторе N 1 г. Магадана, а также сроков следствия и рассмотрения
уголовного дела в суде.
Установление многочисленных нарушений прав заявителей в рамках уголовно-правовой
системы отличается достаточно сходным «составом нарушения». Как правило, такие жалобы
содержат аналогичные факты, свидетельствующие, что условия содержания в СИЗО и
пенитенциарных учреждениях противоречат требованиям статьи 3 Европейской конвенции;
жалобы на нарушение различных аспектов статьи 5 Конвенции – чаще всего, на отсутствие
оснований для заключения под стражу и на нарушение сроков рассмотрения обоснованности
заключения под стражу. Кроме того, по ряду жалоб данной категории установлены и
нарушения статьи 6 Конвенции в связи с нарушением разумного срока рассмотрения
уголовного дела.
4.1. Условия содержания в местах содержания под стражей, в местах лишения свободы
В деле Калашников против России[16] Европейский суд по правам человека подробно
исследовал жалобы заявителя на нарушение статьи 3 Конвенции, в которых заявитель
указывал, что условия содержания в следственном изоляторе г. Магадана представляли собой
бесчеловечное и унижающее достоинство обращение. К таким условиям содержания относились:
• в камере площадью 17 квадратных метров, рассчитанной на 8 человек, почти всегда
находилось по 24 заключенных, и только иногда их число снижалось до 18,
• заключенным приходилось спать по графику, поскольку спальных мест было в три раза
меньше, чем заключенных;
• в камере постоянно работал телевизор, свет в камере никогда не выключался;
• туалет в камере не был отделен от остальной части помещения, если лицо пользовалось
туалетом, его могли видеть как сокамерники, так и тюремная охрана в глазок двери;
• в камере было очень душно летом и холодно зимой, отсутствовал доступ свежего
воздуха, всегда было накурено;
• в камере отсутствовали постельное белье и посуда, санитарная обработка камеры не
проводилась, в ней было множество насекомых;
• заявитель заразился рядом кожных и грибковых заболеваний, в камеру помещались лица,
больные туберкулезом и СПИДом.
Европейский суд по правам человека, рассматривая заявление Калашникова, ссылался на
свои выводы, ранее сделанные в деле Kudla v. Poland [17]. Там указано, что, в
соответствии со статьей 3 Конвенции, государство должно обеспечить такие условия
содержания под стражей, которые совместимы с человеческим достоинством, и гарантировать,
что мера и способ исполнения наказания не будут приводить к страданиям и испытаниям,
чрезмерным по сравнению с установленными требованиями к местам лишения свободы, и что
здоровье и благополучие лица, содержащегося под стражей, будут надлежащим образом
защищены.
Суд признал указанные в жалобе условия в совокупности с длительностью срока, в
течение которого заявитель испытывал их воздействие, бесчеловечным и унижающим
достоинство обращением. Важно, что Европейский суд по правам человека указал: «Суд
принимает тот аргумент, что в данном деле не было прямого умысла на унижающее и
бесчеловечное обращение с заявителем. Однако, хотя вопрос, была ли цель унижающего и
бесчеловечного обращения, является фактором, принимаемым Судом во внимание, отсутствие
такой цели не может исключить нарушение ст. 3 Конвенции(см. Peers v. Greece [18])».
В решении по делу Майзит против Российской Федерации от 20 января 2005 г. ЕСПЧ
установил, что условия содержания в следственном изоляторе (переполненность, нарушение
санитарных норм), где заявитель содержался в течение 9 месяцев и 14 дней, составляло
нарушение статьи 3 Конвенции, несмотря на отсутствие у российских властей намерения
специально создать для заявителя такие условия. Рассмотрение жалобы Майзит на
неправомерность содержания под стражей через 4 месяца после ее подачи нарушило
требование «незамедлительности», установленное в части 4 статьи 5 Конвенции.
В деле Новоселов против Российской Федерации от 2 июня 2005 года Европейский суд по
правам человека признал нарушением статьи 3 Конвенции нахождение заявителя в условиях,
аналогичных описанным в деле Калашников против России.
Рассматривая нарушения в рамках уголовного процесса и пенитенциарной системы, ЕСПЧ в
решениях по российским жалобам еще ни разу не признал нарушения статьи 3 в связи с
бесчеловечным и унижающим достоинство обращением и пытками, применявшимися к заявителям
сотрудниками правоохранительных органов. Несмотря на то, что такие жалобы поступают, в
большинстве своем они признаются неприемлемыми из-за недоказанности фактов пыток и
применения бесчеловечного и унижающего достоинство обращения.
Выводы: Можно предположить, что многочисленность случаев признания нарушений статьи 3
в связи с условиями содержания в СИЗО и пенитенциарных учреждениях связана с тем, что
Российская Федерация, вступая в Совет Европы и принимая на себя обязательства по
Конвенции, юридически, финансово и организационно не была готова имплементировать
европейские стандарты обращения с заключенными. Такая «неготовность» иллюстрируется
аргументами российского правительства по делам данной категории: в обоснование своей
позиции относительно условий содержания в СИЗО российские власти ссылались на акты,
регулировавшие условия содержания заключенных еще в советский период, а также ссылались
на то, что бесчеловечные условия специально заявителю не создавались, а в таких условиях
содержатся все заключенные в стране.
4.2. Нарушение сроков содержания под стражей
В деле Калашников против России заявитель жаловался также на нарушение статьи 5.3
Конвенции, которая устанавливает: «Каждый задержанный или заключенный под стражу в
соответствии с п.1 настоящей статьи имеет право на судебное разбирательство в течение
разумного срока или на освобождение до суда. Освобождение может быть обусловлено
предоставлением гарантий явки в суд». ЕСПЧ установил, что оговорка относительно
неприменения к России норм о судебном порядке рассмотрения вопросов заключения под
стражу, заявленная при ратификации Конвенции, не применима в данном деле. Суд отметил,
что указанная оговорка касается процедуры применения меры пресечения в виде заключения
под стражу, в то время как жалоба заявителя относится к длительности содержания под
стражей до суда. Кроме того, исследовав все обстоятельства дела, ЕСПЧ пришел к выводу,
что в пределах своей юрисдикции он вправе рассматривать период в один год, 2 месяца и 29
дней (время которое прошло между датой ратификации Конвенции Россией и вынесением
приговора Магаданским городским судом от 3 августа 1999 года). Учитывая, что задержки в
рассмотрении дела не были вызваны ни поведением заявителя, ни сложностью дела,
Европейский суд признал нарушение статьи 5.3 Конвенции.
Нарушение сроков рассмотрения вопроса о законности лишения свободы рассматривалось
также в деле Ракевич против России (решение Европейского суда от 28 октября 2003 года).
Европейским судом по правам человека было признано нарушение статьи 5.3 Конвенции в
связи с нарушением установленного российским законодательством пятидневного срока
рассмотрения вопроса о недобровольной госпитализации заявительницы в психиатрический
стационар. Фактически же заявительница была госпитализирована в недобровольном порядке и
находилась на лечении в стационаре без судебного контроля в течение 39 дней.
Вывод: причиной нарушений сроков содержания под стражей в уголовной системе можно
назвать прежний внесудебный порядок продления меры пресечения в виде содержания под
стражей, а в случае рассмотрения данного вопроса судом - причины аналогичны общим
причинам нарушения сроков судебного разбирательства. Кроме того, данная проблема тесно
связана с проблемой аргументации применения мер по лишению свободы.
4.3. Отсутствие оснований содержания под стражей и мотивированных аргументов в
постановлениях суда относительно оснований содержания под стражей
В решении по делу Смирнова против России от 24 июля 2003 года Европейский суд по
правам человека рассматривал нарушение п. 1 и п. 3 статьи 5 Конвенции. В данном случае
одна из заявительниц содержалась под стражей четыре раза: с 26 августа 1995 до 9 декабря
1997; с 31 марта по 2 октября 1999; с 10 ноября 1999 до 25 апреля 2000; и с 12 марта
2001 до 9 апреля 2002. В сумме получается 4 года 3 месяца и 29 дней. Так как Конвенция
вступила в силу относительно России 5 мая 1998, то 2 года и 15 дней, приходящиеся на
период после этой даты, подпадает под компетенцию Суда в соответствии с критерием
времени (ratione temporis). Вторая заявительница содержалась под стражей также четыре
раза: с 30 марта до 29 апреля 1999; с 3 сентября до 7 октября 1999; с 10 ноября 1999 до
24 февраля 2000; и с 12 марта 2001 до 9 апреля 2002. В сумме получается 1 год 6 месяцев
и 16 дней.
Европейский суд, исследовав постановления национальных судов о заключении Смирновых
под стражу, пришел к выводу, что национальные судебные акты не содержали достаточной
аргументации оснований заключения под стражу, отличались краткостью и не описывали
подробно ситуацию по делу заявительниц. В решении Тверского суда от 31 марта 1999
упомянута только серьезность обвинений, выдвинутых против Е.С., ставшая причиной ее
содержания под стражей. В решении от 10 ноября 1999 упомянута «характерная особенность»
заявительниц без объяснений, в чем проявляется эта особенность и почему она является
причиной содержания под стражей. Аналогично, 28 августа 2000 Тверской суд вынес
определение о заключении под стражу заявительниц просто потому, что они постоянно не
являлись на судебные заседания, без указания определенных деталей или рассмотрения
альтернативных мер пресечения. Другими словами, неоднократное заключение под стражу
заявительниц в ходе расследования одного уголовного дела на основании недостаточно
аргументированных решений являются нарушением п. 1, п. 3 статьи 5 [19].
В решении по делу Кляхин против России от 30 ноября 2004 года Европейский суд по
правам человека установил, что отсутствие указаний на конкретные основания,
оправдывающие длительное содержание под стражей заявителя и указание в качестве мотива
для содержания под стражей тяжести обвинения, не относящегося к законному основанию,
привело к установлению нарушения части 3 статьи 5 Конвенции. Срок судебного
разбирательства, в общей сложности составивший 3 года и 4 месяца, был признан Судом
нарушением требования «разумного срока», предусмотренного статьей 6.1 Конвенции.
Отсутствие национальных средств защиты от нарушений сроков рассмотрения дела было
оценено как нарушение статьи 13 Конвенции в связи со статьей 6.1.
Относительно многочисленных нарушений статьи 5 Конвенции необходимо отметить, что,
несмотря на позитивные изменения в УПК РФ и окончание действия оговорки относительно
судебного контроля за заключением под стражу, основной проблемой является несоответствие
практики применения меры пресечения в виде заключения под стражу требованиям п. 1 статьи
5 Конвенции: в своих решениях против России ЕСПЧ неоднократно отмечал, что, если
изначально основания для применения меры пресечения и существовали, ее продление не
имело под собой никаких законных оснований (так, в деле Смирнова против России
Европейский суд установил, что единственной аргументацией в постановлениях национального
суда о применении меры пресечения являлась тяжесть предъявленного обвинения; в деле
Гусинский против России было установлено, что изначально отсутствовали основания для
заключения под стражу и данное ограничение прав было использовано российскими властями
не для целей, установленных в Конвенции, а уголовное преследование и заключение под
стражу использовалось для давления на заявителя с целью понудить его к совершению
сделки, в связи с чем Суд установил нарушение статьи 18 вместе со статьей 5 Конвенции).
ЕСПЧ не подвергал критике качество российского закона, содержащего основания
заключения под стражу, однако неоднократно подвергал критике действия судов, избирающих
меру пресечения в виде заключения под стражу без какой-либо внятной аргументации , и
необоснованное нарушение сроков рассмотрения законности задержания под стражей.
Таким образом, в качестве источника проблемы следует рассматривать сложившуюся в
российских правоприменительных органах (сначала в прокуратуре, затем в суде) практику
избрания меры пресечения путем формальной ссылки на основания в законе (нередко – на все
сразу предусмотренные в соответствующей статье УПК основания) без анализа конкретных
обстоятельств дела и конкретных особенностей личности подозреваемого, которые являются
фактическим основанием применения данной меры. Развитию такой практики в настоящее время
способствует отсутствие контроля со стороны вышестоящих судебных органов за содержанием,
законностью и обоснованностью постановлений о выборе меры пресечения в виде содержания
под стражей: суд второй инстанции, как правило, просто повторяет в одном абзаце выводы
суда первой инстанции, применение надзорного порядка при обжаловании постановления об
избрании меры пресечения неэффективно, а иные органы, которые могли бы контролировать
аргументированность и законность применения меры пресечения, отсутствуют.
4.4. Нарушение права на подачу индивидуальной жалобы
Отдельным видом нарушений Конвенции в рамках уголовного судопроизводства является
нарушение права на тайну корреспонденции и, как следствие, – права на индивидуальную
жалобу. В деле Кляхин против России (решение от 30 ноября 2004 года) ЕСПЧ установил, что
вскрытие писем заявителя в Европейский суд и корреспонденции из Суда составляло
нарушение статьи 8 (неприкосновенность корреспонденции) и статьи 34 - право на
индивидуальную жалобу.
Предметом рассмотрения ЕСПЧ являлось также нарушение права на индивидуальную жалобу в
Европейский суд по правам человека в рамках российской уголовно-исполнительной системы.
В деле Полещук против России [20] заявителю, осужденному к лишению свободы, было
отказано в пересылке его жалоб в Европейский суд по правам человека со ссылкой на то,
что он должен сначала обратиться с надзорной жалобой в Верховный суд РФ и Генеральному
прокурору; его жалобы, направленные на защиту его права на обращение в Европейский суд,
остались без надлежащего реагирования со стороны национальных органов. Правительство РФ
признало тот факт, что в определенный период администрация колонии отказывала в
пересылке писем, со ссылкой на то, что персонал еще не имел достаточного опыта и не
знал, что делать с такими обращениями, однако в настоящий момент заявитель не является
жертвой, поскольку в 2002 и 2003 году администрацией колонии были направлены 4 его
письма в Европейский суд. Суд установил, что заявитель не утратил статуса жертвы и имело
место нарушение статьи 34 Конвенции.
Вопрос о воспрепятствовании российскими властями коммуникации с Европейским судом
также ставился и в деле Лабзова, однако Суд пришел к выводу, что нарушение не доказано
вне разумных сомнений.
Вывод: причину данного нарушения следует искать и в практике российских
пенитенциарных учреждений , и в законодательстве – ведь только в редакции Уголовно-
исполнительного кодекса РФ от 8 декабря 2003 года в перечне органов, переписка с
которыми цензуре не подлежит, появляется Европейский суд по правам человека [21] И даже
несмотря на то, что в УИК РФ такое указание есть, на практике сотрудники пенитенциарных
учреждений порой продолжают действовать по устаревшим, не соответствующим федеральному
закону инструкциям. Хотя следует заметить, что после рассмотренных решений Министерство
юстиции РФ 3 ноября 2005 года приняло «Правила внутреннего распорядка исправительных
учреждений», п. 53 которого указывает на Европейский суд по правам человека как на
учреждение, переписка с которым цензуре не подлежит. Более того, в качестве причины не
следует исключать действия сотрудников пенитенциарных учреждений, прямо противоречащие
российскому законодательству, когда переписка с органами, указанными в данном перечне,
фактически перлюстрируется.
5. Нарушение права на жизнь: нарушение статьи 2 Европейской конвенции о защите прав
человека и основных свобод
Впервые вопрос о нарушении права на жизнь рассматривался в трех первых «чеченских»
делах от 24 февраля 2005 года по жалобам шести заявителей: дело Исаева, Юсупова и
Базаева против России, дело Хашиев и Акаева против России, дело Исаева против России.
Заявители жаловались на нарушение в отношении них статей 2 и 13 Европейской конвенции
о защите прав человека и основных свобод. Нарушение статьи 2 заявители связывали с
фактами убийств их родственников в ходе нападения федеральных войск на колонну беженцев
(дело Исаева, Юсупова и Базаева против России), в ходе проверки документов федеральными
войсками среди мирного населения (Хашиев и Акаева против России), и во всех делах – с
нарушением процессуальных обязательств государства по проведению адекватного
расследования фактов смерти.
В деле Исаева, Юсупова и Базаева против России Европейский суд установил, что со
стороны Российской Федерации имело место нарушение позитивного обязательства - по защите
жизни детей заявительниц и процессуального обязательства - по проведению независимого,
эффективного и тщательного расследования фактов смерти. Европейский суд установил, «что
власти не произвели результативного расследования обстоятельств нападения на колонну
беженцев 29 октября 1999 г. Это сделало обращение к гражданским средствам судебной
защиты также неэффективным в обстоятельствах данного дела» [22].
Кроме нарушения процессуального обязательства государства Европейский суд признал
нарушение статьи 13 Конвенции – право на эффективные средства правовой защиты внутри
государства: «в условиях, когда, как и здесь, уголовное расследование обстоятельств
нападения неэффективно, поскольку ему не хватает объективности и тщательности (см. §§
214–225 выше); и когда результативность любого другого возможного средства судебной
защиты, включая средства гражданской судебной защиты, предложенные Правительством,
соответственно подорвана, Суд считает, что государство не выполняет своих обязательств
по статье 13 Конвенции, которые шире, чем те, которые предусмотрены статьей 2» [23]
В деле Хашиев и Акаева против России Европейским судом было признано нарушение статьи
2 Конвенции в связи с тем, что были установлены обстоятельства лишения жизни
родственников заявителей агентами федеральных властей. Кроме того, статья 2 была
нарушена и в силу отсутствия эффективного расследования фактов смерти. В данном деле
заявители также жаловались на нарушение статьи 3 Конвенции в связи с применением к их
родственникам пыток. Суд не нашел оснований бесспорно установить факт применения пыток к
родственникам заявителей, однако признал, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в
связи с нарушением процедурного аспекта – государством не выполнены обязательства по
эффективному расследованию фактов, связанных с пытками и бесчеловечным обращением. Кроме
того, Суд установил нарушение статьи 13 Конвенции, взятой вместе со статьями 2 и 3, в
связи с отсутствием эффективного расследования фактов обращения, запрещенного статьей 3,
и фактов смерти.
В деле Исаевой против России заявитель жаловалась на нарушение статей 2 и 13
Конвенции в связи со смертями своего сына и трех племянников в результате беспорядочной
бомбардировки села Катыр-Юрт Ачхой-Мартанского района федеральными войсками.
Суд, аналогично делу Исаева, Юсупова, Базаева против России, установил нарушение со
стороны Российской Федерации обязательства защищать право на жизнь и указал, что
несмотря на объективные обстоятельства, связанные с военными операциями, был нарушен
баланс между поставленными целями и используемыми средствами. Суд также признал, что
имело место нарушение статьи 2 в связи с неисполнением государством позитивного
обязательства по эффективному расследованию фактов и причин смерти и нарушение статьи
13, взятой вместе со статьей 2 Конвенции.
Нарушение процессуального обязательства по проведению своевременного и тщательного
расследования также было установлено в деле Трубников против России [24].
Заявительутверждал, что российские власти ответственны за смерть его сына, Виктора
Трубникова, произошедшую в колонии. 13 сентября 1998 г. Виктор Трубников был найден
мертвым в штрафном изоляторе колонии, где он отбывал наказание. Он умер от асфиксии при
повешении. На момент наступления смерти Виктору Трубникову было 26 лет, через 26 дней
его должны были освободить. Заявитель жаловался, что власти не защитили жизнь его сына и
несут ответственность за его смерть. Он также жаловался, что расследование смерти его
сына было проведено неэффективно и не соответствовало требованиям, предусмотренным
процедурными обязательствами по статье 2 Конвенции, поскольку обстоятельства смерти были
противоречивыми и неоднозначными.
ЕСПЧ не счел убедительными доводы относительно нарушения позитивного обязательства
государства защищать жизнь, ссылаясь на то, что данные обязательства не безграничны.
Мотивируя свои выводы, Европейский суд по правам человека ссылался на выводы своего
решения по делу Кинан против Соединенного Королевства, от 3 апреля 2001 г.: «…не всякая
предполагаемая угроза жизни должна означать для властей требование Конвенции о принятии
оперативных мер, чтобы помешать такой угрозе материализоваться. Чтобы встал вопрос о
непосредственной обязанности, должно быть установлено, что власти знали или должны были
знать в надлежащий момент о существовании реальной и непосредственной угрозы жизни
какого-то конкретного человека в результате преступных дей¬ствий третьей стороны и не
смогли принять меры в рамках своих полно¬мочий, которых, если судить здраво, можно было
ожидать в целях избежания опасности».
Однако Европейский суд установил нарушение в данном деле процессуального аспекта
статьи 2 – Суд признал, что «процедурные обязательства включают обязательство проводить
расследование обстоятельств смерти Виктора Трубникова. Он находился в колонии и под
ответственностью властей, когда он умер в результате якобы самоубийства. Необходимо было
провести расследование, чтобы, во-первых, установить причину смерти, чтобы проверить
версию о несчастном случае или убийстве, а, во-вторых, если установлено, что было
совершено самоубийство, проверить, несут ли власти ответственность за неспособность
предотвратить его». Суд тестировал качество проведенного расследования в данном деле на
соответствие критериям, установленным практикой Суда – своевременность, независимость,
наличие общественного контроля, – и пришел к выводу, что следствие «не отвечало
минимальному требованию независимости, поскольку орган расследования – начальник
колонии – представлял власть, причастную к событию. Как и ожидалось, расследование было
сведено к подтверждению версии смерти в результате повешения; вопросу о возможной
ответственности администрации тюрьмы не уделялось внимание. Более того, это
расследование в очень малой степени удовлетворяло требованию общественного контроля.
Нет никаких сомнений, что семью не проинформировали об официальном отказе в
возбуждении уголовного дела. Наконец, национальный суд вынес решение о том, что
расследование проведено недостаточно полно, и признал незаконным решение об отказе в
возбуждении уголовного дела. Учитывая вышеуказанное, Суд не может признать, что
первоначальное расследование представляло собой эффективное расследование в значении,
предусмотренном практикой Суда» [25].
Вывод: во всех четырех рассмотренных делах о нарушении права на жизнь,
гарантированного статьей 2 Европейской конвенции о защите прав человека и основных
свобод, Европейский суд по правам человека установил нарушение процессуального (или
процедурного) аспекта статьи 2 - обязательства государства по проведению своевременного,
независимого, тщательного расследования. Такая тенденция в расследовании фактов смерти,
к которым, предположительно, имеют отношение власти, вполне закономерна. Прежде всего,
официальные органы государства тем самым пытаются скрыть факты своей причастности к
нарушению права на жизнь, что достаточно четко прослеживается в позиции правительства по
чеченским делам. В более общем виде проблема состоит в следующем: несмотря на то, что
право на жизнь гарантировано Конституцией и формально защищено законом, так как в
уголовном кодексе есть уголовная ответственность за лишение жизни, – однако в российском
законодательстве, в отличие от прецедентного права Суда, отсутствует обязательство
проводить расследование фактов насильственной смерти как специально закрепленная
гарантия, и, что самое главное, отсутствуют какие-либо требования к расследованию
(своевременность, независимость, доступ общественного контроля, тщательность), а
практика применения требований, получивших свое развитие в решениях Европейского суда по
правам человека, абсолютно не сложилась.
6. Иные нарушения Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
В данном разделе будут рассмотрены иные нарушения прав человека, гарантированных
Конвенцией, которые, в отличие от ранее рассмотренных дел, не создают целых групп
нарушений– количество дел по ним ограничилось 1-2. В данном разделе также будет сделана
попытка проанализировать причины появления таких жалоб в Европейском суде по правам
человека от заявителей из России.
6.1 Решение по делу Посохов против России от 4 марта 2003 года.
В данном решении ЕСПЧ установил, что состав суда с народными заседателями,
рассматривавший уголовное дело заявителя, не соответствовал требованиям статьи 6
Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод – гарантии права на
рассмотрение дела судом, созданным на основании закона.]
В соответствии с ранее действующим уголовно-процессуальным законодательством и
гражданским процессуальным кодексом РСФСР, дела по первой инстанции в районном
(городском) суде рассматривались судьей единолично или коллегиально. Коллегиальный
состав суда состоял из председательствующего судьи и двух народных заседателей.
Народными заседателями, как это было определено в п. 2 статьи 1 Федерального
закона «О народных заседателях федеральных судов общей юрисдикции РФ» [26], являются
лица, наделенные в порядке, установленном настоящим Федеральным законом и федеральными
процессуальными законами, полномочиями по осуществлению правосудия по гражданским и
уголовным делам в составе суда и исполняющие обязанности судей на непрофессиональной
основе.
Федеральный закон «О народных заседателях федеральных судов общей юрисдикции РФ» был
принят 2 января 2000 года. Закон установил новый порядок наделения полномочиями народных
заседателей и сроки исполнения ими полномочий по сравнению с ранее действующим порядком,
определенным в законе «О судоустройстве РСФСР».
Необходимо отметить, что ситуация, которая рассматривалась Европейским Судом по
правам человека в данном деле, имела место во всех субъектах федерации, и признание
Европейским судом нарушения в отношении конкретного заявителя также приводит к выводу,
что на протяжении более чем двух лет во всей стране выносились приговоры и решения
незаконными составами судей. Незаконным такой состав суда признал только Европейский
суд, решение которого для Российской Федерации обязательно.
Вывод: причиной такого массового нарушения права российских граждан на рассмотрение
их дел судом, созданным на основании закона, явилась организационная неготовность
органов представительной власти оперативно утвердить списки народных заседателей и
выполнить требования закона, а также неисполнение данного закона на всех этапах и всеми
задействованными в этом процессе органами и должностными лицами: по передаче списков в
суды общей юрисдикции, по использованию данных списков при наделении народных
заседателей полномочиями, и т.д. Неисполнению федерального закона также немало
способствовал Указ Президента РФ от 25.01.2000 года, которым полномочия прежних народных
заседателей были продлены на неопределенный срок «в целях обеспечения деятельности судов
общей юрисдикции» «впредь до представления в соответствующие суды общих списков народных
заседателей, утвержденных законодательными (представительными) органами субъектов
Российской Федерации».
В настоящее время представители общественности из судебной системы устранены путем
внесения изменений в процессуальное законодательство, однако вполне можно ожидать
рассмотрения Европейским судом по правам человека жалоб по фактам предыдущих нарушений,
поскольку в уголовном процессе незаконные народные заседатели действовали до 1 января
2004 года.
6.2. Дело Президентская партия Мордовии против России от 5 октября 2004 г..
В данном деле Европейский суд по правам человека установил, что отказ в
перерегистрации общественной организации со стороны территориальных органов Министерства
юстиции привел к нарушению статьи 11 Конвенции – права на объединение.
Партии было отказано в перерегистрации со ссылкой на то, что в ее Уставе отсутствует
явное указание на участие в политической жизни общества и выборах, а также потому, что
она не имеет филиалов и отделений в более чем половине городов и районов республики.
Руководство партии не согласилось с указанными замечаниями, поскольку в уставе партии
была явная ссылка на участие в политической жизни, а требование о количестве отделений
партии в отношении региональных общественных организаций законом не предусмотрено.
Минюст обратился в суд с иском о ликвидации, а партия – со встречным иском о
регистрации. Минюсту в иске было отказано, встречный иск удовлетворен. Верховным судом
республики была удовлетворена кассационная жалоба Министерства, вынесено новое решение о
ликвидации партии, которое вступило в силу в тот же день.
Европейский суд, рассматривая отказ в регистрации как вмешательство государства в
осуществление свободы объединения, устанавливал, было ли это вмешательство правомерным в
смысле части 2 статьи 11 Конвенции. Суд пришел к выводу, что отказ в перерегистрации на
данных основаниях не был предусмотрен законом, чего было достаточно, чтобы установить,
что статья 11 Конвенции была нарушена. В пользу партии было взыскано 3000 евро
компенсации морального вреда.
Вывод: причиной данного нарушения стало несоблюдение российского законодательства
властными органами и толкование законодательства о свободе объединения без учета
стандартов, установленных Конвенцией.
6.3 Решение по делу Прокопович против России от 18 ноября 2004 года
В данном деле Европейским судом было признано нарушение статьи 8 Конвенции –
нарушение права на уважение жилища – в связи с выселением заявительницы из квартиры, в
которой она проживала со своим гражданским мужем более 10 лет, без судебного решения.
Причиной появления данной жалобы стала коллизия между правовыми основаниями
приобретения права на жилое помещение по российскому законодательству и теми гарантиями
защиты, которые предоставляет лицу, проживающему в жилом помещении, статья 8 Европейской
конвенции. Российские власти утверждали, что, поскольку заявитель не была
зарегистрирована по месту жительства в данной квартире, нет доказательств того, что она
была вселена как член семьи, поскольку она не была замужем за нанимателем квартиры,
следовательно, она не имела права в ней проживать. Европейский суд по правам человека,
рассмотрел доказательства совместного проживания заявителя с нанимателем, счел их
достаточными и указал, ссылаясь на прецедентное право конвенционных органов,
что «концепция "жилища" по смыслу статьи 8 Конвенции не ограничена жилищем, занимаемым
на законных основаниях или установленным в законном порядке. "Жилище" - это автономная
концепция, которая не зависит от классификации в национальном праве. То, является ли
место конкретного проживания "жилищем", которое бы влекло защиту на основании пункта 1
статьи 8 Конвенции, зависит от фактических обстоятельств дела, а именно от наличия
достаточных продолжающихся связей с конкретным местом проживания (см. Постановление
Европейского Суда по делу "Бакли против Соединенного Королевства" (Buckley v. United
Kingdom) от 25 сентября 1996г., Reports 1996-IV, §§ 52-54, Доклад Европейской Комиссии
по делу "Бакли против Соединенного Королевства" от 11 января 1995г., §63; Постановление
Европейского Суда по делу "Джиллоу против Соединенного Королевства" (Gillow v. United
Kingdom) от 24 ноября 1986 г., Series А, N109, §46; Решение Европейской Комиссии по
делу "Уиггинс против Соединенного Королевства" (Wiggins v. United Kingdom) от 8 февраля
1978 г., DR 13, р.40)» [27].
Установив таким образом, что квартира, из которой была выселена заявитель, являлась
ее жилищем, Европейский суд по правам человека признал, что имело место вмешательство в
осуществление права на уважение жилища, оно было произведено в нарушение порядка,
предусмотренного законом (основания и порядок выселения не соответствовали статье 90
Жилищного кодекса РСФСР), в связи с чем и имело место нарушение статьи 8 Конвенции.
Вывод: причиной данного нарушения стали действия национальных органов, противоречащие
российскому законодательству, поскольку властные органы осуществили подмену
понятий «законное приобретение права на жилое помещение» и «законное основание выселения
из жилого помещения», а также толкование жилищного законодательства и понятия жилища
российскими властными органами без учета конвенционных стандартов.
6.4 Решение по делу Знаменская против России от 2 июня 2005 года
В данном деле Европейский суд по правам человека установил, что нарушена статья 8
Конвенции в связи с ограничением права заявительницы на использование отчества ее
ребенка от имени биологического отца. Существующая в российском семейном праве
презумпция о том, что отцом ребенка должен считаться муж матери, помешала заявительнице
указать в свидетельстве о смерти ее ребенка и на надгробии отчество по имени ее
гражданского мужа, который и являлся отцом. В российских судах иск заявительницы был
отклонен на том основании, что мертворожденный ребенок заявительницы не приобрел никаких
гражданских прав, в том числе права на имя, а права самой заявительницы не затронуты.
Заявительница жаловалась в Европейский суд по правам человека на то, что отказ
национальных судов во внесении изменений в документы нарушает ее право, гарантированное
статьей 8 Конвенции, на уважение семейной и частной жизни.
Рассматривая данное дело, Европейский суд указал, что в ряде случаев он признавал,
что право на имя входит в сферу применения статьи 8 Конвенции. Суд считает, что основной
проблемой данного дела явилась невозможность для заявителя получить официальные
документы, где отцом ребенка был бы указан именно биологический отец, несмотря на
правовую презумпцию в российском праве, что отцом ребенка является муж матери. В данном
деле отношения между заявительницей и ее гражданским мужем и его отцовство никем не
оспаривались. Отказывая заявительнице в иске, национальный суд не сослался ни на одно
правовое обоснование своих действий, кроме того, Правительство признало, что
национальные суды неверно оценили обстоятельства дела, не уделив внимания правам матери
на то, чтобы называть ребенка с использованием отчества биологического отца. Исходя из
прецедентного права конвенционных органов Суд сделал вывод, что ситуация, когда
существующая в национальном праве презумпция превалирует над биологической и социальной
действительностью и противоречит интересам и желаниям заинтересованных сторон,
несовместима с уважением частной и семейной жизни, даже если допускать в этой сфере
определенные пределы усмотрения государства.
Вывод: причиной появления данного дела в Суде, как отмечено в самом решении, явилось
неверное толкование и применение внутреннего законодательства российскими судами,
которое также не учитывало и прецедентной практики Суда: если бы это было сделано,
нарушение могло быть устранено на национальном уровне и очередного проигранного Россией
дела удалось бы избежать.
6.5. Решение по делу Фадеева против России от 9 июня 2005 г.
Европейский суд в данном деле установил, что нежелание российских властей отселить
заявительницу из непосредственной близости с металлургическим заводом
компании "Северсталь" в Череповце, несмотря на очевидный вред ее здоровью от
деятельности предприятия, противоречит статье 8 Конвенции о защите прав человека и
основных свобод (право на частную жизнь).
В данном деле, ссылаясь на решения по делам Лопез Остра против Испании [28] , Хаттон
и другие против Соединенного Королевства [29], Европейский суд пришел к выводу, что
вопросы проживания в загрязненных районах и влияния неблагоприятной экологической
обстановки на здоровье заявителей подпадают под действие статьи 8 Конвенции. Суд пришел
к выводу о вмешательстве в право заявительницы на уважение частной и семейной жизни,
поскольку не был соблюден справедливый баланс между правом заявительницы и общественными
интересами.
6.6.Решение по делу Гринберг против России от 21 июля 2005 года.
В данном решении впервые в отношении России было установлено нарушение статьи 10
Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод – право на свободу
выражения мнения.
Заявитель, чья статья о выборах Губернатора Ульяновской области была опубликована в
газете, был привлечен к гражданско-правовой ответственности: вновь избранный губернатор
области Шаманов подал к заявителю иск о защите чести, достоинства и деловой репутации и
потребовал признать порочащими сведения, содержащиеся в статье, опубликованной
заявителем. Районным судом по данному делу было установлено, что «…утверждение о том,
что у истца нет ни стыда, ни совести, опубликованное в статье (заявителя)…ложные и
ущемляют честь, достоинство и деловую репутацию Шаманова», в результате чего заявитель
был признан распространившим ложные сведения, порочащие честь и достоинство, и с него в
судебном порядке была взыскана компенсация морального вреда в пользу Шаманова.
Вывод: причиной появления в Европейском суде по правам человека и признания нарушения
стало неприменение российскими судебными органами прецедентной практики Европейского
суда по вопросам свободы выражения мнения, поскольку именно в практике Европейского суда
по правам человека, которая была доступна и российским судам, детально разработана
аргументация отличия мнения как оценочного суждения от фактического утверждения, а также
логика рассуждения Европейского суда, когда он устанавливал нарушение статьи 10
Конвенции в связи с вмешательством в свободу выражения мнения.
Примечания
1.Информация по состоянию на декабрь 2005 года
2.см. решение Европейского суда по правам человека по делу Burdov v. Russia от 7 мая
2002 года.
3. П. 37 решения Европейского суда по правам человека по делу Burdov v. Russia от 7
мая 2002 года.
4. П. 35 решения Европейского суда по правам человека по делу Burdov v. Russia от 7
мая 2002 года. 5
5. см. решение Европейского суда по правам человека по делу Timofeyev v. Russia от 23
октября 2003 года.
6. См. п. 20 решения Европейского суда по правам человека по делу Gerasimova v.
Russia от 13 октября 2005 года
7. Более подробно о проблеме взыскания денежных средств по судебным решениям с казны –
см. статья А.Деменевой в «Коммерсант-деньги» - «Исполнению не подлежит» N 37 2005,
также на сайте Сутяжник
8. См. решение Европейского суда по правам человека по делу Kalashnikov v. Russia от
15.07.2002 г.
См. решение Европейского суда по правам человека по делу Smirnova v. Russia от 24 июля
2003 г.
9. См. решение Европейского суда по правам человека по делу Fedorov and Fedorova v.
Russia от 13 октября 2005 г.
11 См. решение Европейского суда по правам человека по делу Khodoyorov v. Russia от 8
ноября 2005 г.
12. См. п. 209 решения Европейского суда по правам человека по делу Khodoyorov v.
Russia от 8 ноября 2005 г.
13 См. решение Европейского суда по правам человека по делу Kormacheva v. Russia, от
29 января 2004 г.
14 см. решение Европейского суда по правам человека по делу Ryabyh v. Russia от 24
июля 2003 г.
15 ГПК РСФСР действовал на территории РФ до 1 февраля 2003 г.
16 См. решение Европейского суда по правам человека по делу Kalashnikov v. Russia, от
15 июля 2003 г.
17 См. п. 92-94 решения Европейского суда по правам человека по делу Kudla v, Poland
от 26.10.2000 г.
18 См. п. 101 решения Европейского суда по правам человека по делу Peers v. Greece от
19.04.2001 г.
19 П. 70, 71 решения Европейского суда по правам человека по делу Смирнова против
России
20 Решение Европейского суда по правам человека по делу Poleshchuk v. Russia от 7
октября 2004 года.
21 См. часть 2 статьи 91 Уголовно-исполнительного кодекса РФ от 8.01.1997 в ред.
8.12.2003, с последующими изменениями.
22 П. 225 решения по делу Исаева, Юсупова, Базаева против России.
23 П. 239 решения по делу Исаева, Юсупова, Базаева против России.
Решение Европейского суда по правам человека по делу Trubnikov v. Russia от 5 июля 2005
года
25. П. 90 решения Европейского суда по правам человека по делу Trubnikov v. Russia от
5 июля 2005 года
26 см. Федеральный закон «О народных заседателях федеральных судов общей юрисдикции
РФ» N 37-ФЗ, «Российская газета» N 5 10.01.2000 г.
27. См. п. 36 решения Европейского суда по правам человека по делу Prokopovich v.
Russia
28 См. п. 51 решения Европейского суда по правам человека по делу Lopez Ostra v.
Spain от 9 декабря 1994 г.
29 См. п.118 решения Европейского суда по правам человека по делу Hatton and Others
v. the United Kingdom
