Применение Конвенции о защите прав человека и основных
свобод в российских судах и принудительная госпитализация
душевнобольных в соответствии со статьей 5 Конвенции
23.12.2008
Опубликовано: Социально-экономические и правовые аспекты рыночных реформ:
материалы международной научно-практической конференции (г.
Екатеринбург, апрель 2008 г.) Часть 1. г. Екатеринбург.
Издательство Уральского института экономики, управления и права.
Установив в части 4 статьи 15 Конституции РФ принцип
непосредственной применимости Конвенции о защите прав
человека и основных свобод (далее – Конвенция) в
национальных судах, нужно еще и научиться работать с
Конвенцией и видеть в ней те гарантии, которых нет в
российском законодательстве и, что самое главное, в
практике. В первой части данной работы мы рассмотрим
сушествующий законодательных мезанизм применения Конвенции в
судах России. Во второй части – пример гарантий Конвенции в
делах о принцдительной госпитадизации.
Антон Леонидович Бурков, кандидат юридических наук, магистр международного права (Университет Эссексса), докторант (Университет Кембриджа), юрист Уральского центра конституционной и международной защиты прав человека общественного объединения «Сутяжник». Автор благодарен профессору Франсуас Хампсон и профессору Кевину Бойлу (Эссексский университет) за оказанную помощь и ценные комментарии к работе.
1. Конвенция как национальный нормативно-правовой акт
Первое предложение части 4 статьи 15 Конституции РФ четко определило место норм международного права в правовой системе Российской Федерации, закрепив, что «…международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы». Поэтому необязательно трансформировать нормы международных договоров и соглашений во внутреннюю правовую систему (издавать специальный закон, дублирующий содержание норм международного договора) с тем, чтобы судья мог применять нормы международного права.
Самый главный вывод состоит в том, что на сегодня не существует препятствия для применения в национальных судах толкования Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – Конвенция), осуществляемого Европейским судом по правам человека (далее – Европейский суд). Судебная практика Европейского суда может быть постепенно трансформирована в Российскую судебную практику(Danilenko, “Implementation of International Law in CIS States: Theory and Practice,” European Journal of International Law 10:1 (1999): 68. P. 68.). Согласно последнему параграфу статьи 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» «Российская Федерация в соответствии со статьей 46 Конвенции признает юрисдикцию Европейского суда обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней».
Теоретически нет отличия между Конвенцией и, например, Гражданским процессуальным кодексом РФ по их юридической силе для применения в судах России. Более того, Конституция РФ установила более благоприятные условия относительно Конвенции. Второе предложение части 4 статьи 15 Конституции РФ устанавливает приоритет международных договоров над федеральными законами, закрепив положение, согласно которому «если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора». По юридической силе Конвенция находится между Конституцией, с одной стороны, и федеральными конституционными законами и федеральными законами, с другой стороны.
Конституционные положения относительно статуса международного права были продублированы в Федеральном конституционном законе «О судебной системе Российской Федерации». Согласно статье 3 этого закона все российские суды обязаны применять общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации.
Однако, впервые обязательство применять положения международного права было закреплено Конституционным судом РФ еще до принятия Конституции РФ 1993 г. и других законов, указанных выше. «В то время как предшествующая Конституция (Конституция РСФСР от 12 апреля 1978 г. — А. Б.) не содержала четкое правило, провозглашающее международное право составной частью российского права, Конституционный суд РФ в деле о конституционности Кодекса законов о труде РСФСР (Постановление Конституционного суда РФ от 4 февраля 1992 г. № 2-П «По делу о проверке конституционности правоприменительной практики расторжения трудового договора по основанию, предусмотренному пунктом 1.1 статьи 33 КЗоТ РСФСР» // Вестн. Конституционного суда РФ. — 1993. — № 1. — С. 29.) постановил, что все российские «суды обязаны также оценивать подлежащий применению закон с точки зрения его соответствия принципам и нормам международного права».
Следующее постановление Конституционного суда РФ периода после 1993 года является важным в связи с его новаторским толкованием статьи 46 Конституции РФ. В деле о проверке конституционности статей 371, 374 и 384 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР (См.: Постановление Конституционного суда РФ от 2 февраля 1996 г. № 4-П «По делу о проверке конституционности пункта 5 части второй статьи 371, части третьей статьи 374 и пункта 4 части второй статьи 384 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобами граждан К. М. Кульнева, В. С. Лалуева, Ю. В. Лукашова и И. П. Серебренникова» // Вестн. Конституционного суда РФ. — 1996. — № 2. — С. 2.) Конституционный суд РФ дал такое толкование, которое закрепило обязательство придать решениям международных органов, включая Европейский суд по правам человека, непосредственное действие (См.: параграф 2 части 2 постановления Конституционного Суда РФ.).
Наиболее уникальным элементом механизма применения российского законодательства, а следовательно и Конвенции, являются постановления, издаваемые Пленумом Верховного суда.
Первое постановление Пленума Верховного суда РФ, которое лишь частично касается вопроса применения международного права, было принято в 1995 г. (См.: Постановление Пленума Верховного cуда РФ от 31 октября 1995 г. № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» // Бюл. Верховного суда РФ. — 1996. — № 2. — С. 1.) Пункт 5 этого постановления известил нижестоящие суды о том, что следует применять международное право. Необходимо, однако, отметить, что Верховный суд дал разъяснение нижестоящим судам лишь об обязанности применять положения международного права, но не дал разъяснений о порядке применения положений международного права.
Первое постановление Пленума Верховного суда РФ, полностью посвященное применению международного права, — «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» № 5 от 10 октября 2003 г. (См.: Бюл. Верховного суда РФ. — 2003. — № 12.) — появилось лишь спустя пять с половиной лет после ратификации Конвенции. Данное постановление является более подробным, хотя и недостаточно, с точки зрения разъяснения судьям их обязанности применять положения международного права, и в частности Конвенцию.
Можно отметить несколько моментов, касающихся вопроса применения Конвенции. Во-первых, в очередной раз Верховный суд РФ подчеркнул обязательную прямую юридическую силу международных договоров, отметив приоритет положений международного права над национальным правом в случае их возможного противоречия. Верховный суд также отметил, что «согласно пункту «b» части 3 статьи 31 Венской конвенции о праве международных договоров при толковании международного договора наряду с его контекстом должна учитываться последующая практика применения договора» (абзац 2 пункта 10 постановления пленума). Впервые было подчеркнуто, что неправильное применение международного договора, включая неприменение нормы международного права, подлежащей применению, или, напротив, применение нормы международного права, не подлежащей применению, либо неправильное толкование нормы международного права ведет к тем же последствиям, что и в случае неприменения российского законодательства — отмене или изменению судебного акта (пункт 9 постановления пленума) (В подпункте «в» пункта 4 другого постановления пленума — Постановления Пленума Верховного суда РФ № 23 от 19 декабря 2003 г. «О судебном решении» — Верховный суд РФ подчеркнул необходимость указывать в мотивировочной части судебного решения примененный судом материальный или процессуальный закон, в частности Конвенцию, принимая во внимание постановления Европейского суда по правам человека, в которых дано толкование положений Конвенции, подлежащих применению в данном деле). Другая характерная черта постановления пленума № 5 от 10 октября 2003 г. состоит в том, что в нем содержится краткий обзор судебной практики Европейского суда по статьям 3, 5, и 6 Конвенции, к сожалению, без ссылок на какие-либо конкретные решения Европейского суда, откуда были подчерпнуты данные правовые позиции.
24 февраля 2005 г. Пленум Верховного суда РФ принял Постановление № 3 «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц», в котором в том числе содержатся разъяснения о порядке применения статьи 10 Конвенции «Свобода выражения мнения», где более подробно отражены два принципа свободы выражения мнения, разработанные Европейским судом по правам человека (См.: Российская газ. — 2005. — 15 марта. Подробнее о механизме и практике применения Конвенции в российских судах см. Применение Европейской конвенции о защите прав человека в судах России / Под ред. А. Л. Буркова. ― Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2006. ― 264 с. (Междунар. Защита прав человека; Вып. 6). ISBN 5-7525-1570- X, доступна на www.sutyajnik.ru/rus/library/sborniki/echr6).
Принудительная госпитализация душевнобольных в соответствии с Конвенцией
Главным остается вопрос о применении Конвенции на практике. Далее рассмотрим, что нового нормы Конвенции могут привнести в практику применения российского законодательства. К сожалению, в отношении принудительной госпитализации душевнобольных (и здоровых, как показывает практика) Пленум Верховного Суда РФ еще не «перевел» для применения российскими судами ни одной гарантии, разработанной Европейским судом по правам человека. Попробуем это сделать во второй поливине данной статьи.
Критерии законности. Регулируя порядок заключения под стражу душевнобольных, статья 5(1)«е» Конвенции устанавливает, что заключение под стражу должно быть «законным» и совершаться «в порядке, установленном законом». В деле Winterwerp v. Netherlands термин «законность» понимается как соответствие требованиям национального законодательства, а также ограничениям, установленным в статье 5(1)«e» Конвенции (Winterwerp v. Netherlands, 24 октября 1979, параграф 39.). В данном деле Европейский суд по правам человека (далее – Суд) также разграничивает «процессуальную» и «материальную» законность. Процессуальная составляющая понятия «законность» пересекается с требованием к совершению заключения под стражу «в порядке, установленном в законе». Материальный компонент состоит в доказывании того факта, что заключенный является душевнобольным лицом и имеются основания к его помещению в лечебное учреждение в недобровольном порядке.
Суд по делу Winterwerp установил так называемый «метод тройного теста» («the triple-test approach»). Данный тест был далее истолкован в деле Johnson v. UK (24 октября 1997, параграф 60):
1. «Лицо должно быть объективно признано душевнобольным». Не смотря на то, что понятию «душевнобольной» не может быть дано четкое определение, суд в деле Winterwerp установил, что статья 5(1)«е», «очевидно, не может рассматриваться как разрешение содержания под стражей лица только потому, что его взгляды или поведение не соответствуют нормам, преобладающим в данном обществе». Суд указал, что единственным средством установления психиатрического расстройства является «объективная медицинская экспертиза»; при наличии убедительных оснований Суд может усомниться в объективности и достоверности медицинского заключения (Winterwerp v. Netherlands, параграфы 37, 39 и 42.). В случае чрезвычайных обстоятельств медицинской экспертизы не требуется. Однако, медицинское освидетельствование должно быть проведено непосредственно после заключения под стражу (Там же; Ovey C., White R. The European Convention on Human Rights. Oxford: Oxford University Press, 2002. P. 125; Varbanov v. Bulgaria, 5 октября 2000 г., параграф 48).
2. «Психическое расстройство должно быть такого характера и такой степени, которые оправдывают принудительную госпитализацию». Сам факт наличия психического заболевания не должен безальтернативно приводить к заключению больного лица. При определении степени психического расстройства должна признаваться «определенная степень свободы усмотрения национальных органов власти; задачей Суда является рассмотрение решений этих властей в свете Конвенции» (Winterwerp v. Netherlands, параграф 40). Суд в деле Litwa v. Poland постановил, что применение заключения под стражу может быть оправданным только в том случае, если при этом рассматривалась возможность применения других, менее строгих мер и они были признаны недостаточными для защиты частного или публичного интереса ( 4 марта 2000 г., параграф 78). Иными словами, заключение должно быть обоснованным. И абсолютно необходимым (Varbanov v. Bulgaria, параграф 46) .
3. Правомерность длительного заключения зависит от продолжительности психических отклонений. В деле Johnson Суд выразил мнение, что «из заключения эксперта о том, что психическое отклонение, которое было основанием заключения больного в психиатрическую больницу, более не проявляется, автоматически не следует, что последний должен быть немедленно и безусловно освобожден». Суд также признал, что «ответственное лицо вправе в свете всех относящихся к делу обстоятельств и затрагиваемых интересов осуществлять аналогичную свободу усмотрения при решении вопроса о правомерности немедленного и абсолютного освобождения лица, которое более не страдает психическим расстройством, приведшим к заключению». Тем не менее лицо, уполномоченное применять задержание, является ответственным за размещение бывшего пациента в так называемом общежитии для недавно освобожденных, в случае если бывший пациент был освобожден с определенными условиями (Параграфы 61, 63 и 66).
Применение статьи 5(1)«e» ограничено. Принцип законности заключения под стражу распространяется как в отношении санкционирования, так и в отношении применения меры лишения свободы (Winterwerp v. Netherlands, параграф 39). В деле Ashingdane Суд признал, что существует «определенная связь между основанием допущенного ограничения свободы и местом, а также условиями содержания под стражей. В принципе, заключение лица, страдающего психическим расстройством, будет законным по смыслу статьи 5(1)«e» только в том случае, если оно было исполнено в больнице, клинике или ином учреждении, предназначенном для этой цели» (Ashingdane v. UK, 28 мая 1985 г., параграф 44; Aerts v. Belgium, 30 июля 1998 г., параграф 46).
Соблюдение процессуальной законности заключения под стражу возможно только при соблюдении следующих правил. Закон государства должен быть сформулирован с достаточной степенью точности (Sunday Times v. UK, 26 марта 1979 г., параграф 49). Так, в двух болгарских делах, где принудительная госпитализация была санкционирована прокурором, Суд установил, что национальное законодательство об ограничении свободы не соответствовало требованиям Конвенции, так как оно не содержало каких-либо норм, наделяющих прокуроров полномочиями заключения лиц в психиатрическую больницу с целью прохождения психиатрической экспертизы (Varbanov v. Bulgaria, параграфы 15, 50-53; Kepenerov v. Bulgaria, 31 июля 2003 г, параграф 33). Ответственное за задержание лицо должно соблюдать внутреннее законодательство. Дело Rakevich v. Russia представляет собой один из таких примеров (Rakevich v. Russia, 28 октября 2003 г., параграф 35).
Судебный контроль за заключением под стражу душевнобольных лиц. Статья 5(4) Конвенции закрепляет, что каждый, кто лишен свободы в результате заключения под стражу, имеет право на «безотлагательное» рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным.
Предварительно очень важно сказать несколько слов о так называемом «правиле инкорпорации» («incorporation rule») (Harris D.J., O’Boyle M., Warbrick C. Law of the European Convention on Human Rights. London, Dublin, Edinburgh: Butterworths, 1995. P. 151), поскольку данный феномен существует в российском законодательстве (Rakevich v. Russia, параграф 15). В России судебный контроль уже «инкорпорирован» в решение о принудительной госпитализации, что создает важную особенность: «По делам, где решение о лишении свободы принимается административным органом,… статья 5 § 4 обязывает Высокие Договаривающиеся Государства предоставлять заключенному лицу право на обращение в суд; но в статье нет ничего, что указывало бы на то, что такое же правило применяется, когда решение о заключении под стражу принимается судом в результате судебного разбирательства. В таком случае судебный контроль, необходимый в соответствии со статьей 5 § 4, уже имел место при принятии решения о госпитализации» (De Wilde, Ooms and Versyp v. Belgium, 18 ноября 1970 г., параграф 76).
Правило инкорпорации влечет два правовых последствия. Во-первых, где решение о заключении под стражу принимается судом, душевнобольной не имеет права на повторный судебный контроль за законностью решения о госпитализации. Во-вторых, правило инкорпорации означает также определенное совпадение между гарантиями нормы статьи 5(4), которая предписывает осуществление судебного контроля, и правила статьи 5(1)«e», в соответствии с которым «порядок, установленный в законе» может включать первоначальное решение суда о санкционировании заключения лица под стражу.
Прецедентное право Суда содержит ответы на три основных вопроса, которые встают при квалификации действий на соответствие статье 5(4).
1) Предмет контроля. Статья 5(4) не предоставляет право судебного контроля такого объема, что подменяло бы право усмотрения самого органа, принимающего решение. Контроль должен быть такого объема, которого было бы достаточно для дачи оценки соблюдения тех гарантий, которые являются существенными для установления законности в соответствии со статьей 5(1) (X v. UK, 5 ноября 1981, параграф 58; E v. Norway, 29 августа 1990 г., параграф 50). «Суд, осуществляющий контроль, должен проверить законность заключения под стражу на соответствие критериям, установленным в деле Winterwerp» (Ovey, White. P. 133). Поэтому, должна существовать возможность оспорить заключение по процессуальным и материальным основаниям.
В условиях чрезвычайных обстоятельств, когда принудительная госпитализация допускается до получения заключения медицинской экспертизы, объем судебного контроля будет значительно сужен в связи с тем, что лицо, ответственное за принудительную госпитализацию должно обладать более широким правом усмотрения (X v. UK, параграф 58).
2) Субъект и способ контроля. В деле X. v. UK закреплено, что в статье 5(4) слово «суд» не должно в обязательном порядке пониматься как судебный орган в его классическом значении, закрепленном в судебной системе страны. «Суд» должен обладать полномочиями на принятие решения относительно законности принудительной госпитализации, должен быть независимым, а также гарантировать судебный порядок разрешения спора (Там же, параграф 53; Weeks v. UK, 2 марта 1987 г., параграф 61.). Применительно к России данным ограном является районный суд.
Европейский Суд установил, что судопроизводство в соответствии со статьей 5(4) не обязательно должно обладать теми же признаками и предоставлять те же процессуальные гарантии, которые предусмотрены статьей 6(1) Конвенции для уголовных или гражданских дел. «Оно должно обладать судебными характеристиками и предоставлять гарантии, соответствующие виду лишения свободы в конкретном случае» (Niedbala v. Poland, 4 июля 2000 г., параграф 66; Winterwerp v. Netherlands, параграф 60; Megyeri v. Germany, 12 мая 1992 г., параграф 22). Право по собственной инициативе возбудить дело об оспаривании принудительной госпитализации является главной гарантией статьи 5(4) Конвенции. Закрепленное только за лечебным учреждением или органом государственной власти право на обращение в суд не является достаточным для соблюдения гарантии судебного контроля (Rakevich v. Russia, параграф 43).
Принцип равенства сторон (Nikolova v. Bulgaria, 25 марта 1999 г., параграф 59; Niedbala v. Poland, параграф 66) требует соблюдения нескольких гарантий: заявитель имеет право участия в судебном заседании, следовательно, должен быть надлежаще извещен о предстоящем слушании (Van der Leer v. Netherlands, 21 февраля 1990 г., Winterwerp v. Netherlands, параграф 60). Более того, в некоторых случаях с тем, чтобы гарантировать соблюдение принципа равенства сторон, необходимо предоставить заявителю право предстать перед судом одновременно с прокурором, чтобы первый имел возможность возразить на аргументы последнего (Kampanis v. Greece, 13 июля 1995 г., параграф 58). Отсутствие возможности представить аргументы устно или письменно, лично или через представителя влечет нарушение статьи 5(4) Конвенции (Sanchez-Reisse v. Switzerland, 21 октября 1986 г., параграф 51; Weeks v. UK, 2 марта 1987, параграф 66).
3) Время осуществления судебного контроля. Заявитель имеет право на обращение в суд с заявлением об оспаривании законности принудительной госпитализации во время первоначального заключения под стражу и в последствии с определенной периодичностью по мере возникновения новых фактов. Право заявителя на последующий судебный контроль является особенно важным в делах о принудительной госпитализации в связи с тем, что причины, «которые вначале оправдывали принудительное содержание, могут прекратить существование (Winterwerp v. Netherlands, параграф 55).
Объем словосочетания «безотлагательное рассмотрение судом» может быть определен только в свете общих требований к судопроизводству, включающих ведение судебного разбирательства без спешки, внимательно и учитывая все возможные детали (Ovey, White. P. 135). В случае отсутствия последних элементов можно констатировать нарушение статьи 5(4).
Большинство из указанных выше принципов Конвенции либо отсутствуют в российском законодательстве, либо не применяются в судебной практике. Это происходит не смотря на то, что вот уже 10 лет Конвенция является составной частью российской правовой системы, следовательно, обязательно к примененнию как она понимается в постановлениях Европейского суда по правам человека. Пленум Верховного суда РФ должен внести коррективы в судебную практику нижестоящих судов, чтобы защитить интересны недобровольно госпитализирцемых и предотвратить поток таких дел в Европейский суд по правам человека.
Цитата: "По юридической силе Конвенция находится между Конституцией, с одной стороны, и федеральными конституционными законами и федеральными законами, с другой стороны".
На каком основании делается такой вывод?
2. Сергей Скотников - 23.12.2008 19:16:40 E-mail: sss@macrules.ru
Думаю вывод такой делается из части 1 статьи 15 в совокупности с частью 4 статьи 15 Конституции РФ.
В соответствии с частью 1 статьи 17 Конституции РФ «В Российской Федерации признаются и гарантируются права и свободы человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с настоящей Конституцией».
То есть здесь нормы МП поставлены на первое место после КРФ.
А в случае противоречия между правовыми позициями КС РФ и ЕСПЧ что будем применять? Кстати, примеры уже есть.
Есть и прямые примеры противоречия между КРФ и нормами МП.
Например, в части права проводить публичные акции. В силу КРФ и ФЗ "О собраниях..." оно рапространяется только на граждан. В силу ЕКПЧ и других международных договоров реализация этого права не связывается с наличием гражданства.
Есть и др. примеры.
5. Сергей Скотников - 23.12.2008 23:24:50 E-mail: sss@macrules.ru
Я бы не стал столь категорично утверждать что часть 1 ст.17 КРФ ставит МП на первое место. Они перечислены наряду с КРФ и от места положения в предложении это не делает МП выше по юр. силе КРФ, если конечно брать не просто порядок слов в предложении, а увязывать с тем, что написано в части 1 ст 15 КРФ и части 4 ст 15 КРФ. Нормы МП по нашей Конституции не просто так вышепо юр. силе в отрыве от конкретных правоотношений, а Выше наших Законов только если регулируют теже правоотношения, что и рассматриваемые Законы РФ. Например, Соглашение о порядке приобретения гражданства РФ для граждан Казахастана, Киргизии и Беларуси должно применяться к ним (если они удовлетворяют его требованиям, конечно), а не наш Федеральный Закон о гражданстве РФ и те сотрудники ФМС, которые заставляют таковых граждан приобретать гражданство РФ по нашему внутреннему Закону №62-ФЗ нарушают часть 4 статьи 15 Конституции. Так что пока не вижу никаких противоречий в выводе Буркова А.Л.
6. Сергей Скотников - 23.12.2008 23:34:56 E-mail: sss@macrules.ru
В силу части 3 ст 62 КРФ
"3. Иностранные граждане и лица без гражданства пользуются в Российской Федерации правами и несут обязанности наравне с гражданами Российской Федерации, кроме случаев, установленных федеральным законом или международным договором Российской Федерации."
Есть отдельный Закон "О собраниях ИГ в РФ"? Наверное нет следовательно по той же Конституции РФ нормы МП выше Федерального Закона тем более, если для ИГ его (ФЗ) нет вообще. Так что и здесь не вижу противоречия с Конституцией РФ. Можно говорить о противоречии ФЗ нормам МП это другое дело. У нас полно ФЗ и ФКЗ, которые не только МП противоречат, но и Конституции РФ, да только у нашего КС не хватает честности для признания этого факта.
7. Антон Бурков - 24.12.2008 11:29:45
Роман, вывод сделан на основании анализа. Просто в эту краткую статью этот анализ не включен. Не об этом статья. Да и вообще этот вопрос спорный, на сегодня особого значения не имеет.
Рома, ты же сам говоришь в интервью ИА Сутяжник-пресс, что судьи вообще не применяют пока Конвенции, считая этот вопрос не юридическим, а политическим. Пока бы решить большую проблему, а потом уж все остальное.
